Томек ищет Снежного Человека - Шклярский Альфред Alfred Szklarski. Страница 21

– Я хочу, молодой человек, чтобы это кольцо всегда напоминало вам об Индии. Если вы откажетесь его принять, я решу, что дружеское расположение рани Алвара вам неприятно, – сказала княгиня.

Томек покраснел, надевая кольцо на мизинец левой руки. Не мог же он в самом деле обидеть княгиню отказом.

В тот момент, когда княгиня вручала Томеку кольцо, Вильмовский заметил на лице Бартона тень неудовольствия и многозначительный взгляд, брошенный полковником в сторону задумавшегося магараджи. Вильмовский стал опасаться, что Томек, который всегда и везде легко находил себе друзей, на этот раз может причинить им лишние трудности при исполнении загадочных планов Смуги. Как раз в это время боцман прервал свой рассказ и потянулся за чашкой ароматного чая. Андрей Вильмовский воспользовался случаем, чтобы начать общую беседу.

– Еще в Европе мне приходилось слышать о тех необыкновенных чудесах, которые совершают индийские йоги и факиры. И все же, несмотря на то, что я уже несколько дней нахожусь на родине тайн и чудес, мне лишь раз в жизни довелось видеть факира... да и то в Англии, где он демонстрировал в цирке различные фокусы, – громко сказал Вильмовский, глядя прямо на сына, который весьма интересовался этой темой.

Вильмовский не ошибся в своих расчетах. Боцман первый забыл о своей чашке чая и громко воскликнул:

– Ваша правда! Мы тогда были в цирке вместе! Этот бородатый фокусник совершенно спокойно ложился голой спиной на доску, усеянную острыми гвоздями, питался ножами, глотал огонь и заклинал змей. Это были весьма ловкие трюки!

– Папа, ты, пожалуй, забыл об уличном заклинателе змей, которого мы встретили в Бомбее. Мы даже поспорили, есть ли у его змеи ядовитые зубы, – заметил Томек, прерывая беседу, которую вел с княгиней вполголоса.

– По-моему, заклинатели змей – не фокусники, – сказал Вильмовский. – Поэтому я смело утверждаю, что мы до сих пор не видели в Индии факиров.

– Да, мне очень хотелось бы увидеть настоящего факира, – взволнованно сказал Томек.

Магараджа Манибхадра улыбнулся и, принимая из рук служителя короткую, набитую табаком трубку сказал:

– Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Однако пусть прежде полковник Бартон объяснит вам подлинный смысл слов: факир и йога. Во время длительного пребывания в Индии полковник интересовался не только политическими делами нашей страны, но и таинственным учением наших святых мужей, любопытными приемами индийских фокусников. Полагаю даже, что он уже стал отменным знатоком этих вопросов.

Англичанин насупился, так как почувствовал в словах магараджи тень насмешки, но, несмотря на это, свободно ответил:

– Я охотно сделаю это, так как многие европейцы превратно толкуют значение этих слов. «Факир» – арабское слово, которое обозначает нищенствующего мусульманского монаха, давшего обет бедности. Что же касается йоги, то в Индии так зовут людей, изучающих таинственные силы природы и применяющих с этой целью, в соответствии с индийской философией, специальную систему упражнений йога, для того, чтобы полностью распоряжаться собственным духом и телом.

– Пожалуйста, объясните мне, в чем заключается система йога? – с любопытством спросил Томек.

– Чтобы стать йогой, надо отказаться от всякого имущества, бросить семью и поселиться в пустыне подальше от человеческих поселений. Избранный йогой гуру, или учитель, дает указания о том, какие следует принимать положения тела, делать движения и какие священные изречения изучать наизусть. После того, как будущий йога усвоит основы этих знаний, он проходит науку правильного дыхания и мышления. Если он успешно пройдет весь цикл трудных упражнений, ему назначают покаяние. Пройти покаяние не так-то легко. Кающийся йога дает обет долголетнего молчания, либо обязуется сидеть на солнцепеке у горящих костров, или длительное время находиться в воде, высунув из нее только голову. Иногда йога должен целыми часами держать одну или обе руки вытянутыми вверх. Кроме того, он обязан совершить несколько паломничеств ко святым местам.

После того, как йога успешно закончит это послушничество, он становится «шанниаси», т.е. кандидатом в святые. Теперь остается совершить символический обряд собственного погребения, означающий умерщвление плоти и рождение йоги для духовной жизни. Эта церемония превращает шанниаси в святого человека; совершенствуясь далее, он может дойти до высшей степени посвящения и стать парамахамсом.

Между мусульманским нищенствующим монахом, дервишем и индийским йогой, принимающим после послушничества наименование шанниаси, есть одно общее, а именно – обет бедности.

Но они не имеют ничего общего с теми факирами-фокусниками, которые для заработка показывают ловкие фокусы, кажущиеся нам иногда совершенно чудесными.

– Действительно, вы очень ясно нам это объяснили, – сказал боцман. – Но раз мы ничего не смыслим ни в арабской, ни в индийской религиях, то нас больше интересуют именно факиры-фокусники. Любопытно, есть ли еще такие в Индии?

– А как же, конечно есть и, подобно заклинателям змей, они объединены в самостоятельную общину. Я думаю, что его высочество магараджа Алвара подготовил нам какой-то сюрприз. Возможно, мы увидим настоящего индийского факира.

Не успел полковник Бартон закончить последнюю фразу, как магараджа Манибхадра четыре раза ударил в ладоши. Перед гостями немедленно появился старый, сгорбленный индиец с плоской, закрытой корзиной в руках. Бедно одетый старец носил на голове чалму, украшенную тремя павлиньими перьями – отличительным знаком заклинателей змей. Старик остановился перед магараджей, поставил свою корзину на землю, и, сложив руки на груди в ритуальном приветствии, низко поклонился владыке Алвара.

Манибхадра слегка кивнул головой. Мановением руки позволил заклинателю начать представление.

Старик установил плоскую корзину в центре зала и открыл крышку. На дне корзины лежала, свернувшаяся в клубок, желтовато-серая с голубоватым отливом змея. Заклинатель сел рядом с корзиной, по-восточному поджал под себя ноги, добыл из-за пазухи халата инструмент, по виду напоминающий кларнет, и заиграл медленную, тоскливую, монотонную мелодию.

Через несколько мгновений змея приподняла голову и стала выпрямлять свое блестящее тело. Создавалось впечатление, что змея сидит на хвосте, свернутом в кольцо.

– Нала-памба, очковая змея [72], длиной, пожалуй, более полутора метров, – шепнул Бартон польским охотникам, которые с интересом смотрели на необыкновенное зрелище.

– Великолепный экземпляр кобры, – тоже шепотом произнес Вильмовский.

Сначала змея не желала покинуть корзинку. Потом стала проявлять беспокойство. Движения ее становились быстрее. Она развернула головной щит, на котором виднелся узор, поразительно похожий на очки. Спереди на брюхе змеи виднелись три поперечные черные полосы. Раздраженное пресмыкающееся громко шипело и быстро двигало высунутым из пасти языком. Заклинатель ни на секунду не прерывал игры на своем инструменте. Кобра несколько раз бросалась к нему, словно пыталась его укусить, но заклинатель упорно смотрел на нее, не отступая ни на шаг.

Монотонная мелодия безостановочно лилась. Змея медленно стала впадать в какой-то транс. Глаза кобры, еще минуту тому назад горевшие бешенством и ненавистью, теперь были неподвижны, словно она находилась в столбняке.

Заклинатель змей, не переставая играть, медленно придвинулся к кобре. На миг он коснулся носом, а потом языком головы змеи. Словно проснувшись от летаргического сна, кобра с бешенством бросилась на своего укротителя, но тот успел отскочить от нее. Кобра успокоилась, и заклинатель закрыл корзину.

– Ах, будь ты неладен! Если у змеи не вырвали ядовитых зубов, то этот человек рисковал жизнью, – недоверчиво воскликнул Вильмовский.

– Если бы заклинатель не рисковал жизнью, его искусство не стоило бы и одной рупии, – сказал магараджа, обводя своих белых гостей насмешливым взглядом. – Впрочем, легко проверить, есть ли у этой кобры ядовитые зубы. Может быть, кто-нибудь из вас желает проверить лично?