Грешница - Шхиян Сергей. Страница 60

– Ну, что ты попусту кричишь, сходил бы лучше за фонарем, – приказал ему Иван.

Тот поклонился и довольный побежал прочь от страшного места.

Оставшиеся дворовые мужики стояли так, чтобы не поворачиваться к острогу спиной.

– Ну, что ты вся дрожишь, – ласково сказал мне Алеша, – ничего страшного не произошло. Сейчас зайдем и посмотрим, что там внутри.

– Только ты, пожалуйста, туда не ходи, – попросила я. – У тебя болит рука, если там на вас кто-нибудь нападет, ты ничего не сможешь сделать.

– Все страшное уже позади, – сказал он. – К тому же я не один.

– Если так, то я пойду с вами, – твердо сказала я.

– Там сильная вонь, – предупредил Алеша.

– Ничего, я и не к такому привыкла, как-нибудь выдержу!

– Как знаешь, – согласился он, и мы вслед за Иваном вошли внутрь острога.

Алеша был прав, вонь там была ужасная. Я даже не могу передать, что это был за запах. Меня сразу же начало тошнить, но из упрямства я не вернулась. Иван, сделал несколько шагов вглубь помещения, остановился и осветил фонарем какие-то окровавленные тряпки. Я присмотрелась и увидела, что из остатков платья торчит человеческая рука.

– Аля, тебе лучше уйти, – сказал Алеша, сдавленным голосом.

– Нет, я с тобой! – отказалась я, прижимаясь к нему, но он обнял меня за талию и насильно отвел к выходу.

– Уходи, тебе здесь нечего делать!

Уже во дворе мне стало совсем худо: не хватало воздуха и казалось, что смрад пристал ко всему телу. За всю свою жизнь я не видела ничего подобного. Меня тут же окружили любопытные и засыпали вопросами. Я только отмахивалась и старалась отдышаться. Выручил меня Алеша. Он скоро вышел из темной и подошел ко мне. Лицо у него было бледным и мокрым от пота.

Вслед за ним показались Иван с тюремным сторожем. Тот был напутан до полусмерти и клялся, что никого в острог не пускал. Его успокоил Иван, сказал, что в случившемся его вины нет. Однако сторож продолжал твердить одно и то же, теперь обращаясь не только к нам, но и ко всем кто здесь собрался. Алеша со значением посмотрел на меня, и я проверила, говорит ли старик правду. В его мыслях не было ничего кроме страха перед будущим незаслуженным наказанием. Я посмотрела на Алешу и отрицательно покачала головой. Он кивнул и успокоил старика, что его за то что случилось, сечь не будут. Сторож ему не поверил и продолжал причитать и божиться. Мы отошли от него, чтобы он успокоился.

– У меня что-то с плечом, кажется вывих, – пожаловался нам с Иваном Алеша. – Руку не могу поднять.

– Это ничего, ваше благородие, – успокоил его Иван, схватил за запястье и сильно дернул руку.

Алеша закричал и, не сдержавшись выругался. Зрители, услышав народные слова от ученого лекаря, одобрительно зашумели. Алеша попенял Ивану за то, что тот его не предупредил, пошевелил вправленным плечом и поблагодарил костоправа. Мы теперь стояли втроем и старались надышаться свежим воздухом.

– А ведь это он тебя, Алёша, хотел загрызть, – вспомнив, звериную ненависть волка, сказала я.

– Почему именно меня? Кто подвернулся, того бы и загрыз, – ответил он.

Я не согласилась и объяснила.

– Он, почему-то, именно тебя больше всех ненавидел.

Если бы мне пришлось объяснять, почему я так твердо в этом уверена, я бы не смогла этого сделать. В тот критический момент, ко мне в голову со всех сторон поступало очень много информации. Я не все поняла и запомнила и не могла так сразу разложить по полочкам. Но две самые сильные эмоции, перебили остальные. Ненависть волка к Алеше и его страх за меня. Все это я ему и рассказала.

– Такого быть не может, – покачал головой муж. – Зверь он и есть зверь. Он кого-то конкретного ненавидеть не может, я оказался у него на пути, поэтому он на меня и напал.

Неожиданно в разговор вмешался Иван.

– Братцы, вы, что не понимаете! Это же был оборотень, как пить дать, оборотень!

– Что значит, оборотень? – удивился Алеша. – Оборотней не бывает.

– То и значит, что давешний барин в остроге обернулся в зверя, порвал свою бабу, а потом пытался отомстить тебе! – уверено сказал Иван.

– Да брось ты, это все сказки! – вслух сказал Алеша, а сам подумал, – Мне еще только оборотней не хватает! И так кругом сплошная мистика, – потом, вслух, спросил Ивана, о спасенном узнике.

– Плох, отходит, – коротко ответил тот.

– Что же ты мне раньше не сказал, – рассердился Алеша. – Где он сейчас?

– Где ему быть, в моей каморке на конюшне.

– Пойдем, скорее, может быть, я сумею ему помочь, – сказал Алеша.

Они отправились в конюшню, а я вернулась в дом. Там все чистые обитатели толклись в парадной зале и обсуждали последние события. Было, похоже, что гибель Вошиных разбудила их сонное царство. Мелкие дрязги и счеты были забыты и приживалы с дармоедами обсуждали героический поступок моего мужа. Оказывается, когда волк бросился на людей, Алеша не испугался и отрубил ему саблей лапу, а Иван смертельно ранил его из пистолета. О погибших полицейских никто и не вспомнил. Зато все ругали Вошина и его сестру и радовались, что они погибли.

Мне в доме никто кроме Трегубова и Марьи Ивановны не нравился, но их в зале не оказалось и я, не задерживаясь, вернулась в наши покои. Там я села в кресло, закрыла глаза и только тогда поняла, как напугана и устала. За последнее время со мной произошло так много событий, что не оставалось времени не только оглянуться назад, но просто отдохнуть и выспаться. Моя прежняя жизнь начинала казаться спокойной и едва ли не счастливой. Когда пришел Алеша, он сразу увидел в каком я состоянии и испугался, что я заболела. Забота всегда приятна, и я позволила себе немного покапризничать.

К обеду в Завидово начали съезжаться гости со всей округи. Весть о произошедшем здесь преступлении распространилась на весь уезд, и все кто был вхож в дом Василия Ивановича, спешили приехать и выразить ему свое сочувствие. Ожидался парадный °бед. Когда я узнала, что здесь будет едва ли не все местные помещики с женами и детьми, пришла в неописуемый ужас.

В той одежде, в которой я приехала в Завидово показаться на людях, было совершенно немыслимо! Теперь-то я уже понимала, почему Алеша не разрешал мне надевать платья генеральши без соответствующий обуви и прически. Я металась по покоям, с отчаяньем рассматривая, свой убогий, нищий гардероб! Сарафаны сшитые Котомкиным не выдерживали никакой критики, в таких можно было выйти в скотный двор, но не к столу. Генеральшино платье было поношено и скромно до неприличия!