Знаки на пути от Нисаргадатты Махараджа - Балсекар Рамеш Садашива. Страница 29

Если кто-нибудь из посетителей спрашивает о том, имеет ли какое-то место в том, что он излагает, любовь, он обычно улыбается и задает контрвопрос: «Что вы имеете в виду под словом „любовь“? Какое значение для вас имеет это слово?» От этого вопроса посетитель обычно теряет дар речи, ибо это слово является одним из тех, которые неверно понимаются и неверно используются, причем, очень широко.

Затем Махарадж продолжает: «Не означает ли слово „любовь“ в своей основе некой потребности? Ибо вы любите человека или вещь, которые удовлетворяют вашу потребность. В действительности, любовь между мужчиной и женщиной удовлетворяет их потребность друг в друге, будь то физическая потребность в партнере или же потребность другого рода. Когда человек обнаруживает, что другой больше не удовлетворяет его потребность, „любовь“ вначале превращается в равнодушие, а затем, возможно, и в „ненависть“. Почему пары, как состоящие, так и не состоящие в браке, так часто меняют партнеров, особенно на Западе? По той простой причине, что они больше не удовлетворяют потребности друг друга, как раньше».

Как-то один посетитель, желая продолжить эту тему, задал Махараджу несколько вопросов.

Посетитель: Но, сэр, это явно узкая трактовка слова «любовь». Наверняка, должно быть и нечто такое, как безличностная, или «вселенская» любовь?

Махарадж: Давайте вначале выясним, о чем мы говорим. Мы говорим о чувствах, об отношении между двумя людьми? Если это так, то может ли любовь быть чем-то иным, нежели противоположностью «ненависти» (и оба эти состояния представляют собой чувства, которые один человек питает к другому)? Такие отношения могут возникнуть лишь в дуалистическом проявлении субъекта-объекта. Если же вы рассуждаете в терминах ноуменального непроявленного, являющегося состоянием полной субъективности (без малейшего следа чего-либо объективного), того, на что можно лишь указать с помощью субъективного местоимения «Я», того тотального единства, которое можно постичь лишь как состояние полноты, целостности, святости, то здесь не подойдут никакие слова. И конечно, в этом состоянии отношение любви-ненависти будет невозможным. Отношение между кем? Поэтому если для описания ноуменального состояния вы используете слово «любовь», то оно, как и любое другое слово, будет абсолютно неуместно.

П: Конечно, я не рассматривал эту тему так глубоко, таким аналитическим образом. Наверное, я имел в виду нечто, что передается словами «Бог есть Любовь» или «Любовь — это религия».

Махарадж (смеясь): Опять же, друг мой, что собой представляют эти фразы, как не сочетания слов, основанных на чьей-то концепции, которая ему нравилась и которую он желал навязать другим? А другие с большой охотой готовы принять любую концепцию, дающую им некого рода моральную опору. В таких случаях ищущий счастлив и удовлетворен своим положением ищущего. Он чувствует себя намного выше других, «заблудших душ, проживающих свои жизни впустую». И в этой позе «просветленного» он счастлив за любое красивое сочетание слов, питающее его эго!

П: Но, Махарадж, слова «Бог есть Любовь» и «Пребывающий в любви, пребывает в Боге и Бог пребывает в нем» использовал св. Иоанн, великий христианский святой, который также считается джняни.

М: Я не сомневаюсь в том, что он был джняни. Но, к сожалению, среди его последователей, похоже, не было ясного понимания того, что эти прекрасные слова на самом деле значили для христианского мудреца, произнесшего их. Св. Иоанн, конечно же, не имел в виду, что «Бог» — это объективная, феноменальная сущность, основной природой которой является любовь.

Давайте, вернемся к тому, что я сказал вам о потребности — основе любви. Подумайте, что является самым бесценным для любого живого существа. Если бы у него был выбор — обладать всем богатством мира, либо своим «бытием», или «сознанием» (вы можете дать этому свое название в добавок к тысячам других, которые уже взгромоздили на него), тем, что дает ему ощущение того, что он жив, ощущение присутствия, и без чего его тело было бы не чем иным как трупом, — что он выбрал бы? Несомненно, не имей он сознания, все богатства мира были бы для него бесполезны. Это бытие, это сознательное присутствие, которым он является, представляет собой бытие каждого живого существа на земле, саму душу всей вселенной — и, таким образом, это здесь-сейчас, это сознательное присутствие, не может быть ничем иным как Богом. Это то, что человек любит больше всего, поскольку без этого нет вселенной, нет Бога. Следовательно, это есть Присутствие-Любовь-Бог. И св. Иоанн несомненно очень хорошо понимал это, когда говорил «Бог есть Любовь...» Ясно, что все, что он мог иметь в виду, это то, что он (Иоанн) и Он (Бог) не были отличны друг от друга как чистая субъективность, как ноумен. Поэтому тот, кто закрепился в сознательном присутствии, которое есть Любовь, которое есть Бог, и пребывает в Боге, а Бог — в нем.

39. Вы есть Сознательное Присутствие

Однажды на беседе Махараджа присутствовал человек, занимавший видный пост в Европейском Ведантическом Обществе. Махарадж сразу же приступил к делу и спросил его — хочет ли он задать какие-нибудь вопросы или что-либо прояснить для себя. Когда посетитель сказал, что он хотел вначале послушать Махараджа, прежде чем задавать какие-либо вопросы, Махарадж заметил, что, поскольку он — должностное лицо одного из активно действующих Ведантических Обществ с впечатляющим составом членов, неплохо было бы, если бы он сам и начал диалог, рассказав, как в Ведантическом Обществе излагают эту довольно сложную тему новым членам общества.

Посетитель: Ну, мы вначале рассказываем новичку о йогических физических упражнениях, поскольку житель Запада в основном интересуется хорошим состоянием своего тела. Йога для него — это способность проявлять чудеса физической выносливости, а также достижение высокого уровня ментальной концентрации. После того как он проходит курс йогических асан, мы говорим ему, что «он» не есть это тело, что он является чем-то отдельным от тела.

Махарадж: Это приводит к возникновению двух вопросов. Первый — какова изначальная позиция для познания тела? Другими словами, нет ли в теле чего-то такого, при отсутствии чего вы были бы не в состоянии познать как свое тело, так и тело кого-то другого? Второе, не должен ли сам учитель иметь ясное представление о своей собственной природе? Если он не есть тело, кем или чем он тогда является?

П: Мне не очень ясно, что вы имеете в виду.

М: Тело — это лишь инструмент, механизм, который был бы абсолютно бесполезен, если бы не находящаяся в нем энергия, ощущение «я есть», знание того, что я жив, сознание, дающее ощущение присутствия. На самом деле это Сознательное Присутствие (не присутствие некоего АБВ или ЭЮЯ, а ощущение присутствия как таковое) и есть то, чем человек является, а не феноменальная видимость, которая есть тело. Когда это сознание, ощущая потребность в какой-то опоре, ошибочно отождествляется с телом и лишается своего безграничного потенциала в пользу ограниченности какого-то конкретного тела, тогда «рождается» индивидуум. Это первое, относительно чего сам учитель должен иметь прочную, интуитивную убежденность.

Другой основополагающий аспект заключается в том, что учитель должен обладать очень ясным пониманием того, каким образом произошло соединение тела и сознания. Другими словами, у учителя не должно быть абсолютно никаких сомнений относительно собственной истинной природы. Поэтому он должен достичь понимания природы тела и сознания (или бытия, или состояния «Я есть»), а также природы феноменального мира. Иначе все, чему он учит, будет лишь заимствованным знанием, слухом, чьей-то концепцией.

Посетитель (улыбаясь): Вот по этой причине я и нахожусь здесь. Я пробуду здесь около недели и буду приходить и на утренние и вечерние беседы.

М: А вы уверены, что поступаете правильно? Вы прибыли сюда с определенным багажом знаний. Если вы будете продолжать слушать меня, вы можете прийти к заключению, что все знание — это лишь пучок бесполезных концепций и, более того, что вы сами являетесь концепцией. И вы будете подобны человеку, который внезапно осознает, что вся гора его богатств за ночь превратилась в пепел. И что тогда? Не будет ли лучше, безопаснее, вернуться домой с «нетронутым» богатством?