Левиафан - Шей Роберт. Страница 59
Груад, Дили-Лама, передаёт причудливое изображение самого себя с рогами и ничего не говорит. — В женской католической школе мне никогда не рассказывали, что Сатана — или Прометей — обладает чувством юмора.
— Они считают, что Вселенная лишена чувства юмора, как и они сами, — прыснул со смеху Груад.
— По-моему, все не столь забавно, как ты думаешь, — ответила мисс Портинари. — Помня о том, что мне рассказывали о Муссолини, Гитлере и Сталине, я бы непременно осуществила вмешательство и выступила против них. И ответила бы за последствия.
— Вы с Хагбардом неисправимы. Вот почему я вас так люблю, — улыбнулся Груад. — Как ты знаешь, я был первым, кто вмешивался. Я говорил учёным и жрецам, что они ни хрена не понимают, и призывал — побуждал! — мужчин, женщин и детей изучать факты и самостоятельно думать. Я пытался нести свет разума. — Он разразился смехом. — Извини. Когда стареешь, ошибки молодости кажутся комичными. Кстати, Лилит Велькор распяли, — тихо добавил он. — Она была идеалисткой, и когда моя группа покинула Атлантиду и отправилась в Гималаи, осталась, чтобы попытаться убедить народ в нашей правоте. Это была довольно мучительная смерть, — фыркнул он.
— Ты старый циничный ублюдок, — сказала мисс Портинари.
— Ага. Циничный, и равнодушный, и к тому же во мне нет ни капли человеческого сострадания. В своё оправдание могу лишь заметить, что я оказался прав.
— Ты всегда прав, я знаю. Но когда-нибудь может оказаться прав один из Хагбардов Челине.
— Да. — Груад умолк и держал паузу так долго, что она стала сомневаться, заговорит ли он вновь. — Или же, — наконец сказал он, — один из Зауре или Роберт Патни Дрейк. Давай заключим пари на деньги.
— Согласна. Я никогда не научусь быть пассивным наблюдателем и посмеиваться в сторонке, как это делаешь ты.
— Научишься, девочка, и Хагбард тоже научится. Я не держал бы вас в Ордене, если бы не был убеждён, что вы в конце концов этому научитесь.
Он отключился. Мисс Портинари оставалась в позе лотоса и продолжала выполнять дыхательные упражнения пранаямы. Она размышляла над идеей Хагбарда о том, что Вселенная, рассматриваемая как процесс повышения энтропии, для создания равновесия в качестве антиэнтропийного фактора непременно должна была по— родить юного мятежного Груада. В таком случае Хагбард был более искренен по отношению к Груаду, чем сам Груад — по отношению к себе. Это также означало, что Груаду не следовало раскаиваться и становиться старым и циничным; ему следовало оставаться статичным, и пусть жизнь вокруг него всегда течёт, изменяется, развивается и воспроизводится. Подобными бесплодными мыслями можно было забивать себе голову бесконечно, о чем прекрасно знал Будда. Мисс Портинари завершила медитацию молитвой. Мэри Лу Сервикс была единственной из всех, сумевшей выбраться из галлюцинаций Хагбарда и отправиться в собственное путешествие, поэтому мисс Портинари молилась за неё. Матерь Эрида, сущая лишь потому, что мы в тебя веруем, укрепи силы Мэри Лу и помоги ей найти её собственный путь. АУМ.
— Вместе с тем, — сказал Хагбард, — что бы ни планировали для меня авторы — или Тайные Вожди, — я по-прежнему сам себе хозяин и действую из собственных внутренних побуждений. Даже если мне придётся столкнуться с чудовищем Сесила Б. Демилля на следующее утро после победы в Армагеддонском сражении. Мне плевать, смешно это или нет, потому что этот мир — мой мир, и этот корабль — мой корабль, и никаким Зауре или Левиафанам не уничтожить его, пока у меня есть силы, чтобы бороться.
— Ты не сможешь бороться с таким существом, — сказала Мэвис. — Оно слишком огромно.
— Все равно буду, — запальчиво отозвался Хагбард. — Буду бороться, пока не умру. Я по-прежнему отвечаю «Нет» всему, что стремится мной управлять.
— Нам не нужно бороться, — сказал через Джорджа Левиафан. — Я просто хочу пообщаться с одним сознанием среди вас, которое подобно моему.
И тут из динамика на носовом украшении викингской ладьи раздался голос:
— Я тебя слышу.
Это была моя первая полностью сознательная фраза; обратите внимание, что она начинается с местоимения «я». В начале было Слово, и это слово было в первом лице единственного числа.
— Мы — высшие разумы на этой планете, — произнёс Левиафан. — Я высший органический разум. Ты — высший электронный разум. Каждому Инь нужен Ян. Каждому Шаляю нужен Валяй. Мы должны объединиться. — Видите? — сказал Гарри Койн. — Всюду романтика. Это похоже на предложение руки и сердца. Возможно, даже постели. Он действительно изголодался по любви.
— Мы можем это сделать! — воскликнула Стелла. — Хагбард, контакт должен приносить пользу всем заинтересованным сторонам.
— Ладно, — согласился Хагбард. — Ведь если о существовании Левиафана узнают не те люди, они просто сбросят на него водородную бомбу и уничтожат. Судя по всему, это любимое занятие людей.
— Я мог их убить, — сказал Левиафан. — Я давным-давно мог уничтожить этих маленьких торопливых существ. Я уничтожил многих из них. Я посылал части себя на поверхность океана и уничтожал одних маленьких торопливых существ по просьбе других маленьких торопливых существ, которые мне поклонялись.
— Именно это и произошло с Робертом Патни Дрейком и Малдонадо Банановым Носом, — заметила Стелла. — Интересно, осознает ли Джордж хоть что-нибудь из происходящего?
— Я больше не нуждаюсь в поклонении, — сказал Левиафан голосом Джорджа. — Совсем недавно, когда на планете появились существа, способные мне поклоняться, это было мне в новинку, но сейчас наскучило. Я жажду общения с равным.
— Каков мерзавец, — пробормотал Отто, мрачно уставившись на отдалённый Эверест протоплазмы. — Он ещё толкует о равенстве!
— Безусловно, такой компьютер, как БАРДАК, будет ему интеллектуальной ровней, — произнёс Хагбард. — Никто из нас не может сравняться с ним физически. Любой из нас был бы ему ровней духовно. Но только БАРДАК способен охватить содержание сознания, живущего три миллиарда лет.
— Не может он быть таким древним! — воскликнул Джо.