Всадник рассвета - Шигин Владимир Виленович. Страница 2

Времени для обдумывания сложившейся ситуации у меня было предостаточно, однако думать особенно было не о чем, так как я совершенно ничего не знал и еще меньше понимал в происшедшем. Прежде всего я никак не мог понять: куда это я мчался ночью на машине, да еще с автоматом. При этом я готов был поклясться чем угодно, что в действительности ничего подобного со мной не было. А что тогда было? Впрочем, сейчас волновало другое: как выбраться из ямы. А так как мои похитители явно не торопились, то оставалось лишь действовать в соответствии с правилом: слушай, смотри и молчи. Но как я ни успокаивал себя, непонимание происходящего просто изводило. Куда я попал? Кто и почему меня держит в этой проклятой сырой яме? Что меня ждет дальше? “Успокойся, – говорил я себе, – будь терпелив и наблюдателен. Что толку терзать себя домыслами, когда ничего путного все равно не узнаешь!”. Проходило немного времени и я опять, в который уже раз, начинал терзаться этими вопросами.

Впрочем, я был твердо уверен, что когда-нибудь все должно проясниться. Не век же мне прозябать в этой треклятой яме!

Наконец настал день, когда над ямой показалось сразу несколько голов. Они долго разглядывали меня и о чем-то шептались. Я же, в свою очередь, задрав голову, молча смотрел на них со дна своей тюрьмы. Затем один смачно плюнул вниз. Но я исхитрился уклониться от летящего плевка. Наверху дружно загоготали, а затем сбросили веревку в узлах. Отказываться от приглашения было явно не в моих интересах, и я быстренько выбрался наверх, где сразу же очутился в тесном кольце обступивших меня людей. Они с интересом разглядывали меня, а я их. Еще бы! Люди вокруг выглядели более чем странно. Белокурые и сероглазые, в домотканых рубахах и сарафанах, они словно сошли с каких-то сказочных картин. Может, я на съемках какого-то исторического фильма? Но при чем тогда яма? А может, это все же чей-то нелепый и идиотский розыгрыш?

– Здравствуйте! – разлепил я наконец свои губы. – Кто здесь, в конце концов, объяснит мне, что все это значит?

Вопрос мой повис в воздухе. Никто и не подумал на него отвечать. Более того, под лопатку мне тут же уперся острый наконечник копья.

– Эй, полегче, приятель! – попытался было возмутиться я, но копье ткуло меня в спину еще сильнее.

Ободряемый таким образом, я побрел к центру селения. Толпа безмолвно последовала за мной. Мы вышли на поляну с вытоптанной травой, которая, видимо, играла здесь роль главной площади. В центре поляны в землю был воткнут деревянный столб с вырезанной из дерева жутковатой рожей. Подле столба, опершись на посох, стояло несколько седобородых стариков. Очередной толчок копьем в спину был так неожидан и силен, что я упал перед стариками на колени.

– Встань, незнакомец! – сказал один из седобородых. – Негоже валяться в ногах, когда тебе того не велят!

Речь его была весьма странновата и сильно акающая, но в общем-то вполне понимаема. Этому своему открытию я обрадовался несказанно. Поднявшись на ноги, я покосился на преследовавший меня наконечник копья, который, разумеется, снова был рядом.

– Кто ты? – спросил старец.

– Человек! – ответил я с вызовом, хотя понимал, что такой ответ никак не может понравиться спрашивающему. Но не пересказывать же им сейчас всю свою биографию!

Однако вопреки моему предположению никаких эмоций на лицах седобородых я не увидел.

– Откуда ты? – продолжили они свой допрос.

– Из Москвы!

Старики недоуменно переглянулись. Что я им такого удивительного сказал?

– Где это?

Ну не идиоты ли! Я уже начинал заводиться:

– За кудыкиной горой!

– Значит издалека! – покачал головой один из старцев.

– Зачем следил за городищем? – спросил второй.

– Я ни за кем не следил, а искал дорогу, чтобы добраться домой!

Ответ мой был, разумеется, из природы самых идиотских, но что еще я мог ответить?

– Что это за одежды? – ткнул в меня пальцем третий.

– Одежда как одежда! – пожал я плечами. – Тельняшка и штаны. Вот кроссовки потерял!

Старички переглянулись. Мой ответ им явно не понравился. Им вообще, кажется, не нравилось ничего из того, что я говорил.

– Глаза твои черны и власы тоже! – покачал головой один из старцев, который, как мне показалось, был старше всех остальных. – Ты не из нашего племени. Однако хорошо знаешь наш язык и понимаешь речь. И в наших краях ты объявился тоже не зря! И шел ты к нам не с добром, ибо, идя с добрым сердцем, тебе незачем было прятаться в лесу. А потому ты нам враг!

“Этого мне еще не хватало! Теперь меня еще и в шпионаже обвинят! Почему я обязательно должен быть блондином? Чего им вообще от меня надо? Ну идиот, ну вляпался! Ни дать ни взять нарвался на какую-то секту! Вот расплодились, заразы, уже у самой Москвы обосновались и ни черта не боятся!” – подумал я и сразу же почувствовал себя весьма и весьма тоскливо.

– Да какой же я вам враг, когда я ваш друг! – начал я было свой оправдательный монолог, но меня уже никто не слушал.

– Враг! Враг! – вопила толпа, обступая меня все теснее.

– У меня же нет даже оружия! – закричал я в отчаянии.

– За тобой идут орды степей! Перун требует искупительной жертвы, а небо ниспошлет за нее дождь на наши поля! – сердито затопал в ответ ногами один из стариков, чье морщинистое лицо напоминало мне печеную в костре картошку.

– Смерть! Смерть! – вопила толпа, впадая в настоящее неистовство.

Кто-то наиболее усердный сразу же заломил мне руки.

– Эй, поосторожней, не нарывайся! – оттолкнул я его. – Сейчас схлопочешь по соплям, сатанист паршивый!

– Свяжите его и готовьте алтарь! – велел самый древний из старцев. – Нам нужна искупительная жертва!

На меня разом навалилось несколько здоровенных лбов. Скрутив веревками, меня бросили в траву. Краем глаза я видел, как эти дюжие молодцы уже с радостью стаскивают бревна, споро сооружая мой погребальный помост. Обреченно вздохнув, я перевел взгляд на траву, что буквально лезла мне в глаза, и разглядел, как совсем рядом с моим лицом ползет по траве букашка. Как бы я хотел в этот миг быть на ее месте! Вот так бы, как она-сейчас, скрыться под листом, чтобы жить, жить и жить. Но счастливая букашка уползла куда-то по своим букашечьим делам, а я остался лежать и ждать своей незавидной человечьей участи.

От собственного бессилия мне хотелось грызть зубами землю. Что же это происходит? Куда подевалось ночное шоссе и машина, откуда взялись на мою голову эти идиоты-сектанты, которые явно собираются меня жарить? Что же делать? Кричать, что я невиновен? Но им на мои крики явно наплевать. Молить о пощаде? Но, судя по решительным рожам, разжалобить эту публику просто невозможно.

Мимо меня то и дело пробегала босоногая ребятня, весело таская хворост для будущего костра. Несколько умельцев наскоро сбивали столы, вероятно, для будущей пирушки. Да, веселье по поводу моего убиения, а может быть, и последующего поедания, предстояло здесь самое серьезное.

И снова череда липких бесполезных мыслей: что произошло со мной, почему и за что меня собираются убивать, да еще и столь изуверским способом? Кому и для чего все это надо? Какая жертва? Какой алтарь? Какой Перун? Дребедень какая-то! Театр полного абсурда, в котором почему-то именно мне уготованна самая незавидная роль… Куда смотрит милиция, когда рядом с Москвой творятся такие дела? По щекам моим непроизвольно текли слезы. Было безумно жаль себя, идиота, столь бездарно попавшего на костер. Душила обида, что меня, прошедшего огонь и воду, взяли как последнего пацана! Но что я мог сделать: только ждать смерти да еще скрежетать от бессилия зубами!

Меж тем суета по приготовлению к моему убиению, видимо, стала подходить к концу. Не знаю почему, но за устроителей предстоящего действа я даже невольно порадовался. Уж больно у них все было отработано. Наверное, подобные развлечения здесь были не столь уж большой редкостью.

Наконец все, радостно гомоня, снова собрались вокруг деревянного истукана. Женщины расставляли по столам кувшины с каким-то питьем и огромные миски с кусками жареного мяса. Меня подняли с травы и тоже потащили в центр. Толпа расступилась предо мною опять оказались знакомые старички-душегубы. Но теперь вместо старых дерюг на них были чистые белые рубахи. Что ж, гулять так гулять!