«Музыкальная» натура - Шейнин Лев Романович. Страница 2

Дважды в знак протеста он объявлял голодовку, но оказывалось, что в действительности он не голодал и питался продуктами, которые заранее припрятал.

Потом он сошёл с ума — неожиданно запел. Арии из опер сменялись весёлыми песенками из различных оперетт, цыганскими романсами, лирическими мотивами, немецкими маршами и народными частушками.

Всё это исполнялось в кабинете следователя, который с самым невозмутимым и даже довольным видом слушал это самодеятельное выступление. Когда Вельдман наконец устал, следователь спросил:

— Всё? Репертуар исчерпан? Мне кажется, вы забыли исполнить ещё арию Гремина из “Евгения Онегина”. Четыре года назад, Вельдман, вы с успехом исполняли её в нарсуде. Помните? Если не ошибаюсь, ваша фамилия тогда была Гельд? Несколько позже вы с не меньшим успехом исполняли эту же арию на концертах в Н?ском лагере. Если не ошибаюсь, тогда ваша фамилия была уже Вельд?

Сергей Владимирович с любопытством взглянул на следователя, затем улыбнулся и спокойно произнёс:

— Ничего не скажешь, чистая работа. Насколько я припоминаю, вы, кажется, правы.

— Начнём говорить? — спросил следователь.

— Начнё-ём, пожа-а-луй, — запел было по привычке Вельдман, но сразу поперхнулся, покраснел и извинился. — Проклятая привычка, — сконфуженно произнёс он, — ничего не поделаешь — музыкальная натура.

И он начал рассказывать.

Бежав из лагеря, Гельд-Вельд прибыл в Москву и по подложным документам на имя Вельдмана поступил на работу в московскую контору Главогнеупора. Профессиональный уголовный преступник был зачислен проницательными руководителями Главогнеупора в качестве старшего инженера отдела снабжения.

Он отпустил элегантные баки, крохотные английские усики, с успехом выступал на заседаниях месткома и прослыл незаурядным общественником.

Начальству он импонировал изысканностью костюма и манер, милой, открытой улыбкой и трогательной преданностью, которая буквально светилась в каждом его взгляде.

— Незаменимый парень, — говорило о нём начальство. — С таким не пропадёшь.

И с ним действительно нельзя было пропасть. Он завёл нужные связи и подружился с самим заместителем начальника Главэлектросбыта. Не успел тот жениться, как услужливый Вельдман преподнёс ему кусок дорогой заграничной лаковой кожи на туфельки супруге.

— Возьмите, возьмите, — мило сказал он, — о деньгах не беспокойтесь, свои люди — сочтёмся. Братишка из Англии привёз, он был там в командировке.

За туфельками пошли духи, часики, отрез на костюм и многое другое.

Когда заместитель начальника Главэлектросбыта был окончательно освоен и покорён, Сергей Владимирович двинулся в Ленинград. В несколько дней, безошибочно, одним взглядом, каким-то особым, воровским нюхом находя и определяя “нужных людей”, Сергей Владимирович близко сошёлся с начальником отдела оборудования конторы Главстройпрома, с работниками электротехнического отдела универмага Ленжилснаба, с заведующим электромеханической мастерской промкомбината Куйбышевского района.

В уютном номере “Астории” состоялось первое организационное совещание.

— Внимание, джентльмены! — начал Сергей Владимирович и постучал карандашиком по столу. — Позвольте открыть первое организационное заседание анонимного акционерного общества “Левый электромотор”. Я хотел бы сказать несколько слов, дорогие друзья. Мы все, собравшиеся здесь, независимо от различия в возрасте и служебном положении объединены самым горячим стремлением подлататься в наиболее весомом смысле этого слова… К сожалению, коллеги, искренность наших устремлений не снимает их уголовно-наказуемого характера… Поэтому с самого начала необходимо ясно осознать, что наша деятельность должна быть максимально законспирирована, так как в противном случае возможна зловещая формула — четыре сбоку, ваших нет!..

— Сергей Владимирович, одну минуту, — перебил оратора заведующий электромеханической мастерской Куйбышевского промкомбината, грузный человек с отвисшими губами и жирным подбородком. — Время строгое, с советской властью шутки плохи, кроме того, разговор происходит в номере гостиницы… К чему весь этот цирк, позвольте вас спросить? И вообще, не пройтись ли нам всем погулять на набережную?.. Вы сказали — четыре сбоку… Четыре — это ещё полбеды. Может быть и пятнадцать… И не сбоку, а прямо по башке…

— Солдат, не верящий в победу, не идёт в атаку, — возразил Сергей Владимирович.

Но все акционеры, не слушая его, стали перешёптываться, а некоторые даже направились в прихожую за шляпами и пальто.

— Все на местах! — крикнул Гельд-Вельд-Вельдман и быстро запер дверь. — Хорошо, будем говорить только о деле, и говорить шёпотом, хотя это не в моём характере. Садитесь и слушайте внимательно! Схема товарооборота мною разработана так, что опасаться нет оснований…

Схема действительно была остроумна и гарантировала, казалось, невозможность каких бы то ни было неприятностей и осложнений. Запутанная, как лабиринт, эта схема исключала — по крайней мере, так сочли все “акционеры” — даже малейшую заминку в пути следования электромоторов. Вельдман брал на себя получение фондов на моторы в Главэлектросбыте для Главогнеупора. Он же должен был переадресовать эти фонды из Главогнеупора в Москве северо-западной конторе Главстройпрома в Ленинград. Один главк уступает фонды другому главку. Ничего подозрительного!.. Но северо-западная контора Главстройпрома потом должна была передать фонды Куйбышевскому промкомбинату на том основании, что полученные моторы конторе не нужны и, следовательно, во избежание омертвления капиталовложений ей нужно их реализовать. При этом учитывалось, что Главогнеупор в Москве никак не может заинтересоваться судьбою моторов, которые он передал другому главку в Ленинграде. А главк в Ленинграде менее всего занимал вопрос, что сделает его северо-западная контора с полученными ею моторами.

Но эта комбинация была лишь прологом к дальнейшей афере с моторами. Дело в том, что, получив эти абсолютно новые моторы, работники Куйбышевского промкомбината должны были составить фиктивные акты о том, что часть моторов будто бы нуждается в реставрации, для которой приходится разбирать и списывать каждый третий мотор. В результате получалась двойная выгода: якобы реставрированные моторы становились дороже в цене ввиду суммы, будто бы затраченной на их реставрацию, а моторы, которые были списаны, как разобранные для реставрации, в свою очередь, продавались как реставрированные…

Потом все эти моторы должны были сдаваться промкомбинатом в соответствующий универмаг, где их и следовало продавать, не проводя, однако, по книгам универмага. За это, разумеется, работники универмага тоже получали свою долю, также являясь, таким образом, “акционерами” создаваемого “анонимного акционерного общества”…

Выслушав подробный доклад своего председателя, “акционеры” дружно одобрили предложенную схему товарооборота. Даже осторожный представитель Куйбышевского комбината успокоился и произнёс:

— Сергей Владимирович, ваша схема бодрит и освежает…

Сказав это, он всё-таки вздохнул. И он и все остальные “акционеры” были типичными представителями мира тёмных дельцов и комбинаторов, осевших во всевозможных артелях, промкомбинатах, скупочных пунктах и некоторых торговых учреждениях. Дурацкая вера, что всё можно купить и от всего можно откупиться, объединяла этих людей, таких разных по своему возрасту, национальности, профессиям и биографиям. Их сплачивали общие преступления, но при этом они не верили друг другу. Их объединяла погоня за “лёгкой жизнью”, но рано или поздно за неё приходилось тяжело расплачиваться. Всё, что они делали, к чему стремились, чего добивались, находилось в конфликте не только с законом, но и со всем укладом жизни, окружавшей их и потому в конце концов неизменно выталкивавшей их из общества, против которого они пошли и врагами которого являлись. Этот неизбежный и роковой конец в большей или меньшей степени предчувствовал каждый из них, и потому деньги, которые они добывали своими махинациями, никогда не приносили им радости. Приходилось жить странной, двойной жизнью — скромно, в соответствии со своим официальным заработком, на виду у соседей и знакомых; широко и богато там, где их никто не знал и не мог узнать.