Холоднее льда - Шеффилд Чарльз. Страница 24

Как Джон мог объяснить им всем, что не знал, что делает? Как всегда в экстремальных ситуациях, какая-то другая часть его разума, похоже, брала на себя руководство всеми его действиями. Его спросят, как он себя чувствовал, как это было для него, когда он преследовал платформу. Разве они могли понять, что этот инцидент словно бы происходил с кем-то другим? Джон помнил все подробности, но это было все равно, что смотреть в телескоп не с того конца. Подробности были четкими, но очень-очень далекими.

Джон повернулся и посмотрел вниз по холму. Возможно, все совсем не обязательно должно было произойти именно так. Люди, что спешили вверх по холму, сосредоточивали все свое внимание на горящей платформе и ее пострадавшей команде. Они совершенно не замечали скромно одетого мужчину, прислонившегося к затененной стене.

Джон подождал еще минуту, пока пара десятков людей его не миновала; затем он тихо пошел вниз по улице к главному проспекту. Там по-прежнему проплывали платформы, колоссальные и невероятно цветастые. Люди радовались так, как будто на холме позади них ничего не произошло.

Джон смешался с толпой и испытал невероятное облегчение.

Прошло два часа, прежде чем Джон прибыл к зданию киностудии, до смерти утомленный, но зверски голодный.

Это проблемы не составляло. Здесь не следовало беспокоиться о том, что опоздаешь на обед. Джон смыл с лица грязь и копоть, осмотрел обожженные ладони и зашел в пустынную столовую. Там он взял себе суши, сливы, бобовый творог и отнес их к своему столику.

Джону пришлось признать одну очевидную истину. После многих лет на плавучих базах жизненный стиль Пунта-Аренаса оказался для него настоящим шоком. Сперва Джон подумал, что это специфично для киностудии, но теперь он подозревал, что это было верно повсюду; никаких специальных часов для принятия пищи, круглосуточный шум и одеяния настолько странные, что все здесь казались облаченными в театральные костюмы.

Теперь, когда он об этом задумался, Джон вдруг понял, что никто во всем Аренасе еще ни разу не спросил у него документов. И это было еще не самое худшее. Сегодня он приковылял домой в рваной и черной от копоти одежде, с обожженным лицом и опаленными волосами — мимо сотен людей. Каждую секунду Джон ожидал, что его остановят и начнут расспрашивать. Но никто даже его не заметил. В этом мире его растрепанная наружность была все равно достаточно тусклой, чтобы не привлекать внимания.

Джон вернулся к раздаче за второй порцией. Пока он ел, устало клюя носом над тарелкой, ему пришло в голову, что усвоенный сегодня урок следует применить где-то еще. Чтобы оказаться в Пунта-Аренасе эффективным, ему требовалось действовать по-другому. В стиле киностудии. В стиле Нелл Коттер.

«Даже в штабе СГОМ?» — спросил он себя.

Черт побери, почему нет? Джон уже не видел, что он такого может при этом потерять.

Ему было велено вернуться в Админ-центр СГОМ к восьми утра. Джон спокойно проспал до десяти, а затем навестил костюмный отдел киностудии. Подобранная им форма была впечатляющей в своей двусмысленной, но неспецифичной убедительности. Джон добавил короткий плащ и плотную шапочку в форме колокольчика с белым кончиком, изучил себя в зеркале и содрогнулся.

Все дело было именно в шапочке. Джон Перри смотрелся как военный дезертир из претенциозного пропагандистского фильма.

Под моросящим дождем Джон пустился по почти пустынным улицам Пунта-Аренаса и обнаружил, что немногие люди, мимо которых он проходил, совершенно его не замечают. В бледном свете они выглядели бесцветными и усталыми. Все по-прежнему восстанавливались после ночи открытия Летнего фестиваля.

Охранники у Админ-центра СГОМ тоже были не в лучшем состоянии. Они только кивнули, когда Джон прошел мимо них, заговорщически шепнув: «Доброе утро». Он добрался до верхнего этажа и канцелярии замминистра, после чего без стука туда вошел.

— Мне назначено. Лосада здесь?

— Он вас ожидает? — Секретарша неуверенно изучала его наряд.

— Да. — Никакого объяснения. Мимо стола секретарши Джон прошел к двери из матированного стекла со вставкой из рубиновых букв:

МАНУЭЛЬ ЛОСАДА.

— Ваша фамилия? — поинтересовалась секретарша, когда Джон уже взялся за ручку двери.

— Перри. — Он ответил надменно, через плечо, уже проходя в дверь.

Внутренний кабинет был огромен, освещенный небом и заполненный колючими горшечными растениями. Они образовывали проход, который вел к столу для совещаний, за которым располагался еще один стол — чудовищный колосс из южного красного дерева. За этим столом, уменьшенный им до габаритов гнома, сидел низкорослый темноволосый мужчина. Таращась на экран компьютера, он что-то бормотал себе под нос. Прошло по меньшей мере пятнадцать секунд, прежде чем он крутанулся в кресле и внимательно оглядел Джона с ног до головы.

— Слушаю вас? — Голос Лосады оказался неожиданно глубоким и сильным.

Джон посмотрел на сморщенное, похожее на черносливину лицо, заглянул в холодные темные глаза — и понял, что концерт закончен. Он был специалистом-исследователем низшего ранга в кабинете замминистра. Джон снял свою смехотворную шапочку и выскользнул из плаща.

— Меня зовут Джон Перри. Я прилетел сюда с базы номер четырнадцать Тихоантарктики, чтобы увидеться с вами.

— В самом деле? И при этом вы одеваетесь как главный обормот в Руританском военно-морском флоте?

— Это просто чтобы сюда попасть.

— Что вам с успехом и удалось. Эти охранники — просто пустая трата денег. Они ни хрена не делают. По-моему, они бы запросто могли забрести сюда и ненароком меня пристрелить, — Лосада не казался слишком взволнованным. Он кивнул Джону на стул и встал. — Садитесь. Вы должны были появиться здесь пять суток тому назад.

— Я был здесь, сэр. Но не мог вписаться в ваш график.

— Теперь вы в него вписались. На десять минут. Сказал вам кто-нибудь на Тихоантарктике, зачем вы здесь?

— Нет, сэр. Они сказали, что не могут.

— Трусливые ублюдки. «Не хотят» куда больше похоже на правду. Ладно, давайте уберем с дороги плохие новости, — Лосада стоял спиной к Джону, вытаскивая мертвые желтые листья из-под колючего куста. — У вас больше нет исследовательского проекта, Перри. Пять суток тому назад финансирование работы вашего погружаемого аппарата на Тихоантарктике-четырнадцать было прекращено.

Лосада развернулся.

— Не я инициировал эту акцию. Это пришло сверху, с уровня выше министерского. Я говорю вам это не с тем, чтобы вы знали, что не я подкладываю вам свинью, а просто чтобы вы поняли: спорить со мной по этому поводу — пустая трата времени. Но я отвечу на ваши вопросы.

Вопросы. У Джона не было никаких вопросов — только горечь, потрясение и глубокий гнев. Финансирование прекращено. Работа погружаемого аппарата свернута. Программа исследования гидротермальных отдушин, которая была его страстью с тех пор, как он закончил формальную подготовку, пропала, обрезанная взмахом бюрократического пера. Ничего удивительного, что в штабе СГОМ с ним обращались как с полным ничтожеством.

— Ваше время идет. — Низкий голос ворвался в его транс. — У вас есть вопросы?

— Мне казалось, я делаю по-настоящему хорошую работу.

— Это не вопрос. Впрочем, согласно всем рапортам, так оно и было, — Лосада махнул рукой в сторону монитора на столе. — Первоклассная работа, Перри. Прочтите ее оценки, если хотите. Только не в мое время.

— Отменены ли еще какие-то проекты по погружению?

— Нет.

— Тогда почему именно я и мой проект?

Впервые на лице Лосады появился намек на сочувствие.

— Если вам от этого станет легче, данное решение не является следствием претензий лично к вам. Ваш проект стал жертвой грязных махинаций береговых политиков. Еще вопросы?

— Если моя работа прекращена, что будет со мной?

— Именно это я и имел в виду под политикой. Вот почему я сделал так, чтобы вы прилетели сюда. Вы получили плохие новости. Теперь давайте поговорим, и я расскажу вам, как все для вас еще может повернуться в лучшую сторону. Гораздо лучшую, если вы все сделаете верно. У штаба СГОМ есть заявка относительно гидротермальной отдушины на Европе.