Кукловод - Шхиян Сергей. Страница 23

Думаю, в том, что я сказал, никто, включая управляющего, ничего кроме упоминания государя и обвинении в бунте, не понял. Однако и этого оказалось достаточно, что бы гул недовольства разом смолк. Я повернулся к зрителям. На меня смотрело множество глаз, смотрело угрюмо, и как мне показалось, с угрозой. Разбираться в психологии толпы времени не было. Я был странно для этого времени одет, да еще уличен в колдовстве, чем ни повод для праведной расправы. Мне почему-то стало очень страшно, и рука невольно потянулась к рукоятке сабли.

И вдруг все как-то переменилось. Лица дворовых и местных крестьян, хмурые и сосредоточенные, стали испуганными. Уже позже я осознал, как странно наблюдать такую быструю смену настроения одновременно у многих людей. Сначала мелькнула мысль, что крестьян испугал мой угрожающий жест, но его могли видеть только те, кто стоял совсем близко, а испугались почему-то все. Да и у меня от непонятного страха онемели руки, похолодело в животе и сердце, как говорится, ушло в пятки. Все кто здесь был, словно застыли на своих местах.

Разрядил обстановку «заколдованный возница». Козел вдруг, жалобно заблеял и бросился бежать от ворот загона, смешно задирая задние ноги. Словно очнувшись от наваждения, люди начали поспешно расходиться. Уже спустя полминуты на месте остались только мы с управляющим и человек в черном плаще, стоявший шагах в двадцати от нас. Выглядел он довольно странно, если не сказать опереточно: длиннополый плащ и шляпа с широкими полями закрывавшая верхнюю часть лица. Я посмотрел на управляющего. Тот был совершенно бледным, и у него тряслись губы. Впрочем, и у меня состояние было не многим лучше, колотило так, будто в меня собирались выстрелить.

– Здравствуйте, ваше сиятельство! – с трудом справляясь с губами и словами, сказал незнакомцу Фабиан Вильгельмович и только тогда я узнал своего ночного гостя.

Молодой Урусов вежливо нам поклонился и страх, сжимавший мне грудь, как-то сам собой прошел. Теперь я рассмотрел, что у князя совершенно неестественно бледное, какое-то мучное лицо, особенно в контрасте с черной одеждой.

Он не спеша, приблизился к нам. Ночью он показался мне много моложе. Теперь было видно, что ему где-то под тридцать и природа обделил его не только растительностью на голове, но и красотой. У Ивана Николаевича было узкое, какое-то рыбье лицо и небольшие, почти без ресниц светлые, почти белесые глаза. При нездоровой бледности он казался болезненно изможденным, хотя фигура была вполне крепкая, пропорциональная и не астеническая.

– Что у вас здесь случилось, почему собралось столько народа? – спросил он.

Спрашивал он не кого-то конкретно, потому ответить поспешил управляющий, и было заметно, что он порядком боится молодого князя.

– Ваше сиятельство, мы с господином Крылоффым пришли смотреть козла.

– Козла? Какого еще козла? – поднял безбровые дуги князь. – Того козла? – понял он, посмотрев на бедное животное, с отчаянным блеянием, нарезавшее круги по дальней от нас часть загона.

– Ja , meinFurst – начал было говорить по-немецки Фабиан Вильгельмович, но тотчас поправился и перешел на русский язык, – да, ваше сиятельство. Мне доложили, что господин Крылофф превратил своего крестьянина в козел.

– Вы превратили мужика в козла? – обратился ко мне Урусов и неожиданно засмеялся неприятным, каким-то давящимся смехом. – Кто придумал такой вздор?

– Их сиятельство Николай Николаевич, приказали мне разобраться, – ответил управляющий. – Я привел сюда господина Крылоффа, показать это козел.

– Папа? – на французский манер, с ударением на последний слог, спросил князь, и я по небрежной интонации понял, что к отцу Иван Николаевич относился без должного сыновнего почтения. – Почему ему такое взбрело в голову?

Пришлось вмешаться в разговор мне и рассказать о своей неудачной шутке и появление в имение козла, действительно чем-то похожего на моего возницу. Князь опять рассмеялся.

– И вы, Фабиан Вильгельмович, поверили такой глупости? – повернулся он к немцу.

Я не могу объяснить почему, но когда он спрашивал управляющего, у меня появилось внутреннее чувство, что, может быть, все это не так уж глупо и безобидно.

С превращением одного субъекта в другого я уже сталкивался на собственном опыте. Правда, тогда превращали не кого-нибудь, а меня самого, и что такое возможно, я знал не понаслышке.

Управляющий, нимало не смутился насмешливым вопросом, и объяснил, что здесь, в России все бывает. Молодой князь опять засмеялся и, снисходительно кивнув немцу, пригласил меня пройтись по парку. Отказываться у меня не было никакого основания, и мы пошли тем же путем, что недавно с его сестрой. Какое-то время шли молча. Иван Николаевич меня раздражал, к тому же я не мог понять причину своего недавнего безотчетного страха, думал об этом, и не рвался начинать разговор.

Князь шел медленно и в своем черном плаще и широкополой шляпе казался большим вороном. Мы дошли до поворота аллеи и свернули вглубь парка. Только теперь молодой Урусов заговорил:

– Вам нравится здесь? – не глядя на меня, спросил он.

Я решил, что он имеет в виду зимний парк и соответственно, ответил:

– Да, у вас здесь очень красиво.

– Я спрашиваю, как вам нравится в имении и, вообще, наше семейство, – уточнил он.

Я ответил так, как обычно отвечают на подобные вопросы.

– Мои родители говорили, что вы летом спасли maman жизнь? – не слушая ответа, задал он новый вопрос.

– Я ничего об этом не могу сказать, после контузии я потерял память и ничего не помню из своего ближайшего прошлого.

– Забавно, – почему-то насмешливо сказал он, – так-таки и ничего? Никого из тех с кем встречались?

– Именно, – буркнул я, начиная тяготиться странным разговором.

– А мою сестру вы помните? – продолжил он тем же тоном.

– Конечно, я с ней познакомился тогда же когда и с вами, а вас я хорошо помню! – не ведясь на его ироническую интонацию, сухо, ответил я.

– И она вам, конечно, понравилась, – не то спросил, не то констатировал он.

– Да, именно, весьма понравилась. Ваша сестра очень приятная барышня!