И пришел Город - Ширли Джон. Страница 33

СЕ-ЕМЬ!

Коул сидел в темной захламленной комнате, с высоты панорамного окна бездумно глазея на россыпь колких городских огней, ковром далеко-далеко. Справа помаргивал беззвучно телевизор – он его вообще не выключал. Слева – литровая бутылка пива (половина выпита) и недокуренная сигара с длинным стеблем пепла, давно уже испустившая дух. За пазухой – пистолет.

Город переместил Коула в пустующий пентхаус отеля в Рэкэм-армс, укрыть его понадежнее от полиции и активистов: кто-то озаботился досконально прочесать все места, так или иначе связанные с именем Кэтц Вэйлен. Обычный съемщик пентхауса уехал на лето за город; на приход и уход Коула внимания никто не обращал: хозяин частенько сдавал помещение друзьям. Еды и питья здесь было навалом: холодильник набит мясопродуктами, в кухонных шкафах полным-полно консервов. Коул сразу же проникся неприязнью к незнакомому хозяину жилья – при виде всей этой помпезной меблировки и явно заказного дизайна интерьера. Ну как можно уважать человека, у которого вкуса не хватает даже на то, чтобы обставить собственное жилище? Теперь-то комнату украшали пустые жестянки, обертки, бутылки и стопки тарелок, грозно обступившие роскошную мебель.

Обеспечив Коула жильем, присутствие Города истаяло. Он остался один. В целом атмосфера городского разума улавливалась, но не более чем потрескивание помех в радиоприемнике, невнятно. Три дня Коул прождал, не выходя из пентхауса. Все думал, Город объявится. То и дело поглядывал на экран телевизора, ожидая увидеть там его чеканные черты. Но вот уже суббота, а от него по-прежнему ни привета. События прошлой недели уже подернулись в памяти рябью; иногда даже закрадывалось сомнение в реальности мира за окном во всю стену. Днем Коул спал, а к вечеру просыпался для ночных бдений.

– Просыпаюсь только затем, чтобы ждать. – Коул опять разговаривал сам с собой. – Дурь какая-то. Дурь. – Скрестив ноги, он сидел на ковровом покрытии у стеклянной стены. Темноту в комнате разбавляло лишь голубоватое мерцание экрана. Цветное изображение Коул переключил на черно-белое: цвета отвлекали, вселяли нетерпение, желание отправиться наружу. Он существовал в сумерках ожидания.

Мысли с раздражающей регулярностью возвращались к Кэтц.

Несколько раз он набирал оставленный ею чикагский номер. Застать Кэтц никак не удавалось. Лишь один раз ответил заспанный мужской голос: «А? А? А-а, да играет где-то, на концерте. А это кто?»

В мужском голосе прорезалась ревнивая нотка, из чего Коул сделал вывод, что у него и самого есть причина ревновать.

Он в очередной раз глянул на экран. Там телеведущий Джером Джереми, гермафродит, одной рукой поглаживал богемную старлетку, а второй вальяжно охаживал собственный бюст. Коул зевнул.

– Может, – сказал он, обращаясь к панораме городских огней, – Город снова меня наказывает. Потому что я не застрелил того парня, а из-за этого не получилось заложить толком бомбу. Может, он хочет заставить меня как следует помучиться. Может, он меня бросил… Но тогда зачем он меня сюда пристроил?

– Действительно, зачем? – раздался с экрана знакомый голос.

Коул перевел взгляд: экран заполняло лицо Города. Видение, вызванное чувственной депривацией? Он куснул себя за палец – боль была реальна.

Уж если и есть на свете что-то доподлинно реальное, так это боль…

Итак, Город снова был здесь… И Коул как-то обмяк, внезапно осознав, что все эти трое суток, все эти нескончаемые ночные часы напряженно жил ожиданием.

Он нетвердо поднялся, растирая затекшие ноги, чтобы восстановить кровообращение. Подошел к телевизору и какое-то время стоял, глядя в лицо Города со смешанным выражением благоговения и негодования, после чего опустился возле стойки: стоять и взирать на Город сверху было как-то не с руки. «Я принадлежу ему. Кэтц была права».

– В «Кроникл» работает один репортер. Обозреватель, также занимается журналистскими расследованиями, – сказал Город. – Его зовут Варне. Рудольф Варне.

Коул жадно ловил каждое слово, выискивая малейшие перепады в интонации, какие-нибудь намеки на одобрение – или, наоборот, неодобрение. Голос Города был холоден, но не холоднее обычного. Точно ничего и не определишь.

Город между тем продолжал:

– Барнс знает о Руфе Роскоу и об активистах, и даже немного о тебе. Он в курсе, что они тебя ищут. И насчет связи мафии с МТФ, впрочем, это уже не секрет. Но он собирается осуществить крупное разоблачение, буквально по всем каналам СМИ. Я хочу, чтобы ты связался с ним и договорился где-нибудь о встрече. Будь бдителен, поскольку это предстоит сделать среди дня: завтра под вечер он уезжает. Сейчас он в Санта-Крус, иначе бы я вас и так связал. В Сан-Франциско он возвращается завтра утром; отбывает завтра же, во второй половине дня. У тебя будет всего несколько часов. Найди его, расскажи о видеозаписях Руфа Роскоу и вообще обо всем, что тебе известно, – умолчишь только обо мне. Насчет меня он все равно не поверит, а являться ему воочию я не хочу: он не предрасположен к встречному контакту. Он ведь родом не из Сан-Франциско… – Последнюю фразу Город, казалось, произнес с ноткой презрения. – Он из Нью-Йорка и предан ему. Но ты его найди, он поможет. Позвонишь в «Кроникл» завтра, в девять утра. А теперь отдыхай.

– Гор…

Но тот уже исчез.

Исчез. Но он же возвратился; он говорил с ним! Стюарт Коул плакал от облегчения.

Даже на экранчике видеофона с низким разрешением было видно, что Барнс краснолиц и костляв, со срезанным подбородком и приплюснутым носом. Вместе с тем взгляд цепкий и проницательный, а под внешностью лысеющего вояки средних лет кроется недюжинный талант. Несомненно, мастер своего дела.

– Да, слушаю! – отрывисто бросил Барнс.

Коул сделал глубокий вдох и представился:

– Я Коул. Стюарт Коул. Я знаю, что вам известно насчет МТФ и Руфа Роскоу, и могу кое-что к этому добавить.

– Послушайте, уважаемый, сегодня же воскресенье, – вздохнул Барнс с напускной усталостью. – У меня заведено: по воскресеньям никаких дел. Здесь у меня просто рабочая пятиминутка, и я сразу же улетаю…

– Так, всю эту шелуху давай сразу отбросим. У меня нет времени. – Было ясно, что Барнс его просто зондирует, выясняет, кто перед ним: пустозвон, мудозвон или стоящий собеседник. – Я именно тот, за кого себя выдаю, и от меня так просто не отделаться.

Он неловко шевельнулся под пристальным взглядом Барнса, который уже с неприкрытым оценивающим интересом разглядывал его через монитор. Коул был причесан, как бизнесмен, он подобрал в обширном гардеробе хозяина строгий деловой костюм плюс оправу с синеватыми стеклами – ради того чтобы ничем не выделяться из толпы. И все равно ему было не по себе. Он стоял в телефонной будке среди Чайна-тауна, мимо время от времени прогуливались полицейские. По фото Коула в экспресс-бюллетене «Розыск» любая «ищейка» могла опознать его в любую секунду.

– Ты действительно похож на того парня, – подвел итог Барнс.

Коул невольно вздрогнул:

– Ты видел мое фото?

– Конечно. Мы получаем все полицейские бюллетени. За тобой стопроцентный хвост, дорогуша. Ну да ладно, мне-то что. Ты даешь мне след, о котором сейчас заикнулся, а уж мы твой счет покроем сполна, по крайней мере, ту часть, что я останусь должен.

– На Бродвее есть ресторан, – перешел к делу Коул, – называется «Луиджи».

Барнс кивнул:

– Когда?

– Как можно скорее. Я буду поблизости, понаблюдаю. Если все чисто, зайду, как только увижу тебя. Не приноси ничего, что может привлечь внимание.

– Понял. Но может быть, мне…

– … вызвать полицию?

– Ха-ха. – Варне осклабился. – Нет, я хотел сказать: может, мне стоит записать материал для статьи? Диктофон, например?

– Не надо. Там, возможно, сами стены слышат. Я при встрече скажу, где можно раздобыть доказательства.

Коул отключился и перевел взгляд с тлеющего экранчика на яркий свет за окном; контраст такой, что пришлось сощуриться. Он был привычен к ночной жизни; солнечный свет жег радужку, отчего глаза слезились. Коул зевнул: вчера так и не выспался. И пошел вверх по склону – ни дать ни взять бизнесмен, отправившийся в китайский ресторан.