Ангелы террора - Шхиян Сергей. Страница 30

— С тобой все в порядке? — испуганно спросил я девушку.

— Не знаю! — плачущим голосом ответила она. — Мне страшно!

— Иди к саням, — приказал и бросился к лежащему ничком Петру. Волосы его были темны от крови, и я решил, что он разбился насмерть. — Петя, ты живой? — закричал я и, поднатужившись, перевернул его большое, тяжелое тело на спину.

Петр открыл глаза и, обхватив руками окровавленную голову, выругался и сообщил:

— Ишь, ты, ироды, башку мне раскололи!

— Давай, вставай! — взмолился я. — Нам нужно уходить!

— Куда ж я от коней, — ответил он, глядя, как коренник и правая пристяжная пытаются встать на ноги. — Никак Серка убили, анафемы! Ну, уж я вам! Так вас перетак!

Петр сначала встал на четвереньки, потом поднялся на ноги и побрел, покачиваясь, к лошадям.

— Ложись! — крикнул я ему и, выскочив из сковывающего движение полушубка, в один прыжок догнал и повалил мужика наземь.

Мы уже лежали с ним на снегу, когда докатился звук очередного винтовочного выстрела.

— Не вставай, застрелят! — рявкнул я на крестьянина. — Прячься за сани!

После того, как Петр послушно на четвереньках пополз к саням, я вспомнил о своей нервной девице:

— Таня, ползи сюда.

Девушка, поскуливая, смешно перебирая рукам и ногами, заспешила на четвереньках к саням. Я же привстал, что бы оценить обстановку. От крытого возка до нас было метров четыреста. На козлах во весь рост стоял давешний стрелок и целился в нашу сторону из винтовки. В это время из самого возка выскочило еще двое мужчин, они стояли посередине дороги и смотрели в нашу сторону. Вместе с ямщиком, который к этому времени соскочил с облучка на дорогу, противников у нас оказалось четверо. Ровно по одному на мои сбереженные патроны. Не ожидая нового выстрела, я приник к земле и по-пластунски пополз к укрытию.

Петр и Татьяна Кирилловна уже спрятались за перевернутыми санями. Я лег рядом с девушкой и сказал товарищам, сколько у нас теперь противников.

— Нешто, — произнес Петр разваливающимся, плавающим голосом. — Нешто! Я и такой, ранетый, бог даст, стрелю енту иродову тать.

Я с сомнением посмотрел на мужика, вся левая сторона головы была у него в крови, а глаза смотрели мутно.

— Сейчас я тебе помогу, — пообещал я, переползая через Танины ноги ближе к нему. — Сядь и обопрись спиной о сани.

Мужик послушался, морщась и ахая, повернулся и сел, заваливаясь спиной на санный полоз. Я посмотрел в сторону противника, там пока ничего не происходило. Тогда я развел пальцами густые, слипшиеся от крови волосы крестьянина. Пуля прочертила у него на голове пятисантиметровую борозду, глубиной в полсантиметра. Я развел края раны пальцами и под сочащейся кровью разглядел кость черепа со шлифованной бороздой. Как после такого удара Петр не потерял сознания, было просто невероятно. Такая рана опасна не сама по себе, страшен удар по голове, он был так силен, что должен был надолго вырубить мужика.

Я вытащил из кармана чистый носовой платок и, прижав его к ране, закрепил на месте и натянул ему на голову мохнатую баранью шапку, которой я маскировался от «бомбистов».

— Ну, вот, теперь терпи, пока мы не отделаемся от революционеров, а потом я тебя вылечу, — пообещал я. — Где твое ружье?

Петр указал на облучок, под которым лежало вылетевшее при падении из-под сидения саней одноствольное охотничье ружье. Я взял его в руку. Оно оказалось старым, курковым с белесым от многолетнего пользования и чисток стволом. Я выколотил набившийся в ствол снег и положил оружие рядом с собой.

— Патронов у тебя много? — спросил я крестьянина, выглядывая из-за саней.

— Есть с пяток, на ентих татей хватит, — с трудом ворочая языком, ответил он.

Я в этом уверен не был, все зависело от того, чем вооружены противники, и как лягут карты. Если у них у всех трехлинейные винтовки или даже берданки, то наши сани делались слишком ненадежной защитой — выщелкать нас сквозь дюймовые доски мощными пулями не составляло труда.

Я опять выглянул из-за укрытия и оценил изменившуюся диспозицию. «Четверка отважных» окончила совещание и направилась в нашу сторону. К счастью, винтовка оказалась только у одного «Ловкача», как я его назвал про себя, у остальных, насколько можно было разглядеть издалека, в руках были револьверы.

Петр, проследив за моим взглядом, тяжело повернулся и увидел приближающихся противников.

— Вот я их сейчас и стрелю, — сообщил он, придвигая к себе ружье. Он порылся в кармане, вытащил два медных патрона и, переломив ружье, загнал один в ствол.

— Погоди, — остановил я его, — они не знают, что у нас есть оружие, подпустим их сначала ближе.

Петр кивнул и застонал от боли, потом, морщась, сказал:

— Я ляжу, чтобы они меня не видали.

Он долго мостился и, наконец, устроился, просунув ствол между досок сидения.

Я вытащил из кармана «Браунинг» и, видимо, на нервной почве, сделал лишнее действие, оттянул затвор и проверил, есть ли патрон в стволе. Все было в полном порядке. Осталось только терпеливо ждать. Между тем, «квартет бомбистов» неспешно, не скрываясь, приближался. До них было уже метров сто.

— Ну, что, стреляем? — поинтересовался мужик, не торопясь разделаться с обидчиками.

— Подождем, когда подойдут метров на пятьдесят, — ответил я.

— До чего дойдут? — не понял крестьянин. Переводить метры в сажени у меня не было времени, и я не ответил.

— У тебя чем заряжено ружье? — вместо этого поинтересовался я.

— Картечью.

— Как только дойдут до ракитового куста, стреляй в того, что с винтовкой, а я вон в того, здорового, — сказал я, имея в виду самого крупного в группе мужчину в длинном пальто и котелке. — Потом, если успеем, ты в того, что справа, я в левого.

— Ладно, — согласился он, и мы оба замолчали. Группа двигалась спокойно и уверенно, уже были различимы их лица. Тот здоровый, которого я намерился застрелить, был с закрученными усами и бритым подбородком. Он шел, вытянув вперед руку с никелированным наганом. До ракитового куста, на котором сохранилось несколько не слетевших листьев, им осталось метров десять.

— Ой, господи, Матерь Божья, заступница… — запричитала Татьяна Кирилловна, с ужасом глядя на пистолет в моей руке.

Я положил руку с «Браунингом» на полоз саней, как на упор, навел его на левую часть живота усатого и начал тянуть пальцем спусковой крючок.

У меня был приятель, тренер в спортивной школе, и я частенько заходил к нему в тир пострелять из пистолета. Особых успехов я не достиг, но обычно весьма неплохо попадал первыми десятью выстрелами. Главное правило в стрельбе — не ожидать выстрела, иначе непременно уведешь пальцем ствол вниз.

Хода спускового крючка этого пистолета я не знал, и «Браунинг» выстрелил чуть раньше, чем нападавшие дошли до мною же намеченного места. Впрочем, и ружье Петра почти одновременно рявкнуло возле моего уха. Больше не глядя на первую мишень, я прицелился в следующего нападавшего и, держа его живот на конце мушки, плавно потянул спусковой крючок. Руку с пистолетом подбросило вверх, но я не обратил на это внимание: смотрел, как оседает на землю здоровый усатый, тот, в которого я стрелял первым, и рядом с ним медленно поднимает руки к груди вторая мишень — молодой человек в студенческой фуражке.

В этот момент опять выстрелил Петр, успевший перезарядить ружье. Теперь я сумел разглядеть и последнего из нападавших, это был мой недавний знакомец «кучер», коротко стриженный атлет, со встречи с которым и начались мои недавние приключения. Петр, к сожалению, промазал, то ли поторопился выстрелить, то ли из-за плохого самочувствия. «Кучер» уже пришел в себя от неожиданности и выстрелил в нашу сторону, причем довольно метко. Пуля продырявила плечо моего нового пальто. Такие неприятные инциденты редко кого радуют, я занервничал и, плохо прицелившись, попусту истратил свой предпоследний патрон; «Кучер» ответил двумя, тоже неточными выстрелами.

Я с надеждой взглянул на Петра, он, как мне показалось, слишком медленно перезаряжает свое ружье, неловко заталкивая патрон в патронник. «Кучер», между тем, подхватил выпавший из руки убитого товарища наган, и теперь стрелял в нас из двух рук. К своему несчастью, он не догадался залечь за куст и продолжал торчать, как черная мишень на белом фоне. Я вновь оперся рукой о полоз саней, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание и взять себя в руки. Мне следовало унять нервы и повторить первые удачные выстрелы.