Затонувший мир - Баллард Джеймс Грэм. Страница 25

Наполовину убежденный, что его дурачат, Керанс спросил:

— Как идет погружение?

— Не очень хорошо. Город слишком далеко на севере, чтобы в нем оставили что-нибудь ценное. Но несколько интересных вещей мы обнаружили. Посмотрите вечером.

Керанс колебался, сомневаясь, хватит ли у него энергии для разговора с Беатрис и доктором Бодкиным — он не видел их с момента своего неудачного погружения, хотя знал, что каждый вечер Стренгмен на своем гидроплане направляется к дому Беатрис (какого успеха он добился, Керанс мог лишь гадать, но замечания Стренгмена типа «женщины похожи на пауков, они поджидают вас и ткут свою паутину» или «она предпочитает говорить о вас, Роберт» убеждали его, что Стренгмен ничего не достиг).

Однако особое выражение и интонации Стренгмена свидетельствовали о том, что присутствие Керанса было обязательным и что отказаться ему не позволят. Стренгмен следил за ним, ожидая ответа.

— Слишком краткое объяснение, Стренгмен.

— Мне очень жаль, Керанс, но если бы мы знали друг друга лучше, я уверен, вы бы не колебались. А сейчас положитесь на мою маниакально-депрессивную личность. Мне нравятся необычные поступки.

Керанс разыскал две позолоченные фарфоровые кофейные чашки и наполнил их из графина.

— Знали друг друга лучше, — повторил он про себя иронически. — Будь я проклят, если вообще о вас знаю что-нибудь, Стренгмен.

Блуждающий по лагунам, как преступный дух затонувшего города, апофеоз его бессмысленной жестокости и грубости, Стренгмен был полуграбителем, полудьяволом. Однако он играл определенную положительную роль, держа перед Керансом предупреждающее зеркало и сообщая ему, какую жизнь он выбирает. Это и что-то еще привязывало их друг к другу, иначе Керанс давно оставил бы лагуну и отправился куда-нибудь на юг.

— Я думаю, это не прощальный праздник? — спросил он Стренгмена. — Вы не собираетесь покинуть нас?

— Конечно, конечно, нет, — возразил Стренгмен. — Мы еще только прибыли. Ибо, — глубокомысленно добавил он, — куда нам идти? Больше ничего не осталось. Иногда, должен вам признаться, я чувствую себя, как финикийский мореплаватель на краю света. Это ведь настоящая роль, не правда ли?

Он продолжал надоедать Керансу, пока тот не принял приглашения, затем торжествующе удалился. Керанс прикончил кофе в графине и принялся закрывать венецианские стекла, выходящие на яркое солнце.

Снаружи, в его кресле на веранде, сидел белый ворон и смотрел на него каменными глазами, ожидая, что произойдет.

Плывя по лагуне вечером к пароходу, Керанс размышлял над тем, что за сюрприз приготовил Стренгмен. Он надеялся, что не будет искусно подготовленного розыгрыша. Усилия, которые понадобились для бритья и надевание белого обеденного пиджака, очень утомили его.

По всей лагуне были заметны следы приготовления. Пароход стоял на якоре в пятидесяти ярдах от берега. Он был украшен навесами и цветными лампами, два катера методично прочесывали лагуну, выгоняя из нее аллигаторов.

Керанс указал на большого каймана, боровшегося в окружении множества багров, и спросил Великого Цезаря:

— Что в сегодняшнем меню — жареные аллигаторы?

Гигантский горбатый мулат, стоявший на носу катера, неопределенно пожал плечами.

— Стренгмен дает сегодня вечером большое представление, мистер Керанс, действительно большое. Увидите.

Керанс встал со своего сидения и подошел к борту.

— Великий Цезарь, давно ли вы знаете капитана?

— Очень давно, мистер Керанс. Десять лет, может, двенадцать.

— Он странный человек, — продолжал Керанс. — Его настроение меняется так быстро. Должно быть, вы и сами заметили это. Иногда он пугает меня.

Огромный мулат улыбнулся.

— Вы правы, мистер Керанс, — заметил он с хихиканьем. — Вы совершенно правы.

Но прежде чем Керанс смог задать следующий вопрос, их окликнули в мегафон с борта парохода.

Стренгмен встречал каждого из своих гостей по мере их прибытия на верхних ступеньках трапа. Он был в хорошем настроении и одобрительными восклицаниями встретил появление Беатрис. На ней было длинное парчовое синее бальное платье, лазурная краска вокруг глаз делала ее похожей на необычную райскую птицу. Даже Бодкин сделал уступку, подровнял свою бороду, надев старый полосатый респектабельный жакет и повязав вокруг шеи полоску крепа вместо галстука. Но, как и Керанс, он казался погруженным в себя и участвовал в разговоре за ужином автоматически.

Стренгмен, однако, не заметил этого, или, если и заметил, то никак не отреагировал, ибо был очень занят. Какими бы ни были его мотивы, он пошел на значительные затраты энергии для устройства этого приема. Над палубой был натянут новый белый навес, похожий на парус; он легко поднимался, давая возможность хорошо разглядеть лагуну и берег. Большой круглый обеденный стол стоял у перил, вокруг него разместились низкие диваны в египетском стиле с позолотой и валиками из слоновой кости. Множество непарных, но ярких золотых и серебряных тарелок покрывало стол, среди них были расставлены бокалы из золоченной бронзы.

В припадке расточительности Стренгмен опустошил свой склад — несколько почерневших бронзовых статуй стояли у стола, держа подносы с фруктами и цветами, а к трубе была прислонена огромная картина школы Тинторетто. Называлась картина «Свадьба Эсфирь и короля Ксеркса», но фон венецианской лагуны и дворцов Гран-Канала вместе с украшениями и костюмами шестнадцатого века делал ее более похожей на «Свадьбу Нептуна и Минервы», и было ясно, что хотел Стренгмен сказать этой картиной. Король Ксеркс, хитрый пожилой венецианский дож с клювообразным носом, казался полностью прирученным скромной черноволосой Эсфирью, которая имела отдаленное, но несомненное сходство с Беатрис. Рассматривая картину с ее сотнями гостей, приглашенных на свадьбу, Керанс внезапно заметил знакомый профиль — резкое жесткое лицо Стренгмена в наряде члена Совета Десяти, — но когда он подошел ближе, сходство исчезло.

Свадебная церемония проходила на борту галеона, пришвартованного к дворцу дожей, и искусно сделанный такелаж старинного корабля казался продолжением стальных тросов парохода. Кроме сходства обстановки, подчеркнутого двумя лагунами и выступающими из воды зданиями, похожи были и персонажи — команда Стренгмена, казалось, только что спустилась с картины с ее негром-капитаном, украшенными драгоценностями рабами и гондольерами.

Прихлебывая коктейль, Керанс сказал Беатрис:

— Видите себя на картине, Беа? Очевидно, Стренгмен надеется, что вы поступите с ним так же, как Эсфирь с Ксерксом.

— Верно, Керанс! — к ним подошел Стренгмен. — Вы угадали точно. — Он поклонился Беатрис. — Я надеюсь, вы принимаете этот комплимент, дорогая?

— Я польщена, Стренгмен. — Беатрис подошла к картине, затем повернулась в облаке парчи и стала у перил, глядя на воду. — Но я не уверена, что хочу видеть себя в этой роли.

— Но вы будете, мисс Дал, неизбежно. — Стренгмен жестом указал стюарду на Бодкина, сидевшего в задумчивости в углу, потом схватил Керанса за плечо. — Верьте, мне, доктор, скоро вы увидите…

— Хорошо. Но хватит ли мне терпения, Стренгмен?

— Неужели после тридцати миллионов лет ожидания вы не сможете подождать пяти минут? Я скоро верну вас в настоящее.

В продолжение ужина Стренгмен наблюдал за последовательностью смены вин, время от времени совещаясь о чем-то с Адмиралом. Когда принесли последнюю порцию бренди, Стренгмен сел за стол и подмигнул Керансу. Два катера в это время отплыли в дальний конец лагуны и там скрылись в узком заливе, а третий занял позицию в центре. С его палубы взлетали огни фейерверка.

Последние солнечные лучи еще лежали на поверхности воды, но их превосходили яркостью огни фейерверка: огненные колеса и ракеты были как бы выгравированы на слегка окрашенном сумеречном небе. Улыбка на лице Стренгмена становилась шире и шире, он откинулся на своем диване и чему-то улыбался. Яркие огни фейерверка подчеркивали его сходство с сатиром.