Восьмая нога бога - Ши Майкл. Страница 39

Даже одержимая фанатическим пылом ведьма поняла, что страх и трепет перед делом, которое нам предстояло, сковал наши языки.

– Каким бы вопиющим нахальством ни казалось то, что мы собираемся сделать, – неожиданно для себя самой принялась успокаивать нас ведьма, – внезапность нападения сыграет нам на руку, мое воинство! После обильной еды паук наверняка отяжелел. Да и потом, гиганты наподобие него в такие времена, как сейчас, вряд ли прислушиваются к чему-то еще, кроме шагов своего Прародителя, который, может быть, в это самое мгновение подкрадывается к ним, чтобы отнять дань, собранную с меньших братьев. Короче, он не узнает о нашем приближении до тех пор, пока наш храбрый эфезионит не войдет в храм и каменный свод над головой чудовища не задрожит под тяжестью шагов вора. А когда мы выманим его, пораженного такой наглостью, наружу, он неминуемо попадет в нашу ловушку, можете не сомневаться! А сейчас, как я и обещала, вы увидите, к чему привела моя магическая экономия: я призову нам в помощь могучего раба да еще и что-то вроде плаща-невидимки в придачу. Забирайтесь все на плот, поближе к драгоценной Помпилле!

Ведьма шагнула к кромке берега и уставилась неотрывно на волны, бурлившие внизу. Потом она подняла руки и задвигала большим и указательным пальцами левой так, словно щипала и скручивала шерсть, а правой – будто бы вытягивала нитку. Поначалу ее руки были пусты, но вот меж пальцев и впрямь замелькала нить: яркий желтый лучик в серебристом сиянии звезд. Так она и тянула из пустой левой руки светящуюся желтую нить, пока та, свернувшись петлями, не легла яркой кучкой у ее ног. Тогда, видимо решив, что напряла довольно, ведьма подбросила свободный конец в воздух.

Весь моток пряжи, что лежал у ног Желтушницы, подскочил и развернулся, нить сомкнулась в кольцо, которое заколыхалось над сонно бормочущей рекой. Вдруг оно метнулось вниз, прорезало толщу воды насквозь, раздалось шипение, и на поверхности показался круг желтого пара, через который, ничуть не тревожа его, продолжали перекатываться волны. Река текла, а курящаяся паром окружность спокойно лежала на ней. Тогда Желтушница Толстая взмахнула рукой, и круглый, дрожащий, точно желе, пласт воды поднялся над волнами.

– Ну вот, славный толстенький кусочек прирученной воды понесет нас как по маслу… – пробормотала ведьма. Свежей чеканки водяная монетка, гладкие края которой на ощупь напоминали кованое олово, легко, как язык во рту, скользнула по берегу и подкатилась прямо под наш плот. – Проверьте, крепко ли держится повозка, и станьте смирно! – крикнула нам Желтушница.

И мы понеслись, скользя, по прорубленному нами коридору, а затем и вверх по залитому звездным светом травянистому склону. Двигались мы почти беззвучно: вода, бережно подхватив наш плот снизу, точно ладонью, несла нac наверх, лишь иногда негромко всхлипывая и чмокая.

Покачиваясь на проворном, несмотря на его массивность, ломте чистой магии, я перестал беспокоиться о роли, которую мне вскоре предстояло сыграть, и поверил, что наших сил, глядишь, и достанет, чтобы загнать в ловушку жертву, которую мы себе наметили.

Плот подкатился к самому порогу святилища. Ведьма снова взмахнула рукой, и вода послушно скользнула в траву и затаилась.

Команды нунции и Мав рассредоточились и затаились в зарослях по обе стороны от входа в святилище. Их оружие – луки с зажигательными стрелами и копья – само по себе не могло причинить вреда гиганту, появления которого мы ждали, но смазанные сильнодействующим паралитическим ядом наконечники должны были увеличить силу удара. Ведьма откатила повозку в сторону, скорчилась в своем укрытии и начала нетерпеливо жестикулировать, показывая, что мне пора начинать.

Сцену, так сказать, отдали в мое полное распоряжение. По роли мне даже полагался кое-какой реквизит, которым я и занялся в первую очередь. Еще до начала представления мы соорудили из серых шерстяных одеял два совершенно одинаковых просторных плаща с капюшонами. Один из них я набросил, стараясь как можно более естественно расположить складки, на кусок смолы в задней части плота. В другой с шиком завернулся сам.

Покончив с одеванием, я обнаружил, что никаких предлогов для промедления больше нет. И я ступил – очень робко, надо признать, – в зияющие врата святилища А-Рака в долине Тощей Фермы.

В каждом из восьми углов сурового храма под мрачными сводами пылали факелы, бросая неверные, трепещущие отблески на каменный край колодца-алтаря. Он не был столь чудовищно широк, как провал в Храме Большой Гавани, но все-таки в него могла пройти порядочная туша. От порога до алтаря было шагов сорок, а я сделал пока не больше десяти. Внутри храма не было ни одной скамьи, – похоже, в деревнях молились стоя. Придется держать ухо востро: что бы ни выскочило из алтарной ямы, на голом полу оно настигнет меня в считанные мгновения.

Хотя скамей и не было, гигантское святилище не казалось совсем пустым: из-под купола до самого пола, как и в столичном храме, спускались длинные полотнища просвечивающей белой ткани, которые делили весь интерьер на части. Я обнаружил, что эти занавеси лишают меня присутствия духа. Они так странно вздыхали, лениво покачиваясь от малейшего колебания воздуха, что мне, конечно же, все время казалось, будто их шевелит вырывающееся из колодца дыхание.

Немного погодя мне пришло в голову, что просто так стоять, дожидаясь, пока меня заметят, смешно, и в то же время пошевелить рукой или ногой или подать голос, чтобы заявить о своем присутствии, оказалось унизительно трудно. Мой внутренний голос молил о неподвижности, все мое тело, до самой мельчайшей жилки, требовало того же, ибо только полное отсутствие движения могло спасти от гибели в логове чудовища.

Гигантским усилием воли я заставил себя сделать несколько шагов сначала влево, потом вправо, стараясь, однако, не приближаться к алтарю. При каждом шаге я так шаркал подошвами сандалий по плитам пола, что скрежет поднялся, по-моему, просто неимоверный.

Бесполезно. Все так же медленно и угрожающе колыхались безмолвные полотнища. Придется, видимо, прибегнуть к еще более отчаянным средствам. Пока я колебался, не зная, что предпринять, дуновение прохлады, смешанное с едва уловимым запахом могилы, достигло моих ноздрей. Я понял, что это дыхание паучьего подземного мира, испарения темных сырых пещер, которые бесконечными лабиринтами пронизывают глубинные основания Хагии… Но даже в этом призрачном вздохе, поднявшемся из алтарного колодца, не было и намека на движение внизу.

Не только моя собственная жизнь, но и успех всего нашего предприятия требовал, чтобы я выскочил из храма раньше, чем бог насядет на меня. И хотя ведьма желала, чтобы я проник как можно глубже внутрь храма, мне это требование казалось тактической ошибкой. Поэтому я решил, что, если святотатственного соприкосновения моих воровских подошв со священными камнями храма окажется недостаточно, чтобы выманить нашего зверя наружу, я лучше совершу богохульство еще более тяжкое, но не пойду ближе к алтарю.

– Что за славные шелковые занавесочки! – Голос мой прозвучал, как удар грома. – А отрежу-ка я себе Кусочек на плащ-другой! – проорал я снова.

Сказано – сделано: я немедленно вытащил меч из ножен, которые висели у меня на спине, и отхватил порядочный кусок шелка от ближайшего полотнища. Потом подскочил к другому и чиркнул мечом по нему – просто чтобы не останавливаться, ведь больше всего я боялся окаменеть от страха в решающую минуту.

Не успел я нагнуться за своими прозрачными трофеями, как до меня с тошнотворной отчетливостью донеслись шорох и царапанье – что-то карабкалось наверх по каменному колодцу алтаря. Лихорадочно соображая, что делать дальше, я набросил отрезанные куски шелка себе на плечи, скрыв под ними шерстяной плащ, и тут же метнулся назад, к входу в святилище.

Теперь шелковые занавеси уже точно раздувала струя воздуха, которая вырвалась из колодца, откуда в то же мгновение, точно кошмарные кактусы, выросли две ощетинившиеся шипами и колючками лапы. На секунду они замерли, изогнувшись двумя арками, на краю, а затем провал изрыгнул косматое чудовище целиком. Липкий шепот мысли титана защекотал мне спину: