Рыбалка в море демонов - Ши Майкл. Страница 36

Мы продолжили наш путь. Я знал, что угрюмое молчание, в которое повергло мальчишку мое красноречие, долго не продлится. Чувствовал я себя препротивно, враждебность к мальчишке заострилась еще сильнее, в то время как запас терпения значительно поиздержался, хотя я и понимал, что его поведение в последние дни ничем не отличается от обычного. Более того, территория, по которой мы шагали, вызывала мое глубокое неодобрение, несмотря на то что оказалась вполне безопасной и нетрудной для преодоления.

Я никак не мог уразуметь, что в этом месте такого, отчего волосы у меня на загривке все время стояли дыбом. Мы быстро сообразили, что бывали здесь и раньше, только не заходили так далеко вглубь, а теперь, не в силах в точности повторить свой прежний маршрут, забрели в самую сердцевину странной местности. С одной стороны, впереди нас поджидали неизведанные опасности, но с другой – до сих пор равнина, по которой мы брели, была вполне пригодна для выживания. Например, в этих влажных полях упругих розовых волокон легко можно было споткнуться и потерять равновесие, но о здешнюю почву, вздыбленную, сморщенную, взбаламученную, изрезанную бесчисленными канавками и бороздками, практически невозможно было удариться, такая она была мягкая и пузыристая. Видно было далеко, и никакая опасность ниоткуда не грозила. Местами из причудливых бархатистых бугров выступали осколки и целые небольшие площадки белого камня, глаже которого нам отродясь не приходилось видеть. На горизонте почва становилась все более ровной и светлой, кое-где сквозь нее начинала пробиваться чахлая растительность.

Когда мы достигли более светлого участка равнины, то обнаружили, что он резко отличается от розового. Прежде всего, он состоял из совершенно иного материала, жесткого и сухого, слегка пружинящего под ногой. Кроме того, почва здесь была почти совершенно гладкая, если не считать едва заметных бороздок, покрывавших всю поверхность повторяющимися узорами, подобными тем, что ветер рисует на нехоженом песке пустынь.

Что до покрывавших этот участок деревьев – сначала довольно невысоких и редких, – то они были совершенно безвредны, но тем не менее неизъяснимо отвратительны. Их субстанция – мокрые темно-лиловые завитки спутанных волокон – больше всего напоминала сырое мясо; толстые пучки закручивались и сплетались в упругие, точно резиновые, стволы, с которых свисали дряблые ветки. Полупрозрачные серебристые жгуты змеями опутывали древесные стволы, пронизывали их плоть, едва заметно пульсируя в такт ритмическому шевелению деревьев. Несмотря на полное безветрие, вся рощица двигалась, легкие судороги сжатий и расслаблений пробегали по мягким, податливым стволам и ветвям.

Почва начала подниматься. Деревья с каждым шагом становились все гуще и выше. Когда липкие ветви сомкнулись над нашими головами, уныние окончательно овладело мною.

– Слушай, – произнес Барнар. – Слышишь звук?

Я сердито тряхнул головой и ничего не ответил. На самом деле мое внимание давно уже привлек какой-то низкий гул, мощный, но в то же время рассеянный, словно доносившийся издалека. Подъем становился все круче. Петляя, прокладывали мы путь сквозь мясистые джунгли к тому, что снизу больше всего походило на горный хребет.

Как только мы ступили на его вершину, мне все сразу стало ясно, и прежде всего моя собственная непростительная тупость. Перед нами раскинулась глубокая, почти плоская долина, поросшая лесом, но совершенно другим, – то были волосы, черные и густые, как джунгли. У самого горизонта со дна долины вздымалась одинокая горная вершина небывалой высоты. Пик ее терялся в фосфоресцирующем мраке каменного небесного свода подземного мира, но ее ровные, сходящие на нет склоны ни с чем нельзя было перепутать. Всю гору от вершины до подножия пересекала мощная жила, вокруг которой, примерно на середине ее высоты, парили какие-то крылатые создания.

Эту-то гору мы и слышали; теперь ее гром безудержными раскатами заполнял косматую долину, вибрирующими ударами погребального набата отзываясь в мозгу. Звук был такой, будто с тысяч луков одновременно срывались стрелы. Барнар удивленно произнес:

– Мы его нашли – мы вошли в тело гиганта Сазмазма.

Я кивнул, не в силах оторвать глаз от представшего перед нами зрелища. Тут мы подпрыгнули, одновременно пораженные одной и той же мыслью, и обернулись назад. Уимфорта не было.

Хотя напасть на его след нам и не удалось, избранное им направление не вызывало ни малейшего сомнения. До тех пор пока он не достигнет открытой местности у подножия горы, самого, можно сказать, порога своих безумных мечтаний, нечего и надеяться его отыскать. Пытаться перехватить его в гуще покрывавшей грудную клетку великана спутанной шерсти бесполезно, более того, за то время, что мы будем пытаться отловить его там, мальчишка без помех доберется до охраняемой рабами Сазмазма территории, чем подвергнет себя – а заодно и нас – риску полного и немедленного уничтожения.

Так что мы спустились вниз и окунулись в джунгли жестких сальных волос, продираться сквозь которые было так трудно, что мы, учитывая наши совокупные силы, вновь обрели надежду оказаться на опушке этого леса раньше, чем туда доберется Уимфорт. Обильная растительность чрезвычайно ограничивала обзор. Поэтому, только добравшись до открытого пространства, мы обнаружили, что вышли на просеку, оставшуюся в этом лесу после какого-то сражения. Волосы на ней были сожжены, кожа обуглилась, груды обломков вперемешку с мертвыми телами валялись повсюду, а надо всем этим, устрашающая в своей близости, нависала вершина горы.

Некоторое время мы стояли молча, не в силах найти слова. Необходимо было отыскать какую-нибудь возвышенность, чтобы с нее обозреть весь этот хаос и найти в нем дорогу.

– Сдается мне, не мешало бы посмотреть, с чем мы имеем дело, – потухшим голосом начал Барнар. – А потом думать, куда его может понести.

Я кивнул. Снова настала тишина. Я промолвил:

– Если, конечно, у него есть какой-нибудь план и он не пытается просто прорваться наудачу.

Мы оба вздохнули. В настоящий момент скорость решала все, но на нас навалилась какая-то меланхолическая апатия. Неизбывное отчаяние переполняло наши и без того измученные сердца, препятствуя пробуждению в них боевого духа. Сил продолжать борьбу не было, и мы почти смирились с неизбежным поражением.

Угрюмо, не пытаясь скрыть отвращения, Барнар произнес:

– Похоже, более подходящей смотровой площадки нам не сыскать. – И он указал на волосатый труп чего-то вроде гигантского ленивца, лежавший поверх груды останков более мелких демонов, перемешанных с обломками их же колесниц. Неизвестно какими усилиями, но мы все же заставили себя подойти поближе.

– Да, – согласился я, – можно будет залезть вон на ту пику, которую он нацепил себе на лоб.

Похоже было, что животное скончалось среди, или точнее – поверх собственной кавалерии. Безглазые мартышки с изогнутыми, точно серпы, челюстями, служившие мертвому гиганту подстилкой, были погребены под обломками колесниц, увенчанных пиками, которые отличались от той, что красовалась на лбу чудовищными, лишь более скромными размерами. Однако слепые наездники казались небольшими лишь по сравнению со своим чудовищным союзником, ибо их экипажи длиной не уступали галеонам, а сами они, выпрямившись во весь рост, с легкостью могли бы снять своими серповидными челюстями корзину впередсмотрящего с верхушки мачты астригальского парусника.

Плоть гигантского ленивца смердела. Дохлые мухи, с годовалую телку величиной, утопали в этой трясине разложения. Мы полезли наверх, стараясь ступать на торчащие из вонючей шкуры позвонки.

– Трупные черви! – ярился Барнар, когда мы, обогнув ухо, выбрались на лысый бугор черепа. – Этот гнусный капризный идиот превратил нас в трупных червей!

Смерть настигла гиганта в тот самый момент, когда он лишь слегка склонил голову вперед, так что стальная пика у него на лбу вздымалась футов на сто вверх под углом примерно сорок пять градусов. Обхватив сверкающую иглу ногами, мы полезли по ней. Нам уже и так хорошо было видно все необходимое, но мы продолжали машинально карабкаться все дальше и выше, не в силах оторвать глаз от открывшейся картины.