Томек среди охотников за человеческими головами - Шклярский Альфред Alfred Szklarski. Страница 34

– Да, сообщение об этих фактах вызовет в Европе огромную сенсацию! – признал Джемс Бальмор.

– Представляет немалый интерес, каким образом передаются по наследству функции вождя в семействе утаме, – добавил Томек. – Если у старшего утаме нет сына, власть переходит к брату, или к одному из его сыновей, а если и у того нет потомка мужского пола, вождем племени становиться сын дочери утаме. Существуют также твердые правила, кто и с кем может вступать в брак [94] и какую занимать должность.

– Томми, ты уже знаешь, кто в этой деревушке считается утаме? – спросила Салли. – Я не заметила никого, кто бы чем-нибудь выделялся среди остальных!

– В этом нет ничего странного, ведь авторитет утаме вытекает из самого факта власти ему данной. Внешне он ничем не отличается от других туземцев. Здешний утаме, это тот невзрачный мужчина, который вышел из кустов нам навстречу, – ответил Томек.

– Вы заметили, что цвет кожи у него светлее, чем у других? – вмешалась Наташа.

– И папа, и Бентли сразу обратили на это внимание, – ответил Томек. – По их мнению, в течение многих веков в Новой Гвинее селились люди разных континентов. Высадившись на побережье, они постепенно оттесняли туземцев в глубину острова и частично смешивались с ними. Таким образом, здесь появились многочисленные типы рас и множество языков. Видимо, первыми в Новую Гвинею прибыли малорослые пигмеи [95], после них появились негроиды [96], потом представители веддийско-австралоидной расы [97] и, наконец, – европейцы [98], благодаря которым в Океании возник полинезийский тип. Некоторые европейцы, во время длительного плавания на восток, по собственной воле, или по необходимости, селились на островах и смешивались с туземным населением. Бентли убежден, что бог Тсидибе и потомки первого утаме происходят от группы европеоидов, которые после высадки на берегу Новой Гвинеи пересекли горный хребет и спустились в долины, где обитали примитивные фьюджи. Видимо, им не трудно было создать миф о своем божественном происхождении, и захватить в свои руки власть.

– Весьма логический вывод, – сказал Джемс Бальмор. – Лучше организованные и отличающиеся интеллигенцией пришельцы, захватили власть и землю.

– Я так не сказал, – возразил Томек. – Земля осталась собственностью булуранис, то есть первобытных жителей. Она находится в их общем, совместном владении. Если утаме хочет что-либо посеять для себя, он должен просить общину выделить ему участок земли.

В беседах об обычаях папуасов время проходило незаметно. Шумная прежде деревушка, заметно притихла. Женщины и дети собирались в сторонке, мужчины садились вокруг костров, разведенных рядом с домами. К числу величайших удовольствий туземцев принадлежали табак и бетель. Поэтому одни из них торжественно и сосредоточено передавали из рук в руки толстые бамбуковые трубки, другие – жевали бетель. Некоторые прямо брали в рот листья бетеля, предварительно посыпав их пеплом из костра. Другие готовили жвачку более изысканным способом. Из банки, сделанной из плода тыквы, они деревянной ложкой доставали известь, полученную из молотых раковин, сыпали ее на листья бетеля, и перед тем как свернуть в трубку, клали в середину орехи арековой пальмы, добавляя еще и горсточку табака. Любителей бетеля всегда легко узнать по красновато-коричневому цвету зубов [99] и кроваво-красным губам.

Белые путешественники умолкли. Из находившихся рядом джунглей слышалось неумолчное пение цикад. Темные силуэты хижин на сваях, огненные блики костров, ползающие по нагим телам молчаливых туземцев, и светлое, усеянное звездами небо представляли незабываемую по живописности и оригинальности картину. Вдруг кто-то из туземцев, сидевших у костра медленно и робко затянул песню. Вскоре мотив подхватили новые голоса и вот уже все обитатели деревушки стройно запели печальную песню.

– Как печально они поют... шепнула друзьям Наташа.

– Даже Вильмовский и Бентли прервали работу, чтобы послушать печальную песню туземцев, – добавила Салли.

В это время к группе заслушавшейся молодежи подошел Смуга.

– Подумайте только, казалось бы люди примитивные, а сколько у них романтизма? – сказал он. – Айн'у'Ку говорит, что они поют песню о любви.

– И правда, я никак не заподозрил бы их в этом, – ответил Новицкий. – Днем они заставляют своих черных красоток работать хуже скотов, а по вечерам поют им о любви!

– Что город, то норов, капитан. Что деревня, то обычай, – заметил Вильмовский, который подошел к костру в обществе Бентли. – Мы интересовались обычаями наших хозяев. Они тоже задали нам несколько вопросов. Они, например, интересовались сколько у нас надо платить родителям девушки за такую жену, как Наташа или Салли. Я ответил, что у нас за жен не платят. Они с пониманием кивнули головой, причем один из воинов сказал: и правильно, белые женщины ничего не стоят, им надо помогать в работе.

– Да, да, совершенно верно! Папуасские женщины выполняют все тяжелые работы, поэтому за жену здесь надо платить одну или даже две свиньи, – смеясь добавил Бентли.

Девушки расхохотались, но беседа сейчас же прекратилась, потому что туземцы стали готовиться к танцам. На середину площадки вышли три папуаса с оригинальными барабанами в руках. Длинный корпус этих барабанов был уже в середине, чем по концам, и по форме напоминал древние клепсидры, употреблявшиеся в старину вместо часов [100]. Барабаны вскоре загудели... Обитатели деревушки и носильщики, нанятые белыми в Порт-Морсби, начали танцы.

– Время спать, – сказал Смуга. – Танцы, видимо, будут продолжаться до утра, а нам надо уже завтра добраться до Пополо.

Утро встало туманное и влажное. Несмотря на бессонную ночь, носильщики с охотой взялись за работу. Караван поджидал только возвращения женщин, посланных по воду к протекавшему довольно далеко ручью. Смуга был недоволен непредвиденным промедлением. Туземная деревушка находилась на берегу довольно большого ручья, но ее обитатели утверждали, что в ручье обитают злые духи и всякого, кто отважится пить из него воду постигнет беда. Поэтому женщины ежедневно ходили по воду к отдаленному ручью и приносили ее в деревушку в бамбуковых сосудах, делая запас воды, пригодной для питья – по мнению шаманов. Смуге такое промедление было очень не на руку, но он не позволил никому из членов экспедиции брать воду из близкого ручья.

– Неужели мы должны прислушиваться к мнению суеверных дикарей? – возмутился Джемс Бальмор.

– Мы могли бы опровергнуть утверждения шаманов и напиться этой воды, ведь она, видимо, не принесет нам вреда, как утверждают эти шарлатаны, – добавил Збышек.

– Довольно пустой болтовни, господа! – упрекнул их Смуга. – Вы новички в путешествиях такого рода! Вам еще многому надо учиться. Бывает, что смешное, казалось бы, поверье может быть вполне обосновано.

– Вы в самом деле так считаете? – удивленно спросила Наташа.

– Да, конечно, – ответил Смуга. – Вы не думаете, что вода в этом ручье может содержать вредные минералы?

– Или, может быть, какие-нибудь гниющие растения делают ее не пригодной для питья? – добавил Томек. – Впрочем, я заметил, что местные жители бросают в воду ручья всяческие отходы и мусор.

– Нам они тоже советовали следовать их примеру, – вмешался Вильмовский. – По бытующему здесь поверью шаман, если захочет околдовать кого-нибудь, обязательно должен располагать предметом, принадлежавшим жертве. Туземцы верят, что всякий предмет, брошенный в воду становится недостижимым для злых духов и шаманов.