Меньше, чем смерть - Шегало Наталья. Страница 73

– Как вы думаете, есть между ними что-то общее? – спросила она. – Ваш институт всегда сотрудничал с Центром рождаемости. Я понимаю, что обычным двадцатизначным кодом шифруются типовые серии. Но ведь были и экспериментальные выпуски. Земля всегда пыталась сделать из человека что-то большее. Возможно, их код более короткий?

– Наоборот, их код более длинный.

– Никогда не, видела.

– И не увидите. Этих кодов нет в открытой базе данных. Но вы правы, какая-то земная логика в этом есть. Мне было бы гораздо проще сказать вам, кем по происхождению является носитель этого кода, если бы у меня была его ДНК для анализа. Тогда бы я смог безошибочно определить, откуда пошла генетическая линия конкретного организма.

Сова кисло усмехнулась. Жаль, что ей не удалось исцарапать лорда Тонатоса. Он-то предусмотрительно позаботился ободрать ей шею и раздобыть таким образом материал для исследования. Оставалось надеяться, что Симаргл будет искать в ее клетках лишь то, что его интересует – химический препарат, блокирующий действие наркотиков при допросе.

– Более короткий код, – продолжал тем временем доктор Гауфман, – может свидетельствовать о том, что серия новая. Если вы правы, и первые четыре цифры действительно указывают на год, то для землян двести лет – это мизерный срок. Даже самые новые наши серии берут начало в двадцать втором веке. Но наши разработки активно пытались повторить и на других планетах. Возможно, этот код – не земного происхождения.

– Возможно, – кивнула Сова. – Но все-таки, если предположить, что двести лет назад существовала какая-то специальная серия с выдающимися свойствами…

Сова вдруг поймала на себе странный взгляд: доктор Гауфман смотрел на нее с каким-то новым насмешливым торжеством.

– Орден хочет проверить, что мне известно о проекте «Колыбель»? – вдруг поинтересовался он.

Она моргнула от неожиданности, но промолчала.

– Если у Ордена есть необходимость воспользоваться тем, что мне известно, вы могли бы задать прямой вопрос, а не устраивать мне экзамен на лояльность. В моей лаборатории – ваш человек? Я догадывался об этом! В конце концов, я знал, на что шел! Я знал, на кого мне придется работать! Я честно выполнял все взятые на себя обязательства, но стоило мне заняться чем-то своим, как вы начинаете вставлять мне палки в колеса? Я что, должен докладывать вам о любой идее, которая пришла мне в голову? Я отказываюсь! Я решительно отказываюсь от такого уровня сотрудничества. Да, я пытаюсь восстановить этот бесследно утраченный опыт. Но я пока лишь в самом начале. Я не потерплю вашего круглосуточного надзора – мне легче будет бросить все это к чертовой матери!

Доктор Гауфман разошелся не на шутку. Сова совершенно неожиданно оказалась в бурном потоке чужих вопросов, фактов и эмоций. Интересно, о чем таком важном она случайно спросила, что спровоцировала такой ответ? Неужели фраза о выдающихся способностях произвела столь взрывной эффект? Обычный человек в таких случаях испытывает недоумение и спешит поскорее разуверить собеседника в его заблуждении. Но Сова уже лет шесть как не была обычным человеком – во всех значениях этого слова. И вместо естественного желания прерывать непонятные речи успела приобрести похвальную способность выслушивать их до самого конца.

Доктор Гауфман выплеснул на нее свое справедливое негодование и с удовлетворением откинулся на спинку кресла. Сова молча разглядывала нарисованный на клочке бумаги шифр. Проект «Колыбель». Эти слова ей пока ничего не говорили. Но это только «пока». Она перевела взгляд на собеседника и, наконец, впервые позволила себе торжествующе улыбнуться.

Доктор Гауфман все понял: и то, что он проговорился, и то, что Сова из его кабинета теперь ни за что не уйдет, пока не услышит полную версию событий двухсотлетней давности.

– Итак, доктор, этот код связан с проектом «Колыбель», – начала она.

Он насупленно молчал. Ну что ж, сделку следовало все-таки озвучить.

– Доктор, у меня нет ни малейшего желания вмешиваться в ваши исследования. Тем более, доносить о том, что мне случайно стало известно при нашей неофициальной беседе. Я действую не по заданию Ордена и поэтому так же заинтересована в конфиденциальности нашего разговора, как и вы. Вы можете оказать очень нужную мне услугу. Я же, в свою очередь, попробую достать для вас ДНК носителя этого кода, раз вы, как я понимаю, интересуетесь проектом «Колыбель».

Его не пришлось долго уговаривать: землянин за ценный генетический материал душу продаст кому угодно. А Сова – еще не самый худший покупатель.

– Я не уверен, что этот код связан с проектом «Колыбель», – после некоторого молчания, неохотно, но уже более мирно признался доктор. – Но предположить такое вполне можно. Во-первых, время – чуть больше двухсот лет назад. Планета взорвалась в 3286 году.

– Какая планета? – вырвалось у Совы.

Доктор Гауфман понял, как он продешевил: Сова не знала ничего. Он вздохнул.

– Планета «Колыбель», – с какой-то тоской в голосе пояснил он. – Почти триста лет назад один из филиалов Центра рождаемости Земли начал проект по созданию так называемого «гена гениальности». Филиал собрал под свое крыло многих авантюристов от науки. Их преимущественно интересовали мутации качеств «сверх» человеческой нормы. Они получили от Центра отличную коллекцию генетических линий, но поскольку проект был засекречен, едва ли они стали кодировать свои серии обычным кодом. Логично предположить, что кодирование началось заново. Проект просуществовал около ста лет. За этот срок, скорее всего, было получено около трех поколений. А значит, код не мог быть длинным. Я думаю, что два знака после года: «ПЗ» – это поколение номер «три». Дата рождения вполне укладывается в нужный временной период.

– А оставшиеся? – нетерпеливо спросила она. – «Л117»?

Он развел руками.

– Тут можно долго гадать. Носитель этого кода жив?

– Пока – да, – ответила Сова. Собственная оговорка не понравилась ей, как будто она умышленно исказила правду.

– Удивительно! – Доктор Гауфман уже простил Сове ее шпионскую провокацию. – До сих пор официально считается, что после взрыва никто не выжил. Почему бы нам не спросить у него? Я могу встретиться с этим носителем?

– Он не скажет. Встретиться с ним вы, наверное, не сможете. Пожалуй, он откажется прибыть на Лакиот.

– Я готов вылететь, куда вы скажете.

Сова отрицательно покачала головой.

– Вы не понимаете! – ее собеседник нагнулся над столом и для пущей убедительности перешел на шепот: – Если их эксперимент был успешен, носитель кода – уникальный экземпляр. Третье поколение! К этому моменту они уже должны были учесть ошибки первых двух, вычистить генетическую линию, зафиксировать наследственность. Его нужно изучать как произведение генетического искусства. Вы лично знаете этого человека?

Сова кивнула.

– Опишите мне его, – потребовал он. – Его способности, таланты, внешность. Все, что вы знаете. Он должен быть выдающимся деятелем в своей области. Кто он по профессии?

– Политик.

– Этого мало, – возмущенно заметил доктор Гауфман, с укором глядя на Сову.

– Он телепат, – сообщила она.

Доктор Гауфман замер. Наверное, от научного восторга. Сова не удержалась и добавила:

– А еще – он убийца, грабитель и редкостный мерзавец.

Монументальная неподвижность доктора закончилась скорбным выходом, плечи опустились. Некоторое время в кабинете было тихо.

– Все правильно, – вдруг заметил он. – Они программировали сверхчеловека. «Сверх» во всем, не только в интеллекте. – Он помолчал и продолжил, словно разговаривая сам с собой: – Одаренность – это не просто умение мыслить, это умение пробивать стену. Кому нужен талантливый неудачник? Успех – это всегда агрессия против обстоятельств, это навязывание миру своих правил, своих мыслей… Если они хотели имплантировать в человечество новое поколение успешных гениев, они должны были заложить в линию повышенный уровень агрессивности. Возможно, именно в этом и была причина катастрофы.