Каньон - Шефер Джек. Страница 16

Из жилища вышла женщина. Это была жена Желтой Луны. Она в сумерках заметила Медвежонка, может быть, улыбнулась про себя, вспоминая, как ее дожидались когда-то в сумерках молодые люди. Словно не замечая его, пошла по тропинке к ручью, потом возвратилась в жилище. Он ждал, и ему было еще страшнее. Вышла другая, помоложе, по летам почти что девочка и все же очень женственная. Пятнистая Черепаха. Она не смотрела в его сторону. Но, направляясь к ручью, прошла очень близко. Он протянул руку и дернул за край одежды.

Она остановилась, обернулась к нему. Он заговорил с трудом.

— Пятнистая Черепаха, — сказал он. — О Пятнистая Черепаха.

Она улыбнулась ему:

— Да, меня зовут Пятнистая Черепаха.

— Меня зовут Медвежонок.

— Я слышала. Я видела. — В сгущающихся сумерках она пристальнее посмотрела на него, и глаза расширились от изумленья. — Ты тот малыш, у кого луна в глазах. — Пораженный ее словами, он не мог говорить, и она заметила это по его лицу и опять улыбнулась ему. — Я видела тебя. Ты видел меня и не видел меня. Твои глаза были открыты только для старца. Я слышала, что говорил ты и что говорил он. Я та правнучка, что готовила ему похлебку. — Но удивление все не покидало его. Ее лицо опечалилось, и она заговорила опять. — Через семь дней после того, как ты уехал, он умер. Ночью начал метаться и кричать в большой тревоге, что подвел тебя. Он упал на спину, и в нем не осталось жизни.

Медвежонку больше не было страшно. Он мужчина и может говорить.

— О Пятнистая Черепаха, он не подвел меня. Ни в чем не подвел меня. — И тут слова хлынули потоком: — Я видел тебя. Я не знал, но я видел тебя. Через мои глаза ты проникла в мое сердце. Ты жила у меня в душе. Ты звала меня ночью во сне:

Теперь испугалась она. Молодые люди, в сумерках поджидавшие девушек, не говорили так, даже спустя много вечеров после первой встречи. Соблюдая обычай, они говорили лишь как друзья, о вещах, не касавшихся их лично, — о том, что случилось в деревне или на охоте, чтобы чувства, не называемые словами, росли постепенно, на протяжении многих недель или, возможно, многих месяцев. Она хотела уйти, но Медвежонок вцепился в ее одежду и не отпускал. Он все еще был под сильным впечатлением чуда, которое совершил старец даже после смерти, и слова рвались безудержно:

— Я не мальчик, чтобы стоять вечер за вечером в ожиданье, не давая исхода словам, что скопились в моем сердце. Четыре времени года искал я тебя по всему племени, и место, которое принадлежит мне, ожидает нас.

Она выдернула одежду из его руки и пошла в жилище. У входа остановилась и обернулась. В ее лице, наполовину освещенном светом очага, не было гнева. Оно было нежным, женственным и немножко испуганным.

Медвежонок стоял во мгле, и ему было стыдно. Лишь поздно ночью он тихонько скользнул на свое ложе в жилище Белого Волка:

Обычаи. Есть обычаи, которые соединяют навсегда и повсеместно. Есть обычаи трапезы, сна и одежды, охоты и тропы войны, обычаи, как говорить мужчине с мужчиной и мужчине с женщиной, обычаи заключения брака и соединения двух в одно ради начала новой семьи. Это хорошие обычаи. Благодаря им повседневное существование обретает основу, а жизнь — смысл. Но иногда они кажутся бессмысленными человеку странному, не такому, как все. Кто он, чтобы решать, которые из них хороши, которые — глупы? Кто он, чтобы думать, что их надо отбросить ради утоления его желаний?

— Мой друг, не пойдешь ли ты в жилище Желтой Луны и не поговоришь ли за меня согласно обычаю? Не скажешь ли ты, что я хочу взять в жены его сестру?

— Какие подарки ты пошлешь со мной? Желтая Лупа — сильный охотник. Сестра дорога его сердцу. Много молодых людей поджидало ее вечерними сумерками, но она не посмотрела на них благосклонно.

— У меня нет подарков.

— Разве у тебя нет семьи, нет родных, чтобы они вместе собрали тебе подарки? На запад отсюда есть маленькая деревня, и в этой деревне есть человек по имени Сильная Левая Рука. Он отдаст много лошадей, и много доброго оружия, и много чудесных одеяний ради своего приемного сына, так же как ради собственных сыновей, ибо он человек справедливый. У него два сына, оба храбрые воины. Они пойдут тропою войны и будут неутомимы в пути ради того, чтоб добыть лошадей для своего названого брата, который рос вместе с ними и делил с ними тепло очага. Но Сильная Левая Рука — не родной отец. Его сыновья — не родные братья. Отчего же должен человек брать у других то, что не сможет вернуть, когда придет нужда?..

— Все равно нет у меня подарков.

— Но должны быть подарки. Я дам тебе, что смогу. Я поговорю с родственниками.

— Ты не отец мне. Мой отец умер. Я взял бы лишь у родного отца.

— Но должны быть подарки, вещи, которые служили бы знаком.

— У меня есть пятнистый пони. У меня есть копье, и его острие смерти — нож с железным лезвием, который знал руку старца, ее прадеда, Стоящего Всю Ночь.

— Лучше вовсе не ходить, нежели ходить с одним пони и с одним копьем, пусть даже с таким.

— Мой друг, я прошу об этом, как один мужчина просит другого, с кем делит кров.

— Много ли удач на твоем счету?

— Когда у меня не было лошади, а кость правой ноги была сломана, то, пользуясь копьем как палкой для ходьбы, я убил старого быка, предводителя стада.

— Это хорошо.

— Катаясь по земле, я держал нож в руке, и огромные когти терзали мое тело, и я убил кугуара, того, что пьет кровь в горах.

— Это очень хорошо. А есть ли на твоем счету удачи, добытые над врагами твоего племени?

— На моем счету нет таких удач.

Безусловно, это странный человек, у которого есть цель, но нет средств для достижения этой цели. Он не ищет чести, как должны искать чести все мужчины. Надо, чтобы он остался здесь и скопил богатство. Женщины моей семьи сошьют для него одеяние из шкур бизонов, которых он убьет. Надо, чтобы он пошел тропою войны и привел лошадей. На все это есть время. К чему спешить?.. И все же: Он сильный охотник. В нашем жилище больше мяса, чем когда-либо прежде. Мы свободно раздаем его. И в этом страннике есть какое-то притягательное спокойствие. Когда он курит и передает трубку, с ней передается и глубокое уважение мужчины к мужчине. Девушка посмотрела на него с благосклонностью. Вся деревня знает — вся деревня всегда знает все — он четыре раза дергал за край ее одежды и четыре раза она ненадолго останавливалась, чтобы поговорить с ним. Может, не такой, как все, и судьбу имеет не такую, как все:

— Мой друг, я пойду и буду говорить за тебя.

Белый Волк вел пятнистого пони, а в сухой левой руке держал копье. Он привязал пони перед жилищем Желтой Луны, воткнул копье острием в землю и ушел.

Жена Желтой Луны, стоя у входа, кликнула, и дети сбежались к ней. Она сказала что-то, и они бросились врассыпную в другие жилища, а некоторые бежали за деревню искать мужчин, которых не было дома. Она развела чуть в сторонке костер и принялась готовить пищу.

В жилище собрались родственники Желтой Луны и его жены. Они ели, и беседовали, и думали, и опять беседовали. Всю остальную часть дня они так и ели, и думали, и беседовали вместе. Наконец заговорил Желтая Луна, другие молча слушали.

Он окончил. Отец его жены поднялся и вышел. Отвязал пони. Выдернул копье из земли. Погнал пони перед собой к жилищу Белого Волка. Положил копье на землю и пошел прочь. Он принес известие: свадьбы не будет.

Отец жены Желтой Луны остановился и снова повернул. Он шел по деревне как человек, который наслаждается вечерним воздухом. Свернул к жилищу Белого Волка как человек, который только что вспомнил, что тут живет его приятель. Вошел и сделал шаг вправо. Сейчас он не посланец, а гость, зашел потолковать, обменяться деревенскими новостями.

Белый Волк сидел на своем ложе. Медвежонок сидел на своем ложе справа, упираясь подбородком в грудь. Тесть Желтой Луны не смотрел на Медвежонка, сидя на том месте, которое указал ему слева от себя Белый Волк, который набил трубку, зажег, попыхал и передал ему. Гость закурил, потом сказал: