Золотое яблоко - Уилсон Роберт Антон. Страница 61

Профессор сразу затараторил, что законы общества – это законы природы, а законы природы – это законы Бога, но я решил, что пора пройтись по залу, поэтому не дослушал конец разговора. Наверняка кассета с записью сохранилась в Налоговом управлении, поскольку я установил жучок задолго до ужина.

Очередная встреча с Робертом Патни Дрейком стала поворотным моментом в моей судьбе. Меня снова послали в Нью-Йорк, на этот раз с поручением от военно-морской разведки, и Винифред передал со мной личное сообщение для Дрейка. Орден не доверял механическим устройствам связи. Что интересно, мой связник из ЦРУ тоже передал сообщение для Дрейка, которое ничем не отличалось от сообщения Винифреда. Это, впрочем, меня не удивило, поскольку стало лишь очередным подтверждением появившихся у меня к тому времени подозрений.

Я отправился в офис на Уолл-стрит, почти на углу Бродвея (примерно там, где я корпел бы над корпоративным правом, будь моя семья настойчивее), и сказал его секретарю: «Книгге из фирмы „Пирамида“ ожидает встречи с мистером Дрейком». Это был пароль той недели; Книгге был баварским бароном и помощником Вейсгаупта в ордене Древних Видящих Иллюминатов Баварии. Я сел и с нетерпением ожидал приема, изучая мрачный елизаветинский интерьер, вид которого заставил меня задуматься о том, не считает ли себя Дрейк реинкарнацией своего знаменитого предка.

Наконец дверь его кабинета распахнулась, и вышла – кто бы вы думали? – Атланта Хоуп с каким-то ошалевшим и даже несколько безумным взором. Дрейк положил руку ей на плечо и патетически произнес: «Да приблизит ваша работа тот день, когда Америка вернется к чистоте». Она на нетвердых ногах прошла мимо меня, словно в оцепенении, а мне предложили войти. Дрейк жестом пригласил меня сесть на мягкий стул и буравил взглядом, пока что-то там у него в голове не щелкнуло.

– Еще один Книгге в нашем полку, – внезапно расхохотался он. – Последний раз, когда я вас видел, вы были Пинкертоном.

Как не восхититься такой памятью? С момента нашей встречи на банкете Совета по международным отношениям прошел уже год, и в тот вечер я старался ничем не привлекать к себе его внимание.

– Я не только агент ФБР, но и член Ордена, – сказал я, опуская некоторые подробности.

– И это еще не всё, – спокойно произнес он, сидя за столом размером с хорошую детскую площадку. – Но на этой неделе у меня достаточно хлопот помимо того, сколько партий вы одновременно разыгрываете. Так что там за сообщение?

– Это сообщение передано мне и Орденом, и ЦРУ, – сказал я. – Вот оно: Тайваньские партии героина не будут поставлены в срок. Лаосские опиумные поля временно захвачены правительством. Не верьте заявлениям Пентагона о том, что наши войска полностью контролируют ситуацию в Лаосе. Ответ не обязателен.

Я начал подниматься со стула.

– Подождите, черт побери, – сказал Дрейк, нахмурившись. – Это намного важнее, чем вы думаете. – Он задумался, и я прямо-таки физически ощутил, как его ум работает, словно двигатель на холостом ходу. Это впечатляло, доложу я вам. – Какой ранг у вас в Ордене? – наконец спросил он.

– Иллюминат-прелат, – скромно признался я.

– Негусто. Но у вас больше практического опыта по части шпионажа, чем у большинства высокопоставленных членов. Вы справитесь. – Старый хищник расслабился, приняв окончательное решение. – Что вам известно о Культе Черной Матери? – спросил он.

– Самая воинственная и самая секретная группа в стране, выступающая под лозунгом «Власть черным», – осторожно сказал я. – Они держатся в тени, избегая публичности, потому что их стратегическая цель даже не революция, а внезапный государственный переворот. Еще минуту назад я полагал, что ни один белый человек не знает об их существовании, кроме тех из нас, кто служит в ФБР. Бюро никогда не сообщало о них другим государственным органам, поскольку, к нашему стыду, ни одному информатору не удалось там долго продержаться. Но все они умирали естественной смертью, и это самое странное!

– Никто в Ордене никогда не рассказывал вам правду? – требовательно спросил Дрейк.

– Нет, – с любопытством ответил я. – Я считал правдой то, что сейчас вам рассказывал.

– Винифред уж чересчур скрытен, – сказал Дрейк. – Культ Черной Матери полностью контролируется Орденом. По нашему поручению Культ проводит мониторинг положения дел в гетто. Сейчас они предсказывают, что к концу лета в Гарлеме, на западной окраине Чикаго и в Детройте вспыхнут такие же восстания, как в шестидесятые годы. Во всех этих областях нужно как минимум на восемнадцать, а желательно, на двадцать или даже двадцать пять процентов повысить количество наркозависимых людей, иначе уровень разрушений превысит те масштабы, которые мы готовы выдержать. Но Культ не сможет это обеспечить, если ему и дальше будут сокращать поставки наркотиков. Либо гетто будут завалены героином, либо к августу там начнется настоящий ад.

До меня дошло, что он употребил термин «мониторинг» в его строго кибернетическом значении.

– Есть лишь одна альтернатива, – продолжал Дрейк. – Черный рынок. Одна очень ловкая и прекрасно организованная группа уже давно пытается разрушить героиновую монополию ЦРУ и Синдиката. Культу Черной Матери придется наладить с ними прямой контакт. Я не хочу, чтобы в этом участвовал Орден – это очень осложнит ситуацию, особенно если учесть, что впоследствии нам придется вообще уничтожить эту группу.

Дело кончилось тем, что я оказался на Сто десятой улице в Гарлеме. Ощущая себя очень белым и безобразно пулепробиваемым, я вошел в ресторан «Дразнящаяся обезьяна». Под стрелами враждебных взглядов прошел прямо к сидевшей за кассовым аппаратом женщине с кожей кофейного цвета и сказал:

– Я насчет надгробных плит.

Она просверлила меня взглядом и пробормотала:

– Наверх, за мужской уборной, дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Стучать пять раз. – Она злобно усмехнулась. – И если ты подстава, то поцелуй на прощание себя в белую задницу, браток.

Я поднялся по лестнице, нашел нужную дверь, постучал пять раз, и из-за двери выглянул глаз на черном как смоль лице, который уставился на меня с холодным безразличием.

– Белый, – сказал он.

– Человек, – ответил я.

– Коренной, – отозвался он.

– Уроженец, – закончил я.

Он снял цепочку и дверь полностью открылась. Я так никогда и не выяснил, откуда они взяли идею этого пароля – скорее всего, у Ку-Клукс-Клана [69]. Хотя в комнате было темно от густого марихуанового дыма, я увидел, что она вполне прилично обставлена и большую ее часть занимает огромная статуя Кали, Черной Матери; мне вспомнились жуткие ритуалы из фильма «Ганга Дин» и крики «Убей во имя Кали!». В комнате, помимо открывшего мне человека, было еще четверо мужчин, которые пускали по кругу два косяка: один посолонь, а второй – противосолонь.

– Откуда ты? – спросил голос из темноты.

– ДВИБ [70], – осторожно ответил я. – И я должен говорить с Хасаном ибн Саббахом Иксом.

– Уже говоришь, – сказал самый высокий и самый черный тип из этой шайки, передавая мне косяк.

Я сделал быструю глубокую затяжку – и, о Боже, это было приятно! Я наполовину пристрастился к марихуане еще со времен Похода на Пентагон 1967 года, когда часть пути я прошел непосредственно за Норманом Мейлером, а потом присоединился к каким-то хиппи, которые сидели на ступеньках, покуривая ее. Я говорю, что пристрастился наполовину, поскольку две из моих личностей, будучи лояльными государственными служащими, верят, что старые правительственные публикации, клеймящие марихуану как наркотик, наверняка правдивы: иначе зачем же было правительству их публиковать? К счастью, две другие мои личности знают, что марихуана не вызывает привыкания, и поэтому я не испытываю никаких проблем, когда не курю ее подолгу.

Я начал было обрисовывать ситуацию Хасану ибн Саббаху Иксу, но тут ко мне пришел другой косяк, противосолонный, и я снова сделал затяжку.