Меньше, чем смерть - Шегало Наталья. Страница 5

Сова заглянула в файлы с изображениями. Фотографий правителя Тонатоса нашлось огромное количество. Проблема, однако, была в том, что среди этих лиц не было двух одинаковых. Каждый снимок, каждая голограмма были получены с уверениями, что именно на них – Симаргл, лорд Тонатоса. Портреты правителя поступали по самым разным каналам: от агентурной сети, которую Орден, как ни странно, умудрился завести на Тонатосе; от авантюристов разных мастей, продающих и покупающих информацию, как товар; от уголовников, которые хотели продемонстрировать жест доброй воли в общении со следствием. В конце отчета Сова обнаружила приписку аналитика: «Есть все основания полагать, что Тонатос проводит целенаправленную политику по фальсификации данных о внешности правителя».

При всем этом формально Тонатос не был наглухо изолированным миром. На планете были два современных порта, когда-то принадлежавших Федерации, но затем национализированных правительством Тонатоса. Регулярное пассажирское и грузовое сообщение связывало их с большинством крупных портов мира. Так что благонадежные граждане могли беспрепятственно прибывать на планету и покидать ее. Однако прибывшим следовало получить визу прямо в порту. Сложно было представить, как при таком активном движении транспорта местные пираты отличают грузы, не принадлежащие правительству их планеты. Видимо, ведомство, что снабжало их сведениями, должно было каждый раз выдавать нечто вроде патента на право ограбить конкретный рейс, а заодно вести учет судов, нападать на которые запрещалось.

Для почетных жуликов Федерации Тонатос был землей обетованной, дававшей полную и безусловную амнистию и гражданство с правом свободного поселения. Забавно, что при таком благодушном всепрощении преступных грехов на стороне, законодательство самого Тонатоса, по мнению экспертов, отличалось суровостью по отношению к преступлениям, совершенным на планете. Корпоративный закон преступного мира запрещал грабить и обманывать «своих», грозя ослушникам архаичным правежом [3] и долговыми тюрьмами. Самым же страшным наказанием был остракизм – изгнание, фактически означавшее для приговоренного выдачу федеральным властям. Смертная казнь формально была отменена, но на практике еще существовала – как личный приговор лорда Тонатоса.

Для федеральных властей планета была костью в горле. Аннексия Тонатоса исключалась: орбитальный щит служил достаточной гарантией его суверенитета. Брать планету штурмом было опасно. Без кода доступа нечего было и думать высадить десант на поверхность. Пущенные для проверки щитовой мощности беспилотные корабли были беспощадно расстреляны без всяких объяснений и переговоров. Тонатос имел собственную локальную навигационную систему с кодированным доступом во внутри-орбитальное пространство. Агенты докладывали, что за разработку этой системы лорд Тонатоса через подставных лиц заплатил астрономическую сумму одному из ведущих математических институтов Земли. Базу института распотрошили, но ничего не нашли – Тонатос умел прятать концы в воду. Нарушение орбитальной границы планеты грозило перерасти в полномасштабную войну, решиться на которую федеральный Парламент мог под давлением исключительных обстоятельств. Боевой глас Ордена в Парламенте тонул в шуме осторожных голосов. Эту осторожность Тонатосу приходилось покупать.

Кость в горле застряла крепко. Для Ордена Тонатос был делом чести, долга и профессионализма. И застарелого неудовлетворенного чувства мести. Последние пятьдесят лет Орден регулярно засылал на мятежную планету своих агентов и также регулярно получал их обратно. Иногда даже живыми. Сова поежилась – перспектива вернуться назад в виде праха в опечатанной урне отрезвляла (утилизация покойников на Тонатосе по религиозным соображениям предусматривала кремацию).

Попытки внедрения проваливались. Агентурная сеть работала фактически под колпаком министерства безопасности Тонатоса и периодически сливала разведцентру Ордена откровенную дезинформацию. В остальном агенты коллекционировали сведения об уголовных делах, которым не суждено было оказаться в федеральном суде.

Иногда, правда, случались и удачи – Орден добывал информацию в нужный момент и оказывался в нужном месте, чтобы предотвратить очередное пиратское нападение, перехватить какой-нибудь транш или арестовать одного из мафиози, опрометчиво покинувшего планету. После таких удач Тонатос последовательно наносил удар по агентурной сети Ордена, обычно по самой ее верхушке, так что все приходилось начинать сначала.

Экономическая блокада планеты эффекта не приносила. Безопаснее было торговать с Тонатосом, чем заставлять его брать силой то, что ему не хотели продавать. Удобное расположение на пересечении торговых трасс позволяло пиратам нападать на медлительные грузовые баржи и скрываться на планете раньше, чем федеральный патруль успевал примчаться на сигнал «SOS», посланный ограбленной жертвой. В обмен на снятие блокады Тонатос любезно сокращал налеты, и потому блокада то снималась, то устанавливалась вновь, то опять снималась. Неизменными оставались ограничения на поставки оружия, делящихся материалов и высоких технологий. В пику этим запретам на остаточных ресурсах разоренных шахт Тонатос построил современный завод по обогащению оружейного урана, а также вел геологические изыскания новых месторождений. К тому же он активно переманивал в свои лаборатории научные кадры и платил за высокие технологии в два-три раза больше других заказчиков. Так что и это эмбарго уже не казалось Ордену особо эффективным.

Сова заставила себя отползти от компьютера, когда почувствовала, что она уже не читает о Тонатосе, а смотрит о нем свой собственный сон. Следовало как следует выспаться. Прибытие на место было намечено на раннее утро. Сова стянула с себя китель, избавилась от ботинок и с наслаждением завернулась в каютный термококон.

Глава 2

Конфликт интересов

Крейсер лег в дрейф на внешней орбите Тонатоса. За время перелета на левом борту «Водолея» техники нарисовали герб Ордена. Сова вошла в истребительный отсек, окинула тоскливым взглядом четыре квадратных метра испачканной поверхности своего корабля, но промолчала Краски, не успевшие еще облупиться под воздействием космических излучений, крикливо оповещали весь мир о принадлежности судна флоту Ордена. Но вместо того чтобы приобрести грозный вид боевого истребителя, чьи игольчатые силуэты пугали бы в пространстве мирных обывателей, «Водолей» со своими мягкими контурами туристической яхты стал вдруг похож на пузатый транспорт торговца. Величественная геральдика смотрелась на нем не лучше пошлой рекламы зубной пасты. Не хватало только какого-нибудь глупого слогана вроде «Ваши зубы – в ваших руках!» Внутри корабля тоже обнаружились следы чужого пристрастия к порядку: рубка была вычищена, как перед парадом.

Навязанная чистота мешала Сове сосредоточиться. Усевшись в кресло, она тут же принялась воссоздавать вокруг себя привычную атмосферу легкого хаоса, но занятие это скоро пришлось прекратить: в истребительный отсек прибыл руководитель операции и ее непосредственный начальник. Пришлось выйти к внешнему люку «Водолея», чтобы приветствовать старшего по званию и рапортовать о готовности корабля к старту. Званием, должностью, знаками отличия и даже выцветшими погонами полковник Мезозойский пытался исторгнуть из себя такую командирскую строгость и авторитет, что в тесном истребительном отсеке стало невпроворот от его присутствия. Сопровождающим полковника офицерам пришлось попятиться, освобождая Сове пространство для важного и ответственного маневра – воинского приветствия.

Накануне Сова успела заглянуть и в официальное досье своего нового начальника. Теперь ей было известно, что полковник сделал карьеру на службе дипломатической, а не военной; что он, так же как и она, в боевых действиях ни разу не участвовал и награды имеет не за пролитую кровь, а за успешные дипмиссии до, после или вместо кровопролития. И выцветшие погоны полковника Мезозойского, которыми по праву щеголяли боевые части, и бритый череп с едва отросшей щетиной служили высокой цели – являть окружающим образ боевого офицера, каковым полковник никогда не был. Да и не послали бы боевого офицера на такие переговоры. Эти погоны не давали Сове покоя. Она мгновенно прониклась антипатией к их обладателю.