Пророк - Шидловский Дмитрий. Страница 68

– Господь с вами, князь, уж не революционер ли вы и не ненавистник ли России?

– В том-то и дело, что консерватор и патриот.

– Приятно слышать, – усмехнулся государь. – Итак, вы решили выступить против Гоюна.

– Да.

– Вы разработали программу мер, которые должны были помочь нам справиться с ним.

– Да.

– Давно?

– Достаточно давно.

– До того как вас похитили?

– Да.

– Почему же не сказали, как с ним справиться?

– В бою с мастером очень важен не только сам удар, но и момент удара. Поспешить или опоздать равносильно поражению. Раньше Гоюн был готов к защите. Месяца через три он нанесет чрезвычайно опасный для нас удар, который окажется если не смертельным, то весьма болезненным. Именно сейчас наступил момент, когда все сознание Гоюна поглощено предстоящей атакой, и поэтому он не готов к обороне.

– Что же, пример убедительный, – заметил государь после непродолжительной паузы. – Однако не кажется ли вам, князь, неразумным, что вы подвергали свою жизнь опасности, никого не посвятив в разработанный вами план борьбы с Гоюном?

– Я опасался, что это знание вынудит некоторых сановников ввести его в действие раньше времени.

– Но что было бы, если бы с вами что-то случилось? Или опять полагались на случай?

– Полагался, ваше величество. Но все же в сейфе моего кабинета во дворце на Мойке хранится запечатанное письмо на ваше имя, государь. Если бы со мной что-то случилось, вы бы получили его. Там содержится документ, который я написал во время затворничества в своем подмосковном имении, после возвращения из Калифорнии этим летом.

– Там содержится программа борьбы с Гоюном?

– Скорее, есть соображения идеологического порядка.

– Уж не хотите ли вы замахнуться на государственную идеологию?

– На нее, ваше величество.

– Вы считаете, что Гоюн так опасен для России?

– Нет, я хочу сказать, что условия изменились, и Россия больше не может вести себя как раньше. Это не имеет отношения ни к Гоюну, ни к секте «Небесного предела». Не они так другие. Страна столкнулась с естественной проблемой роста. Мы должны измениться или будем получать удар за ударом, пока не начнем реформы или не развалимся.

– А как насчет конкретных мер по борьбе с Гоюном?

– Вы получите и конкретные рекомендации.

– Но их нет в той записке, что вы оставили в сейфе.

– Конечно, нет. Конкретные советы действуют только в конкретной ситуации.

– И вместо того чтобы дать мне в руки оружие против опасного противника, вы бросились в путешествие, где оказались похищенным, – государь строго посмотрел на меня.

– Так сложилось, – развел я руками. – Впрочем, я убежден, что на основании предложенной мной идеологии ваши советники смогли бы в каждый конкретный момент разработать практические советы.

– Если бы они приняли эту новую идеологию.

– Если ни они, ни вы не согласитесь принять ее, то все мои советы пропадут втуне. Все капитаны флота должны видеть перед собой единую цель. Иначе не будет флота.

– Это верно, но я рассчитывал на одного штурмана на флагманском судне.

– Судьба государства, как и флота, не может зависеть от одной личности.

– Возможно, – государь пристально посмотрел мне в глаза. – Но для миллионов людей иногда была важна единственная фраза, сказанная одним пророком.

– Только если они были готовы услышать ее, ваше величество.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул министр двора. Он вопросительно и умоляюще посмотрел на государя.

– Что же, время не ждет, – вздохнул император. – Впрочем, это относится не только к сегодняшней церемонии. Мне очень нужны ваши советы, князь, независимо от того, будут они носить общий характер или окажутся изложением плана конкретных мероприятий. Сейчас настало время действовать.

Государь направился к выходу. Я отошел к окну и облокотился на подоконник. На душе было неуютно. Кажется, судьба снова затягивала меня в круговерть придворных интриг и международных конфликтов. Как тяжело было сейчас опускаться во все эти дрязги. В последние дни мне все чаще вспоминался тот великолепный город, который померещился мне в поместье Гоюна за несколько минут до штурма. Особенно часто мои мысли возвращались к нему после того, что привиделось мне в Гатчинском парке. Душа рвалась туда, где в зелени садов утопали прекрасные дворцы, где кристально чистые реки впадали в лазурное море, где, как казалось мне, нет никакой грязи ни на улицах, ни в сердцах людей. Но именно сейчас, после беседы с императором, я с особой силой ощутил ледяное дыхание тевтонского замка. Казалось, некая сила вновь затягивала меня вниз, в холод казематов, безнадежно удаляла от того прекрасного города. И вдруг передо мной предстало лицо учителя Ма Ханьцина. «Испытание твое и твой последний бой, – словно услышал я беззвучный голос. – Жизнь будет такой, какой ты сделаешь ее. Но на небесные поля не бегут, на них приходят победителями».

«Значит, так тому и быть, – обреченно подумал я. – Видать, мой крест: сделать еще один толчок, один из многих, который поможет пасть тевтонскому замку, а на его месте возникнуть прекрасному городу».

– Ты собираешься к государю? – Юля с дивана наблюдала, как я завязывал галстук-бабочку.

– Да, – ответил я. – Через полчаса совещание.

– Это надолго?

– Часа два, может, три.

– Нет, я имею в виду все это, – Юля обвела рукой комнату. – Мы живем в чужом доме без права выезда. Ты все время ходишь на какие-то совещания. То с министром иностранных дел, то с министром обороны, а то и с самим государем.

– Мы живем в царском дворце, – улыбнулся я. – Выезжать отсюда нам нельзя, потому что это опасно. Не думаю, что это продлится долго. Потом мы уедем.

– Куда?

– Подумаем, – я отошел от зеркала и подсел к ней. – Может быть, на Таити.

– На Таити? Почему именно на Таити?

– Потому что это райский остров... и он дальше всего от Петербурга.

– А политику бросишь?

– И даже с удовольствием. Она еще обременительнее бизнеса.

– Почему?

– Потому что в бизнесе надо только не попасться на нарушении закона, а в политике еще и обернуть корыстные интересы в фантик заботы об общественном благе. А я не люблю притворяться. И никогда не любил.