Костяное Племя - Шилликот Зеб. Страница 1

Зеб Шилликот

Костяное племя

Пролог

С востока на запад, с севера на юг, от края до края опустошенной земли глазам открывается одно и то же печальное зрелище: полное запустение и разруха. Планета превратилась в обожженный и зараженный шар, одну гигантскую помойку.

Отчаянные сорвиголовы, еще храня надежду в сердце, упорно идут вперед в поисках волшебного Эльдорадо, а вместо него видят все новые и новые загаженные долины, бесплодные горы, опаленные леса и превратившиеся в развалины города, наспех окруженные бетонными блоками, утыканными заостренной ржавой арматурой и осколками битых бутылок. Такая защита пока еще способна удержать на почтительном расстоянии стаи одичавших собак и орды дикарей.

Дороги ведут в никуда. Лишайники и дикий плющ сплелись плотным ковром, пожирая асфальт шоссе и автострад, у которых нет завтрашнего дня. Тупик...

Наступило время упадка и регресса. Стремительная, почти совершенная эволюция высокотехнологической цивилизации дала трещину и пошла кодну. Она умирала, если так можно выразиться, естественной смертью, без огненного апокалипсиса, без чудовищных ядерных грибов, витающих над землей, без космических катаклизмов. Мрачные пророчества, которыми испокон веку пугали впечатлительное человечество, не сбылись. Цивилизация умирала, потому что люди, населяющие Землю, просто отказались жить по-прежнему.

Начало хаосу было положено невероятным явлением природы, высокопарно названным истинными верующими, живущими в постоянном страхе перед Господом, Синдромом Восьмого Дня, что на нормальном языке звучало более прозаически: «Бог дал, Бог взял».

Что касается астрономов, которые первыми заметили признаки надвигающейся катастрофы, то они знали, что имели дело с "эффектом БольшогоВзрыва".

Проще говоря, это означало, что Вселенная, какой мы ее знали, родившаяся из космического взрыва более двадцати миллиардов лет назад (пресловутый «Большой Взрыв»), замедлила скорость своего разлета и... начала сжиматься! Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, стремясь вернуться к своему первичному состоянию – сгустку праматерии, готовому взорваться еще раз. Поначалу людьми владел здоровый скептицизм, но когда даже в примитивные телескопы стало возможным увидеть сотни доселе неизвестных галактик, человечество поверило ученым.

Воцарилось всеобщее смятение, которое переросло в панику, что совершенно смешно, стоит лишь подумать о средней продолжительности жизни человека. Безумие овладело людьми, потерявшими всяческую надежду и веру в будущее. Их морально сломила мысль о том, что их планета бесповоротно приговорена к гибели.

Считая, что у них нет будущего, народы мира все разом «ушли в отставку», отказавшись участвовать в агонии эфемерной, временной системы, по которой уже прозвонил колокол.

Развитие мировой экономики замедлилось, а потом прекратилось вообще. Рождаемость упала до нуля. Политики попытались было вдохнуть новую жизнь в угасающую цивилизацию, но, избрав путь принуждения, сделали это так неловко, что разразились грандиозные бунты и восстания, а вместе с ними пришел конец нашей Эры.

Человек, который в душе всегда был волком среди себе подобных, лишился тонкого налета цивилизации, в нем пробудились дремавшие до сих пор глубоко в подсознании темные силы, он вновь обрел свои смертоносные инстинкты.

Началась эра Постцивилизации... Эра насилия и жестокости, мракобесия и обскурантизма. Выжить могли только те, кто был в состоянии постоять за себя.

Глава 1

Гонимые неистовым западным ветром облака рассеялись, открывая яркое голубое небо.

Сидя на перроне под палящими лучами солнца, Джаг и Кавендиш не обменялись ни единым словом в течение почти целого часа.

Местечко, где они находились, называлось станцией Барага – довольно помпезное название, если учесть, что там находилось лишь несколько деревянных бараков, два-три пакгауза из гофрированного железа да пара старых вагонов, снятых с колес. Все это располагалось вокруг древнего вокзала в стиле рококо и цистерны с водой, установленной на сваях. Чувствуя свинцовую тяжесть в ногах и бесконечную апатию, Джаг наслаждался последними минутами свободы. Вскоре подойдет поезд и он снова станет заложником серебряного ошейника с изумрудами – дьявольской Шагреневой Кожи, которую за редким исключением носили все подданные Супроктора Галаксиуса. Под страхом мучительной смерти от удушья она никому не позволяла выйти за пределы строго ограниченных рамок.

В данный момент станция Барага напоминала бойню. Ярко-красная бронированная дрезина, на которой они приехали сюда, выглядела как странный гибрид огромной жабы и пузатого лесного жука. Неподалеку от нее в луже крови лежал растоптанный труп Шера, неосторожно выскочившего из кабины в самом конце схватки. Чуть дальше валялись тела Грега и Стила, а также семерых воинов Костяного Племени, прозванного так из-за особого пристрастия его членов к человеческому мясу. Дикарей было восемь человек, но одному из них удалось сбежать на черном жеребце, затоптавшем по дороге Шера – водителя дрезины.

Патруль, прибывший на станцию на разведку, наткнулся на прекрасно подготовленную засаду. Живыми остались только Джаг и Кавендиш...

Разведчик был обязан Джагу жизнью. Сам он не носил ошейника, но все равно прекрасно представлял, чем может отблагодарить своего спасителя. Кавендиш предложил Джагу свободу. Пока поезд был еще далеко, Джаг должен был уйти, чтобы снова не попасть под контроль машины, управляющей Шагреневой Кожей.

Однако Джаг отклонил соблазнительное предложение и решил остаться.

Так и ждали они в тишине, изредка нарушаемой посвистом ветра.

Кавендиш был похож на статую с торчащим из левого плеча дротиком. Джаг безуспешно пытался вытащить его и в конце концов сломал пополам. Чтобы скоротать время и заглушить боль, разведчик скурил уже полдюжины своих любимых тонких сигар-медианитос.

Несколько раз Джаг чувствовал на себе тяжелый взгляд Кавендиша, однако не стал бы утверждать, что тот видел его: в глазах разведчика ничего не отражалось – мысленно он был очень далеко от станции Барага.

Во всяком случае, Кавендиш не проявлял по отношению к нему никаких особых эмоций – может быть, потому, что Джаг отказался от предложенной им свободы.

В силу характера Джагу были присущи сомнения, а сомнения, как известно, порождают молчаливость. Правда, сначала он говорил слишком громко, задавал массу вопросов, сам же и отвечал на них, призывая в свидетели своего коня, потом привык к тишине и замкнулся в коконе молчания.

Все свои принципы Джаг унаследовал от приемного отца и наставника Патча, который учил его науке выживания в новом диком мире.

Старик был скуп на слова, но если дело касалось воспитательных целей, то его красноречию мог позавидовать любой оратор. Тогда его просто невозможно было остановить. Однако, когда речь заходила о его личной жизни, из него невозможно было выдавить ни звука. Он ограничивался лишь ворчанием или гримасой.

Как и все дети, Джаг часто страдал от своей любознательности. Открывая мир, он задавал старику кучу вопросов и, не получая на них ответов, самостоятельно учился размышлять, рассчитывать, анализировать свои действия и поступки.

Совершенно бессознательно Джаг копировал манеру поведения старика, он стал таким же молчуном и, путешествуя бок о бок по горам, долинам и пустыням, два этих человека научились понимать друг друга с полуслова.

Кавендиш относился к той категории людей, которые знают цену своим словам и попусту их на ветер не бросают. В некоторой степени он был похож на Патча. Как и старика, его отличали выносливость и умение переносить боль. Украдкой наблюдая за ним, Джаг не замечал маски страдания на его лице, хотя боль, должно быть, была просто невыносимой: как-никак, плечо разведчика было пробито дротиком насквозь. Лоб Кавендиша покрылся тонким слоем пота, глаза блестели, но лицо его оставалось по-прежнему непроницаемым, и ничто не изменилось в его поведении.