Кукловод - Шхиян Сергей. Страница 6

– Так вы сейчас состоите в ополчении? – вежливо, удивился я. – В каком, если не секрет?

Собеседник немного смутился, но ответил:

– В третьем, резервном.

В 1812 году было выставлено более трехсот тысяч ополченцев, из которых были образованы округа: 1-й – для обороны Москвы, 2-й – для обороны Петербурга и 3-й – для составления резерва. Ратники ополчения были сведены в пешие и конные полки и дружины, делившиеся на батальоны, сотни и десятки.

На бравого воина дорожный знакомый никак не походил, потому и его резервной ориентации я не удивился.

– А вы я, вижу, – продолжил он, рассматривая французский мушкетон, висевший на моем плече, – участвовали в деле?

– Нет, скорее в локальных конфликтах, – загадочно для этого времени, ответил. – Ничего серьезного.

Как многих сугубо штатских людей, а он, судя по всему, таковым и был, благоговеющих перед армией и воинскими подвигами, его такое объяснение не удовлетворило, он даже посмотрел на меня слегка свысока.

– А мы так славно повоевали! Вы знаете, у меня над головой даже пролетали ядра! И я, поверите, не склонил пред ними головы! Значит, вы сейчас, направляетесь в Калугу, – резко сменил он тему разговора.

– Да, в Калугу, – пробормотал я, но он, не слушая, опять вернулся к военным делам.

– Сейчас отсиживаться по тылам не след, все патриоты любезного нашего отечества, взяли в руки оружие! Хотите, я вам расскажу, в какой переделке я побывал?

– Я, право, не знаю, вам нужно спешить домой к Марье Ивановне, – попробовал отказаться я, – она нездорова, стоит ли задерживаться? Может быть как-нибудь в другой раз?

Действительно, слушать посередине дороги рассказы незнакомого человека о его ратных подвигах мне не слишком хотелось. Судя по выражению лица, добрым глазам и пылкой речи, муж Марьи Ивановны был пресимпатичным человеком, но мне было неловко перед его свитой, явно маявшейся от словоохотливости хозяина.

– Пустое, милейший, Алексей Григорьевич! Что вам в той Калуге? Калуга никуда не денется, как стоит на своем месте со времен князя Дмитрия Донского, так и еще постоит! Когда вы узнаете, что со мной случилось на прошлой неделе, так ни в какую Калугу не захотите!

– Ну, что же, извольте, я послушаю, – смирился я с неизбежным.

Было, похоже, что мне выпал счастливый день, сначала слушать философские рассуждения мужика, теперь батальные истории барина.

– Да знаете вы ли, милейший Алексей Григорьевич, что я был шпионом?!

– Шпионом? – повторил я за ним. – Как же так?

– А вот представьте! Поехал смотреть, как уходят из Москвы французы. Оделся, знаете ли, мещанином, да и смешался с войсками. Иду себе по дороге и все высматриваю, сколько у врага пушек, сколько лошадей и всяких повозок!

Он замолчал, и радостно смотрел на меня, ожидая реакции на свое сенсационное сообщение. Пришлось ему подыграть:

– Надо же, наверное вам было страшно?

– Отнюдь! Французы ведь не знали, что я шпион! – радостно воскликнул он.

– Ну, и много вы нашпионили? – поинтересовался я.

– Ничего не успел толком сделать, – засмеялся скромный герой, – представляете меня схватили французские солдаты и едва не расстреляли! Помог просто невероятный случай! Меня выручили другие французские солдаты.

– Да? – только и сказал я, уже переставая чему-либо удивляться. – Я могу даже сказать как…

Случай, как известно, дело непредсказуемое. Когда я попал в двенадцатый год, меня в бессознательном состоянии нашел в лесу французский патруль. Командовал им французский сержант Жан-Пьер Ренье. С отданными ему в подчинение итальянскими солдатами у сержанта, мягко говоря, не сложились отношения, они собрались Ренье убить, а покойника, за которого посчитали меня, ограбить. Сержанту это не понравилось и при моем посильном участии мародеров мы перебили.

Однако на этом, наши злоключения не кончились. Уже в непосредственной близости от Новой Калужской дороги по которой отступала из Москвы Великая армия Наполеона, мы с сержантом Ренье, наткнулись на троих французов, тащивших вглубь леса человека в штатском. Ренье их окликнул, те же, даже не ответив, тотчас начали в нас стрелять. Сержант получил пулю в плечо, но не испугался, и кончилось эта стычка тем, что с французами мы, с Божьей помощью, справились. А вот штатский, которого я не успел даже толком рассмотреть, пока шел бой сбежал.

– Вы? – удивился, новый знакомый, – откуда вы это можете знать?

– Французских солдат было трое?

– Трое, – подтвердил он, глядя на меня, что называется во все глаза, и даже перестал улыбаться.

– Двое вас вели, а последний, подталкивал штыком? – уточнил я.

– Алексей Григорьевич, дорогой, не томите, откуда вы все это знаете?! – явно волнуясь, спросил он.

– Эти трое солдат обстреляли двоих французских пехотинцев, а вас повалили на землю…

– Не может этого быть! – тихо сказал он, всматриваясь в меня. – Я бы вас непременно узнал. Правда, смотреть по сторонам, у меня не было времени…

– У меня тоже, вы так быстро скрылись, что я вас толком не рассмотрел.

– Я, признаться, запомнил только вашу саблю, такая кривая, скорее всего турецкая. А остаться я никак не мог, что мне было делать в бою без оружия…

– Вы правильно сделали, – успокоил я, обнажая клинок. – Узнаете?

– Это просто невероятно! – обескуражено сказал он. – Конечно, узнаю, я его видел почти возле своего лица! Неужели это были вы?!

– Случайно, но я.

– Голубчик, выходит, я обязан вам жизнью, – сказал он, от умиления заплакал, и опять принялся меня обнимать.

– Ну, нет, что вы, – попытался я остановить новый взрыв эмоций, – случись это со мной, вы бы сделали то же самое.

– Да как же это! Теперь вы должны, вы просто обязаны поехать со мной! Ну, хотите, я перед вами на колени встану? Если я вас не привезу, Марья Ивановна мне никогда этого не простит! Ну, пожалуйста…

Честно говоря, мне и самому стало любопытно разобраться со всей этой чередой совпадений, однако смущали схожесть с неведомым тезкой и неминуемое разоблачение.

К тому же совсем не хотелось обманывать этого милого, наивного человека.

– Ну, что поедете? – снова спросил он, просительно заглядывая в глаза.