Черный Магистр - Шхиян Сергей. Страница 19

— Что «все это»?

— Про прошлое, будущее, как будто вы, ну, как бы это сказать, путешественник по времени.

— Погоди, — не сразу нашелся я. — Ты что, мне не веришь? А как же твоя бабушка, ну и все остальное? При тебе же все это и случилось...

— Ах, оставь. Право, если тебе хочется упрямиться, то воля твоя, я тебе поверю.

— Что значит моя воля, по-твоему, я все придумал, обманул и тебя, и твою бабушку и ради смеха вырос на ваших глазах на два локтя. Откуда я тогда знаю про твоего прадеда и деда?

— Мы люди известные, — просто сказала Катя.

Я собрался было рассердиться, но раздумал.

— Так вот почему ты не расспрашиваешь меня, как будет развиваться твой любимый прогресс... А, между прочим, зря, я много чего знаю...

— Зачем же я буду спрашивать, тебе прогресс не нравится, ты его презираешь. Ты — ретроград!

— Кто я? «Ретроград»? Ну, вы даете, предки наши любезные!

— Я тебе не предок! — обиделась Екатерина Дмитриевна.

— Надеюсь!..

— Значит, то, что я знаю Островского и Льва Толстого, ничего не доказывает?

— Ну, пожалуйста, не нужно говорить об этом, — умоляющим голосом попросила Катя. — Зачем ты упорствуешь. Время — это время, оно не может двигаться, оно течет и, к сожалению, очень быстро, и только в одну сторону...

С тем, что время быстротечно, я не мог не согласиться. После того, как мне исполнилось двадцать лет, я сам стал это замечать.

Размолвка была преодолена и почти забыта. Мы мирно беседовали на местные темы, однако, небольшой осадок на душе остался. Гостей в это вечер в доме не было. Не явился даже ежедневный доктор. Катя периодически выходила из комнаты по хозяйственным надобностям: согласовывала меню с кухаркой, о чем-то совещалась с Марьяшей. Мне же заняться было совершенно нечем.

Некрасовский «Современник» быстро надоел. Перечитывать классику не было настроения. В такие моменты очень выручает телевизор, но по известным причинам его в наличии не оказалось. После утреннего взрыва страстей и бесчинств, которые мы учинили, даже спальня не казалась мирной гаванью, в которой можно уединиться на всю оставшуюся жизнь.

Мне стало понятнее пагубная страсть многих людей к картежной игре и пьянству. По оконным стеклам опять забарабанил дождь. Идти спать было рано, заниматься любовью не хотелось, а говорить было не о чем. Наваливалась совершенно необъяснимая тоска. Появилось чувство, что вот-вот что-то должно случиться. Внутренний дискомфорт смешался с тревогой.

Однако, вечер проходил спокойно, и ничего не происходило. Катя слонялась по дому, я сидел в гостиной, дождь барабанил по окнам.

В какой-то момент в голову пришла мысль, что все это не просто так, а кто-то меня подталкивает к активным действиям.

Не знаю, как у других людей, но у меня иногда бывало такое состояние, когда возникает ощущение, что я куда-то опаздываю, что-то нужно срочно сделать; появляется необъяснимая мышечная активность и суетливое нетерпение.

Я опять начал грешить на своих неведомых «манипуляторов», как показал опыт, имеющих склонность принуждать меня к действию «изнутри», через мои желания и порывы. Я попытался разобраться во всем этом, но меня отвлекла Катя, начавшая неодобрительно на меня поглядывать.

— Ты чем-нибудь недовольна? — спросил я, когда её внимание ко мне приняло явно негативную форму.

— Мне кажется, — задумчиво ответила она, — что ты ко мне совсем равнодушен. Неужели я не стою того, чтобы сказать мне хорошее слово?

Мне захотелось резко ответить, что кучу самых лучших слов я ей наговорил не далее как сегодня утром, однако, я сдержался и попытался изобразить из себя пылкого влюбленного.

Катя немного успокоилась, и у меня появилось чувство, что удалось избежать скандала и истерики посильнее вчерашней.

Объективно не было никаких предпосылок к такому нашему «неадекватному» поведению. Возможно, я не был влюблен в Екатерину Дмитриевну так сильно, как в Алю, но она была мне глубоко симпатична, восхищала как женщина, вызывала сильные эмоции. Короче говоря, у нее не было ни одного качества, которое могло раздражать, а она меня раздражала. Очень хотелось сказать ей резкость, обидеть...

Она, как будто чувствуя мое настроение, становилась все пасмурнее.

«Ну уж нет!» — решил я и, когда она в очередной раз неприкаянно проходила мимо меня, поймал ее за руку и усадил к себе на колени.

Катя дернулась, пытаясь освободиться, но я не дал, прижал к себе и начал целовать. Хорошие слова тоже нашлись...

Сначала мне пришлось себя подстегивать и искусственно распалять. Однако, постепенно гормоны начали работать, а вслед за ними и все остальное...

«Мы повторим, и дай нам бог всегда так согреваться в лучшие года».

...Ночь была великолепной: уютно тарахтел дождь, керосиновая лампа теплым светом освещала поле нашего сражения, покрытое обнаженными телами.

Плюнь в глаза тому, кто упрекает

ас с тобою в бл...ве и разврате,

Он или дурак, или не знает,

Что такое женщина в кровати,,.

Таким немудрящим стишком какой-то безымянный автор попытался оправдаться за нарушение нравственных норм. Я решил не оправдываться и просто взял от жизни и судьбы все, что она мне предложила на этот час.

Этой ночью Катерина в постели была великолепна. Я в очередной раз склонился перед женщиной, способной преодолеть бремя условной морали. Казалось, что она брала дань за предшествующие «бесцельно прожитые годы».

— Ты, правда, ничего не знала о такой любви? — спросил я, когда нам пришлось ненадолго оторваться друг от друга.

— Догадывалась, — созналась Катя и покраснела, что было очень логично после всего, что мы вытворяли. — Только мне все это казалось таким нереальным, вернее, не относящимся ко мне...

— Ну и как тебе нравится реальное воплощение? — сказал я, немного лукавя и нарываясь на комплимент.

— Я не думала, что это может быть так возвышенно! — ответила она, явно не принимая в расчет мое участие в этом таинстве.

Заснули мы под утро, утомленными и пресыщенными. Жаркие перины медленно высыхали от любовного пота.

...Утром, за завтраком, мы сидели друг против друга, изредка сталкиваясь руками у солонки или графина с морсом. Екатерина Дмитриевна, бледная, с сияющими глазами, сонно щурилась и улыбалась нежно и смущенно.

— О чем ты думаешь? — спросила она, заметив, что я внимательно ее рассматриваю.

— Мне кажется, ты слишком рано родилась. Тебе будет трудно реализоваться в это время. Боюсь, что тебе будет невозможно найти людей, которые смогут тебя понять и оценить.

— Но ты-то меня ценишь? I

— Ценю, однако, неизвестно, сколько времени мы будем вместе,

— Вы хотите оставить меня? — Катя перестала улыбаться.

— Не хочу, — честно признался я. — Только боюсь, что это зависит не от меня. Катя, постарайся поверить мне, я действительно человек из другой эпохи. Я не смогу тебе это доказать, да оно и неважно, не в доказательствах дело. Это так сложно, что я сам не могу во всем разобраться. Я хочу остаться с тобой, так же, как хотел остаться с Алей, я имею в виду Алевтину Сергеевну, однако, обстоятельства все время складывались так, что мы не могли быть вместе. Боюсь, что то же самое будет и у нас с тобой. У меня нехорошее предчувствие...

— Ты это серьезно? — спросила она, побледнев.

— Да, я со вчерашнего дня чувствую, что на меня начинают давить.

— Какие глупости, я совсем о другом, неужели ты «так же» хотел остаться с Алиной Сергеевной, как со мной? Остаться с этой старухой! — сказала Катя, дрожащими губами, но глаза ее сверкнули отнюдь не слезой.

Я не сразу переключился с одной мысли на другую и не понял, при чем здесь Аля. Потом до меня дошло.

— Мы не будем обсуждать прошлое и мои отношения с женой, — резко сказал я, пытаясь в зародыше подавить сцену ревности.

Однако, я не учел Катиного темперамента. Она вспыхнула и затвердела лицом. Что ни говори, но Бестужевских курсов она не кончала и в Смольном институте благородных девиц не обучалась. Моя подруга была правнучкой портного и внучкой купца, да еще «эмансипе» и богатой женщиной. Семейный скандал у нас получился совершенно безобразный. Катя впала в буйство и хлестала меня наотмашь самыми уничижительными, по ее мнению, словами.