Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович. Страница 3
— Кхе, кхе… — напомнил о себе Кулебякин. — Если верить радиограмме с борта 67-30, там в тринадцать двадцать одну все были здоровы. Поэтому преднамеренное включение закрылков на выпуск давайте отбросим. Надеюсь, других суждений на этот счёт пока нет?
— Вроде бы нет, — согласился Платов.
— Тогда, товарищи лётчики, к вам ещё такой вопрос: мог ли ещё кто-нибудь из экипажа, помимо пилотов, пошарить здесь рукой?
Яшин со Стремниным переглянулись. Яшин отпарировал:
— «Пошарить»? И чтоб лётчики этого не заметили?.. Ну нет, это исключено!
Стремнин добавил:
— А если бы кто и попытался это сделать незаметно — тогда это была бы уже диверсия. Но надо исключить и её, так как вряд ли злодей затеял бы такую игру, находясь на борту сам.
— Словом, преднамеренное включение тумблера мы отвергаем? — взглянул на лётчиков Кулебякин.
Стремнин вспомнил что-то:
— Ян, а ты слышал о таком случае: в рейсовом полёте в кабину к лётчикам попросился мальчишка — сын одного из пассажиров. Лётчики позволили ему побыть, предупредив, чтоб ни к чему не прикасался. Но каково мальчишке и не потрогать? Он тронул. И тут же был выставлен за дверь.
— В нашем случае и мальчишка исключён — самолёт летел порожняком.
— Знаю, — чуть смутился Стремнин, — это просто для информации.
— Тогда давайте остановимся на версии, что один из лётчиков нечаянно задел тумблер закрылков и не заметил этого. Так, что ли? — Кулебякин окинул всех глазами. — Вижу, возражений нет. Тогда поехали дальше. — Он помассировал в задумчивости щеки рукой и продолжал: — Что ж, товарищи лётчики, попробуйте изобразить… кхе, кхе… Как Ян выразился, «скетч»… Иначе говоря, попробуйте, пожалуйста, жестикулировать как вам вздумается, не стесняя себя в движениях. Поглядим, что из этого может получиться.
Яшин и Стремнин переглянулись в нерешительности, потом, поняв друг друга, рассмеялись и стали размахивать руками как бы в пылу отчаянного спора, грозящего перейти в потасовку. Они хватали один другого за локти, толкали, наклоняясь над пультом, но, рассмеявшись, в конце концов прекратили возню. Мол-де, какая чепуха! Потом Яшин попробовал уронить сигарету и долго шарил руками возле пульта, но сколько ни старался задеть злополучный тумблер рукавом куртки — не сумел. Попробовал и Стремнин и так и этак и, обернувшись к Кулебякину, сказал:
— Нет, доктор, руками не выходит.
— Давай ногами! — рассмеялся Яшин.
— А ведь это идея! — подхватил прочнист Ефимцев, до этого только наблюдавший. — Вот так, скажем, один из них встал, чтоб выйти в хвост, и задел рычажок ногой…
— Саня, ты Архимед! — взревел Яшин. — И скорей всего менее аккуратно это мог сделать второй пилот… Постой, постой, — предупредил он Стремнина, тот хотел было возразить, — психологически это именно так: на втором пилоте меньше ответственности. Он перешагивает через пульт, видя, что первый остаётся за штурвалом.
— Ну хорошо, пусть так, — кивнул Стремнин.
— Тогда, Серёга, встань из-за штурвала и выйди, перешагнув через пульт, а мы поглядим, каковы взаимоотношения твоей штанины с нашим любимым тумблером.
Стремнин ловко перекинул ногу через пульт, не прикоснувшись ни к чему.
— Э нет! — запротестовал Яша. — Ты не порхай, как балерун, а действуй, как увалень.
— Попробую, — кивнул Сергей.
Он снова забрался в кресло, и тут же, зевая и потягиваясь, привстал, и, не глядя под ноги, перевалился влево, слегка шаркнул ногой о пульт и выбрался в проход.
Яшин одёрнул:
— Переигрываешь! Не проломи щиток! Давай ещё.
Стремнин стал двигаться ловчее, то забираясь в кресло, то вставая и вымахивая ногу через пульт. И вдруг услышал:
— Есть!
— Не штаниной — каблуком задел!
— Все равно считается! — усмехнулся Яшин. — Тумблер перекинут на выпуск: принимаем, что с этой секунды закрылки пошли.
— Каково?! — крякнул Кулебякин, красноречиво оглядывая всех.
— Спрашиваете, доктор! Ведь следствие ведут знатоки.
Стремнин прогундосил:
— «Если кто-то кое-где у нас порой…»
Платов, несколько выходя из образа, уставился на Сергея.
— Будем считать, что доказано: могли задеть и не заметить! Так, что ли? — окинул всех взглядом Кулебякин.
— Да, да!.. Вне сомнения! — раздались голоса.
— Хорошо, — сказал Кулебякин, — а теперь продолжим разговор о том, что могло быть дальше, когда второй пилот, задев тумблер, ушёл в хвост, а первый лётчик через двадцать-тридцать секунд увидел и обомлел: «Ба, скорость гаснет?!» Вы начали, Сергей Афанасьевич, об этом вам слово.
— Я, собственно, своё мнение сказал. Ян, теперь ты.
Тот помедлил, глядя на приборы перед собой, будто спрашивая у них совета. Потом заговорил, ни к кому не обращаясь:
— Могло быть и так, как предположил Сергей… Вот я заметил: «Скорость гаснет!.. Что за чертовщина?..» Зырк на приборы двигателей: давление топлива, масла, температуры газов — все в норме. Двигатели как тянули, так и тянут. А скорость гаснет!.. Протираю глаза и хвать руками за штурвал, выключаю автопилот… Так, кажется, ты говорил? — Яшин глянул на Стремнина. — Вроде бы логично: явная ненормальность — перехожу на управление вручную.
— И мне сдаётся, что так, — кивнул Сергей.
— А если вы заметили, что скорость продолжает гаснуть, вам инстинктивно захотелось отдать штурвал чуточку от себя? — слукавил Кулебякин.
— А как же! И не чуточку, а как следует давану его от себя… Почему? Да потому, что, отключив автопилот, мгновенно почувствую стремление самолёта к «вспуханию» за счёт разбалансировки от выпущенных закрылков. (О том, что они выпустились, я не знаю. До того, пока я не выключил автопилот, он пересиливал эту разбалансировку.) Кажется, так?
Кулебякин кивнул:
— Истину глаголете, достопочтенный. (Он любил ввернуть этакую патриархальную фразочку.)
Платов подхватил с воодушевлением:
— Конечно же! В момент выключения автопилота разбалансировка мгновенно себя проявит!
Кулебякин хитро посмотрел на Стремнина:
— Ну а вы, свет-молодец, Сергей Афанасьевич, вы тоже «как следует даванете штурвал от себя » в аналогичной ситуации?
Стремнин пожал плечами: