Утонувший великан (пер. М.Загота) - Баллард Джеймс Грэм. Страница 3

Правой кисти и правой ступни не было, их волоком втащили на склон и вывезли. Расспросив собравшихся у волнореза – их было немного, – я выяснил, что тут успели поработать компания по производству удобрений и поставщики корма для скота.

Оставшаяся ступня великана торчала торчком, к большому пальцу прикрепили буксирный трос, видимо чтобы назавтра сразу приступить к делу. Рабочие, человек двадцать, разворошили береговую гальку, в местах, где волокли отрезанные кисти рук и ступню, тянулся глубокий след. Темная зловонная жидкость, что текла с обрубков, вымазала песок и белые конусы ракушек. С берега я заметил, что на посеревшей коже великана вырезаны какие-то шутливые девизы, свастики, значки, будто негласное разрешение изувечить этого недвижного колосса повлекло за собой поток дотоле сдерживаемой ярости и злобы. Мочку уха кто-то проткнул деревянным копьем, в центре груди успел догореть небольшой костер, и кожа вокруг почернела. Мелкие хлопья сажи все еще носились на ветру.

Над трупом висел тяжелый и удушливый запах, безошибочный признак разложения, и он разогнал-таки подростков. Я вернулся на берег и взобрался на лебедку. Распухшие щеки великана превратили его глаза в щелочки, растянули губы, и получился монументальный зевок. Прямой греческий нос был изуродован, истоптан и вмят во вздувшееся лицо несметным множеством пяток.

Наведавшись к морю на следующий день, я обнаружил почти с облегчением, что великана обезглавили.

Минуло еще несколько недель, прежде чем я попал на побережье снова, и к тому времени сходство великана с человеком, столь явственное ранее, совсем исчезло. При ближайшем рассмотрении грудная клетка и живот несомненно походили на человеческие, но по мере того как отсекались конечности, сначала до колен и локтей, потом до плеч и бедер, тело великана стало напоминать тушу обезглавленного кита или китовой акулы. Труп совершенно утратил человеческие черты, и интерес обывателей иссяк, побережье опустело, если не считать пожилого безработного да сторожа, сидевшего у домика подрядчика.

Вокруг останков великана были воздвигнуты просторные деревянные леса, с десяток лестниц раскачивалось на ветру, а в песке вокруг валялись мотки веревок, длинные ножи с металлическими ручками и крюки-кошки, галька маслянисто блестела от крови, попадались куски костей и кожи.

Я кивнул сторожу, угрюмо поглядевшему на меня поверх жаровни, в которой тлели уголья. Все кругом пропиталось едким запахом из огромного чана с ворванью, которая кипела на медленном огне позади домика.

Обе бедренные кости удалили с помощью небольшого крана, завернули в грубую ткань, бывшую некогда набедренной повязкой великана, гнезда суставов зияли, как распахнутые двери амбаров. Исчезли и предплечья, ключицы и половые органы. По остаткам кожи на груди и животе шла разметка – проведенные дегтем параллельные полосы, – первые пять или шесть участков уже были отделены от диафрагмы и обнажали гигантскую арку грудной клетки.

С неба на берег спикировала стая чаек, они с яростными криками принялись что-то клевать на побуревшем песке.

Через несколько месяцев, когда об утонувшем великане все более или менее забыли, в городе начали появляться различные части его четвертованного тела. В основном это были кости, которые производители удобрений не сумели измельчить. Узнать их не составляло труда – по величине, огромным сухожилиям и хрящам суставов. Трудно сказать почему, но, освобожденные от телесной оболочки, части передавали суть его прежнего величия лучше, чем вздувшиеся и впоследствии ампутированные конечности. Взглянув через дорогу на здание фирмы крупнейших в городе оптовиков по продаже мяса, я узнал две огромные бедренные кости, обрамлявшие входные двери. Эти мегалитические колонны нависали над головами швейцаров словно в храме древних друидов, и мне вдруг увиделся великан, встающий на колени прямо перед этими голыми костями и семимильными шагами бегущий по улицам города: он возвращался к морю и на обратном пути собирал свои разбросанные части.

Еще через несколько дней на глаза мне попалась левая плечевая кость, она лежала у входа в одну из верфей (правая кость несколько лет провалялась в груде мусора под главным торговым причалом гавани). В ту же неделю ссохшаяся кисть правой руки выставлялась на карнавале во время ежегодной пышной процессии.

Интересно, что нижняя челюсть попала-таки в музей естественной истории. Остатки черепа исчезли, но вполне возможно, они затаились где-нибудь на городской мусорной свалке или на задворках чьего-либо сада, – совсем недавно, проплывая на лодке по реке, я увидел два великаньих ребра, хозяин прибрежного сада приспособил их под декоративную арку, возможно, приняв за челюсти кита. Огромный квадрат потемневшей и покрытой татуировкой кожи, размером с индейское одеяло, используется как задник, фон для кукол и масок в лавке, торгующей сувенирами у входа в детский парк, и я не сомневаюсь, что в каком-нибудь отеле или гольф-клубе на стене над камином висят засушенные уши великана или его нос. Что касается гигантского полового члена, он заканчивает свои дни в музее диковинок при цирке, который разъезжает по северо-западу страны. Этот монументальный орган, поражающий своими пропорциями и былой потенцией, занимает целую отдельную кабинку. Ирония заключается в том, что его ошибочно выдают за член кита, и действительно, почти все, включая тех, кто собственными глазами видел великана, выброшенного на берег после шторма, помнят его скорее как крупное животное, а то и не помнят вовсе. Остатки скелета, с которого содрали всю плоть, и сейчас лежат на берегу, ребра выцвели, будто деревянный остов разбившегося о скалы корабля. Времянку подрядчика и леса разобрали и увезли вместе с краном, в бухту пригнали несколько машин с песком и как следует засыпали тазовые кости и позвоночный столб. В зимнее время около высоких изогнутых костей никого нет, они принимают на себя удары волн, летом же на них с удовольствием садятся уставшие от моря чайки.