Меньше, чем смерть - Шегало Наталья. Страница 67

Глава 15

Тест на выживаемость

Домашнее животное должно быть тихим, спокойным и не приносить хлопот хозяину. Например, чучело совы.

Анекдот

В темноте он нащупал дверную ручку. Холодный металл коснулся кожи – только тогда он заметил, что забыл сменить перчатки. Правая осталась на арене, левая до сих пор защищала руку от чужих взглядов. Никто не решился напомнить ему об этом. Он снял вторую перчатку и бросил на пороге. От того, что он собирался сделать, перчатки не защищают.

Она спала. Стоя в дверях, он слышал ее ровное нечастое дыхание. Она спала глубоким, мертвым сном без сновидений, забыв обо всем на свете: о пережитой близости смерти, о заляпанной кровью рубашке, брошенной тут же, у кровати, о незапертой двери, о постоянной угрозе своей жизни. И даже о том, что в одном дворце с нею есть он, не способный заснуть, не покарав. Ему было знакомо это состояние полуобморока после арены. Он сам когда-то пережил обманчивую эйфорию всевластия, за которой следует неизбежная расплата: чудовищная усталость после нервного перенапряжения – и умственного, и эмоционального. Он пережил – и выжил после этого. Жаль, что не выживет она.

Он рассматривал ее так, будто хотел запомнить навсегда. Впрочем, он никогда ничего не забывал – его создатели позаботились о совершенстве его памяти. Но он любовался ею как идеальным произведением искусства – генетического искусства землян, методично отшлифованным Орденом. Опытным, завистливым взглядом коллекционера, лишенного возможности украсить этим экспонатом свое собрание шедевров.

Земляне… Поразительная древняя нация, не подвластная разложению. Интеллектуальная элита Федерации, несущая в себе какую-то скрытую варварскую силу полукровок. С первобытным упрямством, с животным желанием жить, с высоколобым сознанием своего высшего предназначения. Нация бунтарей, взрывающих любое общество, куда их заносит нелегкая. Нация, породившая науку, не признающую ограничений, искусство, не признающее канонов, общество, не признающее власть, и власть, не признающую пределов. Чего стоят в сравнении с этим изнеженная утонченность киферонцев, мрачное упорство Ордена, мелочная расчетливость торговцев Скорпиона? Даже в самом неудачном творении землян больше жизни, чем в лучших представителях иных рас, как будто даже случайное несовершенство их созданий заставляет лучше понимать недостижимый идеал.

Он нес в своих генах то же наследие Земли. И это наследие протестовало против уничтожения себе подобных.

Он подходил медленно, задерживая каждый шаг. Он знал: она почувствует его присутствие и проснется, и оттягивал момент ее расставания со сном. Или, может, лучше так, во, сне? Пусть она еще не успеет покинуть тот мир, пусть уже не вернется в этот.

Он нащупал рукоять кинжала и сделал последний шаг.

Поздно.

Она просыпалась.

Да, он здорово ее напугал. Она скатилась с кровати, выставляя вокруг себя такой плотный уровень защиты от его ментальной атаки, который не пробить и десятерым. О, Анхра [8], где же ее логика?! С поразительной беспечностью забыть запереть дверь во дворце, где произошло больше убийств, чем волос на ее глупой упрямой голове, где каждый метр натертого паркета пропитан чьей-то кровью, пролитой по его приказу, а теперь стоять, кутаясь в энергетический кокон, суетливо шарить по столу в поисках браслета высшей защиты – излюбленного оборонительного щита Ордена.

Браслет не спасает от кинжала.

Она стояла слишком близко, прямо перед ним. С такого расстояния он чувствовал даже ее пульс! Бешено колотящееся сердце… Сонную артерию в вырезе белой рубашки…

Страх жертвы пьянит хищника.

Рука послушно выполняла задуманное. Кинжал выскользнул из-под одежды. Парализующая волна чужого ужаса хлестнула по лицу, но остановить уже не могла. Он целился в сердце. И в следующее мгновение…

Темнота вспыхнула фиолетовым заревом и видимый мир исчез!

Сова сделала то, что было строжайше запрещено Магистром. Она открыла свой самый опасный, бесконечный, не имеющий дна канал. В состоянии боевого транса, в плотном защитном коконе, в вязкой его густоте время скупо отсчитало секунду.

Острие кинжала застыло в паре сантиметров от ее груди. Черная пасть воронки потянулась к тому, что было ближе всего – к стали клинка. Металл послушно потек навстречу, плавясь в фиолетовых лучах.

Но рука, сжимающая рукоять, не отпускала. Рука держала кинжал мертвой хваткой, не в силах нанести последнего удара, не в силах отдернуть оружие назад или оторваться от него.

Секунда…

Он должен был остановиться. Канал парализует насмерть. Попавшему в эпицентр воронки жизни остается на пару мгновений. Лишь однажды Магистр рискнул показать Сове, что происходит с живым существом в мощном потоке чужой этому миру энергии. От того эксперимента остался лишь вялый трупик лабораторной обезьяны и первый дикий ужас осознания себя убийцей.

Он должен был остановиться.

Но он двигался.

Медленно, словно в невесомости, где все движения плавны и мягки, его левая рука двинулась к горлу Совы. В тягучем безвременье эта рука преодолевала оставшиеся сантиметры так неторопливо, словно несла не смерть, а ласку. И на бледной белизне раскрытой ладони отчетливо чернела странная надпись: «3256ПЗЛ117».

Секунда…

Правая рука с зажатой рукоятью от исчезнувшего клинка все еще искала сердце. Он не мог остановить удар, он должен был закончить начатое. Но энергия, вложенная в движение, стремительно покидала тело. Словно пересиливая сопротивление вдруг ставшего твердым воздуха, он еще пытался дотянуться до цели сквозь застывший фиолетовый сумрак, но темный силуэт его жертвы почему-то не приближался ни на йоту.

Сове некуда было отступать – воронка канала за спиной жадно глотала все живое и неживое, подчистую высасывая энергию из окружающего пространства. Сова могла шагнуть внутрь канала и вернуться, но ведь Симаргл пойдет вслед за ней. Его не остановить. Канал убьет его как убил лабораторную обезьяну. Каналу безразлично все живое, что попадает в его леденящий поток.

Секунда…

Левая рука дотянулась наконец до горла и сжала его слабой, вымученной хваткой. Биение ее пульса под пальцами передавалось теперь его собственному телу. Лишенная жала рукоять клинка ткнулась в ребра. Сова покачнулась, увлекая Симаргла за собой, в пустую бесконечность…

Миг она еще колебалась.

Вялый трупик обезьяны…

Канал с ослепительной вспышкой захлопнулся перед ней.

Этого нельзя было делать. Не так быстро, не так резко.

Время рванулось вперед.

Энергетический поток, только что стремительно несшийся в одну сторону, встретил непреодолимое препятствие, и его волна, смывая все на своем пути, хлынула обратно. И без того искаженное пространство окончательно взбесилось. Сову швырнуло назад. Пальцы Симаргла сорвались с ее шеи, сдирая кожу. Сова с размаху врезалась в стену и со стоном сползла вниз. Симаргла, попавшего в эпицентр взрыва, отбросило в другую сторону. Загрохотала сносимая взрывной волной мебель. Что-то обрушилось с потолка и вдребезги разлетелось по полу. В лицо ударило обжигающе холодным воздухом. Вырвавшийся пар выдоха обжег губы. Боль впилась в затылок, стеганула по позвоночнику, ломая сопротивление тела. Сова зашипела сквозь зубы и закрыла голову руками.

Через пару минут приступ прошел. Она попыталась сесть, нащупала руками покрытую инеем стенку и с каким-то новым недоверием к собственным ощущениям осознала, что до сих пор жива.

Симаргл тоже был жив. Даже на расстоянии она слышала, как неровно и тяжело он дышит. Он зашевелился в темноте, видимо, устраиваясь поудобнее, и долго восстанавливал дыхание.

В промерзшей насквозь комнате висела тишина. Никто не планировал разговор.

– В тебе есть все задатки наемного убийцы, – отдышавшись, хрипло заметил он.

вернуться

8

Анхра-Майнью (в «Авесте» – Ангро-майнью (др. – иран.). Ахраманью – злой или враждебный дух, среднеперсидский Ахриман, у греческих авторов – Ареиманиос, Ариман и др.), в древнеиранских дуалистических религиях, в зороастризме, у парсов – глава злых божеств и олицетворение злого начала, творец всего дурного (смерти, болезни, зимы, иссушающего зноя, вредных и хищных животных и т. д.).