Мемуары [Лабиринт] - Шелленберг Вальтер. Страница 58

4. Систематическое развитие специального обучения согласно указаниям к пункту 2.

5. Общие и специальные принципы работы для оперативных подразделений и подразделений оценивающих. Разъяснительная работа о необходимости и значении разведки для нужд государства. Во всех имперских министерствах создание пунктов связи. Руководители этих пунктов по возможности должны принадлежать «к внутреннему кругу работы»; в их обязанности входит помощь разведке, используя свое влияние внутри страны и за границей как путем личного общения, так и в профессиональном отношении. Эти руководители должны подчиняться исключительно соответствующему министру, или статс-секретарю, или мне лично. Кроме того, они должны поддерживать личные контакты между мной и министрами.

6. Создание «внутренних сотрудников», то есть привлечение к разведывательной работе сотрудников, ответственных передо мной лично. Строгий отбор членов этого круга. В случае предательства смертная казнь в соответствии с официальным приговором суда (без участия общественности и прессы).

«Круг внешних работников» должен включать всех тех, кто работает на разведку за вознаграждение или из личных побуждений. Здесь необходимо использовать все многообразие человеческих качеств и мотивов.

7. Создание новой деловой и личной картотеки.

8. Использование современной техники в качестве важного инструмента разведки.

9. Создание инспекционной и контрольной группы, члены которой, независимо от их служебного положения, должны отчитываться только передо мной, чтобы я мог осуществить всеобъемлющий контроль.

10. Нашей целью, таким образом, является следующее: создание единой германской разведывательной службы (которая должна стать составной частью нашего высшего руководства в политической, военной и экономической областях). Организационно эта служба должна занимать независимую, самостоятельную позицию. Новая организация должна подчиняться непосредственно высшему руководителю правительства.

При осуществлении этой программы я не должен был упускать из виду следующих соображений: намечавшееся в то время развитие имело тенденцию включить объединенную разведывательную службу в систему главного управления имперской безопасности. Это казалось мне серьезной ошибкой, так как зарубежная разведка не должна была иметь ничего общего ни с полицией безопасности, ни с внутренней разведкой службы безопасности (СД). Поэтому я считал необходимым вывести 6-е управление — (зарубежная разведка) из системы РСХА и превратить его в самостоятельную организацию. Поскольку при этом в первую очередь затрагивался вопрос о внутриполитической власти, я должен был в будущем особенно осторожно действовать в отношении вермахта (Канарис) и министерства иностранных дел (Риббентроп). Дело в том, что с этой стороны следовало ожидать сильного сопротивления, диктуемого ведомственными соображениями в ущерб конечной цели. Поэтому мне необходимо было заручиться в лице Гиммлера и Гейдриха сильной поддержкой. В то же время я должен был убедить обоих в том, что превращение единой разведывательной службы в независимую организацию не нанесет никакого ущерба ни тому, ни другому как в личном, так и в политическом плане. Более того, мне нужно было сделать свой план привлекательным в их глазах, чтобы он мог содержать перспективы дальнейшего расширения их личной власти, для чего я в первое время ни в коем случае не имел права намекать на ослабление уз, скрепляющих орден СС.

В ходе длительных переговоров по поводу программы десяти пунктов между Канарисом и Гейдрихом возникли новые серьезные разногласия. Когда, в конце концов, Канарис появился в приемной Гейдриха с просьбой об аудиенции, так как Гейдрих больше не отвечал на его телефонные звонки, тот приказал своему адъютанту передать Канарису, что у него нет времени. Это была невероятная выходка — Гейдрих, видимо, чувствовал себя настолько сильнее своего соперника, что он не боялся дать это понять, делая столь оскорбительный вызов. Канарис понял надвигающуюся на него опасность. Через час он позвонил мне из своего кабинета и, почти плача, сказал жалобным голосом, что не может представить себе, как такое мог сделать один из его бывших морских офицеров по отношению к нему, старшему во всех отношениях. Он попросил меня еще раз взять на себя роль посредника.

Я поговорил с Гейдрихом об этом, и тот после длительных уговоров согласился переговорить с адмиралом. Однако он поставил условие, что адмирал должен согласиться с предлагаемой программой десяти пунктов. Беседа состоялась в вилле на Ванзее. О чем там говорилось, не сообщили ни слова ни Канарис, ни Гейдрих. Но Канарис в принципе уступил. Тогда я в первый раз заметил по его виду признаки внутреннего переутомления. Предыдущие месяцы, в течение которых Гейдрих с ледяным спокойствием осуществлял свою безжалостную тактику, сделали свое дело. Мне порой казалось, что Канарис испытывает перед Гейдрихом чуть ли не физический страх. Однако могло быть и так, что на его мироощущение повлиял его все увеличивавшийся пессимизм относительно военного положения Германии. Тем не менее прошел еще год, прежде чем он поставил свою подпись под программой, причем я признаю, что начиная с 1941 года я сам действовал на него отрицательно. Влекомый аннексионистскими побуждениями, я в предлагаемый план включил еще и требование разграничения компетенции политической зарубежной разведки (руководителем которой я стал в июне того же года) и военной разведки. При этом я исходил из мысли о необходимости устранения Канариса из политической деятельности за рубежом.

В самом конце 1941 года я обратился к Гейдриху с настоятельной просьбой окончательно договориться с Канарисом о разграничении функций разведывательных служб, так как я остро нуждался в такой договоренности для ведения переговоров с министерством иностранных дел.

Я был в высшей степени заинтересован во всем, что происходило, так как Гейдрих уже в конце 1940 года сказал: скоро настанет время сменить тогдашнего руководителя политической зарубежной разведки. «Взялись бы вы, — спросил он меня, — реорганизовать во время войны такой аппарат, как 6-е управление, как в отношении структуры, так и персонала? Не кажется ли вам, — продолжал он, — что Канарис решающим образом использует период такой перестройки в своих целях?» Я ответил: «Это вопрос политических отношений между вами и адмиралом».