Крепостная маркиза - Шкатула Лариса Олеговна. Страница 2

У Сони тоже было несколько дорожных бумаг, и по одной из них она считалась замужней женщиной — хотя тогда была еще девицей, — женой графа Ришара Савари…

Как все запуталось! Если бы Соне пришлось что-то кому-то объяснять, она не враз смогла бы подобрать и слова, и причины такого несоответствия. Заинтересуйся русскими особами французские ажаны по-настоящему, они бы немало подивились, а то и упрятали бы и того и другого путешественника в тюрьму за подлог документов.

Поначалу у нее тоже были особые интересы — она ехала ко двору австрийского эрцгерцога Иосифа с тайным поручением от самой королевы Франции…

Ох, об этом афронте не стоило бы и вспоминать! Теперь она добиралась туда же, но уже вместе с Григорием и по его делам, так как ее собственные…

Обстоятельства для Сониного дела сложились таким образом, что все первоначальные замыслы рухнули в одночасье — письмо королевы отобрали у княжны некие заговорщики, которые готовили государственный переворот. Так считала Соня. А граф Савари, чьей женой по документам она числилась, — погиб несколько ранее в схватке с этими самыми заговорщиками.

Сейчас Соня была не так уж и уверена в том, что то были именно заговорщики. Они могли быть такими же, как Григорий, заинтересованными особами из какой-нибудь другой страны. Например, Англии.

Или той же Австрии. Чего зря гадать.

Кстати, о документах. Сонины бумаги вряд ли кто мог заподозрить в подделке, потому что изготавливались они в канцелярии королевы Марии-Антуанетты.

И Григорий Тредиаковский разъезжал по Франции с документами, которые приготовили для него русские дипломаты, что, по его словам, было подделкой самого высокого класса. А еще, как выяснилось, российским дипломатам очень хотелось узнать, что происходит при французском дворе, так ли уж невинна переписка королевы Марии-Антуанетты с ее родным братом, эрцгерцогом Иосифом Вторым.

Таким образом, встреча с Тредиаковским, которая сначала казалась Соне случайной, вовсе таковой не была. И по пути ко двору австрийскому Григорий интересовался двором французским — выполнял задание своего начальства. Да что там начальства! Сам статс-секретарь российской императрицы Екатерины Второй, Александр Андреевич Безбородко, по причине вакантности в России места канцлера негласно исполнял его функции и весьма желал знать, что за обстановка сложилась к этому времени во Франции. Вряд ли и он захотел бы упустить повод ознакомиться с письмом Марии-Антуанетты. Именно с помощью таких людей, как Григорий, правители России имели представление обо всем, что происходило в мире.

Не меньшую заинтересованность в тех же вопросах проявлял князь Потемкин-Таврический, правая рука императрицы и родственник Сониного мужа — он приходился ему двоюродным дядей. Обычно Григорий не очень это уточнял: дядя и дядя. Он не хвастал своим родством, но ежели случалось оговориться… Да и фамилии у них были одинаковые, как бывает у родственников по отцу.

— Кому я прежде ни представлялся, каждый норовил спросить: а ты не родственник князю Григорию Александровичу? — вроде даже жаловался Соне ее муж. — И как ни доказывай, что это не так, непременно начинали выискивать в моем лице сходство с дядей. Да только ли сходство? Большинство людей интересовали именно мои связи. Ежели я, можно сказать, с первым лицом державы на короткой ноге, значит, могу похлопотать, посодействовать, повлиять.

Живи я в Петербурге, потерпел бы. Где отшутился бы, где отмахнулся, а во Франции — тут мне известность ни к чему. Вот потому я и тебе Тредиаковским представился. Кто ж знал, что так получится?

Соня про себя думала, что Григорий немного кокетничает. Так ли он хотел скрыть свою родственную связь с фаворитом самой российской императрицы, устроителем и управителем многих великих деяний, умноживших славу России? Разве что обстоятельства вынуждали, иначе он вряд ли стал бы ее скрывать.

На этом Сонины знания о муже исчерпывались.

Ее попытки узнать еще что-нибудь оканчивались ничем. Вопросы жены Григорий будто невзначай оставлял без внимания или говорил, что ответит как-нибудь потом, когда они вернутся в Петербург. Вот будут сидеть у камелька и попивать горячий пунш, и он непременно расскажет Соне все подробности своей семейной истории. И даже некую тайну, каковая никак не меньше, чем государственная…

Для венчания Григорию пришлось воспользоваться своими подлинными документами, потому что и вправду произошло событие, которое совершенно не входило в его планы.

При одном воспоминании о том, что случилось между ними на постоялом дворе по дороге в Австрию, Соня покраснела даже наедине с самой собой.

Теперь она оправдывала себя тем, что в ту пору пребывала в душевном смятении — как раз накануне в номер, который они занимали вместе с Григорием, ворвались люди в масках и отобрали у нее письмо королевы.

До того Соня и Григорий несколько дней скакали верхом, причем Соня в мужской одежде. Молодые люди хотели замести следы — кто-то, опять же по свидетельству Григория, упорно ехал за ними следом, а пара — мужчина и женщина явно аристократического вида — была слишком приметна.

Правда, от людей в маске, которые охотились за письмом королевы, их это не спасло. Да они и знали про то, что Соня едет в мужской одежде. Еще бы им не знать! Именно один из заговорщиков — или кто там они были — до того, пока не раскрыл перед нею свою истинную сущность, и предложил ей выдавать себя за мужчину.

Потому во всех трактирах, где Соня с Григорием останавливались, их, естественно, принимали за двух друзей-мужчин. И то, что они оказались в одном номере, было прямым следствием ее переодевания.

К тому же на сей раз с одной кроватью. Но и это сыграло не главную роль…

Как странно, что оба они — соотечественники — выполняли поручения столь разных людей! Она — со стороны Франции, он — со стороны России. Отличались же их роли тем, что Григорий хорошо знал свою часть работы, а Софья в свою была посвящена лишь частично. К счастью, она узнала об этом не сразу, а то бы и вовсе разуверилась в человеческом роде…

В общем, ее путь в Австрию омрачился несколькими неприятными событиями, из которых Соня выходила со все более ощутимыми потерями, пока наконец не лишилась того, ради чего и предпринимала сию поездку. Вот она и пребывала в настроении смутном, ей хотелось прижаться к кому-то сильному и храброму, выплакать свое горе, поделиться неприятностями, хотя бы частично переложить их на крепкие мужские плечи.

Такой мужчина нашелся. Он все время и был рядом, и таки свои плечи подставил, но взамен Соне пришлось расстаться с тем, что называется девичьей честью. Случившееся было вспоминать и приятно, и стыдно. Причем стыда было даже больше, хотя, казалось бы, все завершилось благополучно…

Не только Григорий виноват в том, что произошло. Он сначала всего лишь успокаивал расстроенную Соню — кого она могла заинтересовать при австрийском дворе без письма французской королевы?

Увы, и она, и Тредиаковский оказались не готовыми к нападению. Против двоих вооруженных людей, кстати. Соня сама и открыла дверь комнаты, когда в нее постучали.

Нет, наверное, он все-таки что-то такое подозревал, потому что крикнул ей:

— Не открывай!

Но Соня уже отодвинула щеколду. А за дверью не стали ждать, пока она передумает.

Григорий, понятное дело, не очень горевал о потере королевского послания. Во-первых, несмотря на возражения Сони, он успел снять с письма копию, а во-вторых, считал, что княжна Астахова выполняла лишь роль подсадной утки и настоящее послание повез эрцгерцогу Иосифу в Австрию совсем другой человек…

Соня с его выкладками не соглашалась. Думать так было неприятно. К тому же она понимала, что и впредь не исключено, что ее так и будут использовать — как говорится, «втемную». Ведь она ничего толком не знает и как разведчик ничего не умеет.

Да что там, она не научилась даже скрывать от людей свои чувства! Говорят, по ее лицу можно читать, как по открытой книге. А успеха в таком деле может добиться лишь человек хитрый и изворотливый. Хозяин своим чувствам.