Непримкнувший - Шепилов Дмитрий. Страница 42

Он снова подверг обстоятельной критике макет, подготовленный комиссией Маленкова. Некоторые из затронутых здесь вопросов он уже излагал в беседе со мной, другие ставил впервые или же более широко. Мы все потихоньку делали себе заметки, а затем сопоставляли свои записи, и получилась единая запись беседы.

Общение со Сталиным на эти темы оставляло ощущение, что имеешь дело с человеком, который владеет темой лучше тебя. Были и иные ощущения. Вот ещё эпизод.

Позже описываемого периода, в начале ноября 1952 года в номере 20 журнала «Коммунист» (так именно с этого номера стал называться теоретический и политический журнал ЦК КПСС «Большевик») была напечатана моя статья «И.В. Сталин об экономических законах социализма».

14 ноября в 10 часов вечера мне позвонил А. Поскребышев и попросил, чтобы я позвонил домой Сталину. Я позвонил. Сталин сразу же снял трубку.

Дальше состоялся такой разговор:

— У вас есть перед глазами последний номер «Большевика»? Я прочитал вашу статью. Статья хорошая. Но в ней допущена одна неправильность. Во втором абзаце на странице 42-й вы пишете, что Сталин открыл объективный экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Это неверно. Это открытие принадлежит не мне. Закон открыт был Марксом в его предисловии к «Критике политической экономии». Он указывает там, что в определенные исторические периоды производительные силы находятся в соответствии с производственными отношениями. На известной ступени развития производительные силы вступают в противоречие с существующими производственными отношениями. Тогда наступает революция. Вы, конечно, помните это положение Маркса?

— Да, я знаю это общеизвестное положение Маркса. Но ведь Маркс не формулировал это положение как экономический закон. В вашей работе это положение Маркса было развито дальше, и сформулирован был объективный экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил.

— Это верно, конечно, что Маркс не формулировал это положение как экономический закон. Он и ряд других открытых им и очень важных теоретических положений не называл законами, но это не меняет существа дела. Я только выделил и подчеркнул данное положение Маркса, так как многие предали его забвению. Мне кажется, было бы лучше, если бы вы это место в своей статье исправили. Можно написать примерно так: Сталин внес ясность в общеизвестное положение, открытое и выдвинутое Марксом. Или вам не хочется давать такую поправку? Может быть, вам трудно это сделать. Смотрите, ведь это я для вас стараюсь, для вашего авторитета. А то могут подумать, что вот Шепилов Маркса не знает. Переиздайте сейчас эту статью и внесите в это место исправление.

— Переиздать статью в журнале трудно. Может быть, тогда издать её отдельной брошюрой и это место исправить так, как вы указали.

— Ну, что ж, так и сделайте. А то статья хорошая, а это место её портит. Всего хорошего.

…Каждый раз мы возвращались от Сталина в свою обитель в состоянии душевной взволнованности и большого творческого подъема.

Мы, естественно, гордились тем, что выполняем научную работу, имеющую такое важное значение, и под непосредственным руководством Сталина. Мы снова и снова убеждались, как глубоко и свободно владеет Сталин политической экономией, философией, исторической наукой. Как обширны его знания фактов, в том числе фактов, относящихся к давно отшумевшим историческим эпохам. Как мастерски он умеет применять абстрактные категории политической экономии для анализа конкретной действительности.

Всё, что он нам говорил, воспринималось нами как непреложная истина, всё в его указаниях казалось нам новым, важным и абсолютно правильным. Теперь, когда минуло пятнадцатилетие со дня смерти Сталина и мы постепенно начинаем разбираться в наследии прошлого, становится ясным, что нет оснований воспринимать все теоретические работы и положения Сталина в качестве непреложной марксистской истины.

Сталин был опытнейшим популяризатором марксизма-ленинизма. Он умел мастерски взять в соответствующих работах классиков всё самое главное, самое важное и подать подчас сложные исторические выводы, истины, категории, законы просто, ясно, лаконично, доступно рядовому человеку. Такова, например, его работа «Об основах ленинизма».

Сталин мог в получасовом — часовом докладе дать глубокий анализ мировых событий, освободительной борьбы и социалистического строительства за целый исторический период, на добротной теоретической базе. Опять же просто, ясно, лаконично, доступно для всех. Общеизвестно, что он делал это успешно на протяжении бурных и сложных тридцати лет.

Всё это верно. Но верно и то, что в теоретических работах Сталина есть глубокие пороки, отход в ряде вопросов от ленинских положений. Внешне безупречное и блестящее обобщение конкретной действительности при более глубоком анализе оказывается неверным отображением этой действительности. Однако это прозрение наступило у нас позже, и происходило оно очень сложно, противоречиво, порой и мучительно.

Но в тот период, о котором я сейчас пишу, сомнения в безупречности теоретических работ и личных указаний нам Сталина у нас не возникали. Сталин именовался всеми корифеем марксистско-ленинской науки, и мы, авторы учебника политической экономии, не имели в своем сознании никаких диапазонов для принятия критических волн в отношении Сталина.

Да их и самих не было, этих волн. Зарубежные антисоветские злобствования мы отвергали с порога. И правильно делали: они не давали ничего поучительного. А вся циркуляция идей в марксистском лагере, внутри страны и за рубежом, после разгрома троцкистов и правых, имела одну настроенность: работы Сталина, идеи Сталина, указания Сталина, слово Сталина — вершина марксистской мысли.

За тридцатилетие верховенства Сталина критика в партии в социологических вопросах шла постепенно на угасание и, в конечном счете, остался один-единственный творец теории и источник критики — Сталин.

Только он мог наносить, и наносил, удары: вчера по «контрабандистам» в вопросах истории партии, сегодня — по «меньшевиствующим идеалистам» в философии, завтра — по «контрреволюционным кондратьевцам» в аграрной теории, послезавтра — по «безродным космополитам» в литературе и драматургии.

Всем остальным предоставлялось одно право: прославлять гениальность идей Сталина, пропагандировать их и популяризировать. Абсолютная монополия в вопросах марксистско-ленинской теории, постепенное угасание большевистской критической мысли — это те вредоносные процессы, последствия которых оплачены нашей партией, нашим народом, мировым коммунистическим движением дорогой ценой.

…После одной из бесед Сталина с нами состоялось формальное решение Президиума ЦК, которым группе советских ученых-экономистов поручено было написать учебник политической экономии. В группу были включены: академик К.В. Островитянов, академик П.Ф. Юдин, член-корреспондент Академии наук Д.Т. Шепилов, член-корреспондент Л.А. Леонтьев, а несколько позже — действительный член Академии сельскохозяйственных наук И.Д. Лаптев и член-корреспондент А.И. Пашков.

По указанию Сталина в мае 1950 г., нас всех освободили от всех работ и общественных обязанностей и направили за город «со строгой изоляцией»: чтобы мы не отвлекались ни на какие побочные дела и в течение одного года подготовили текст учебника. Сталин предложил создать авторскому коллективу «все условия», чтобы «они ни в чем не нуждались и ни о чем не заботились, кроме работы над учебником».

Так и было всё сделано. Нам был отведен под Москвой, в Горках, прекрасный особняк. Когда-то он был построен Саввой Морозовым. Здесь с июля 1931 г. по июнь 1936 г. жил и работал Алексей Максимович Горький.

И вот душистым майским утром 1950 года мы прибыли в Горки. Въездная аллея. Двухэтажный прекрасной архитектуры особняк на высоком берегу Москвы-реки. Запущенный сад, а за ним — сосновый бор. Вода в Москве-реке — прозрачная с синевой, а за рекой бескрайние заливные луга.