Брачный контракт - де Бальзак Оноре. Страница 13

Полю казалось, что устами Солонэ говорит сам ангел небесный. Он посмотрел на Матиаса, чтобы узнать, разделяет ли тот его восторг перед пылким красноречием Солона; ведь Поль не знал, что под притворным воодушевлением пламенных речей у нотариусов, как и у адвокатов, скрываются хладнокровие и настороженность, свойственные дипломатам.

— Сущий рай, да и только! — воскликнул старик. Ошеломленный при виде радости своего клиента, Матиас сел на оттоманку и, подперев голову рукой, погрузился в угрюмое раздумье. Ему хорошо была знакома тяжеловесная фразеология, с помощью которой деловые люди маскируют свои хитрости, и он был не таков, чтоб попасться на эту удочку. Его коллега и г-жа Эванхелиста продолжали беседовать с Полем, а Матиас украдкой наблюдал за ними, пытаясь уловить признаки заговора: наличие коварных хитросплетений было уже для него очевидно.

— Сударь, — сказал Поль молодому нотариусу, — благодарю вас за то усердие, с каким вы стараетесь примирить наши интересы. Предлагаемый вами компромисс разрешает все трудности более удачно, чем я мог надеяться, если только, конечно, он устраивает и вас, сударыня, — продолжал он, обращаясь к г-же Эванхелиста, — ибо я не хочу соглашаться на это предложение, если оно не нравится вам.

— Все, что послужит для счастья моих детей, доставит радость и мне, — отвечала она. — Можете не считаться с моим мнением.

— Нет, так нельзя! — с живостью сказал Поль. — Если ваша жизнь не будет должным образом обеспечена, это огорчит меня и Натали больше, чем вас самих.

— Будьте спокойны, граф, — ответил Солонэ. «Ага, — подумал мэтр Матиас, — прежде чем высечь его, они хотят, чтобы он поцеловал розги!»

— Не беспокойтесь, — сказал Солонэ, — ныне в Бордо спекуляции в большом ходу, и нетрудно поместить деньги под выгодные проценты с тем, чтобы получать пожизненный доход. Если вычесть из стоимости особняка и движимого имущества пятьдесят тысяч экю, которые будут уплачены графу, то — могу поручиться, сударыня, — у вас останется двести пятьдесят тысяч франков. Я берусь поместить эту сумму под первую закладную на недвижимость, стоимостью не менее миллиона, с тем, чтобы вы получали пожизненный доход в размере двадцати пяти тысяч ливров, считая из десяти процентов. Таким образом, стороны, сочетающиеся браком, располагают приблизительно равным состоянием. В самом деле, к сорока шести тысячам дохода от земель графа прибавляются сорок тысяч, ежегодно приносимые пятипроцентными ценными бумагами, принадлежащими мадемуазель Натали, и вдобавок сто пятьдесят тысяч наличными, могущие дать еще семь тысяч в год; итого сорок семь тысяч.

— Все это вполне очевидно, — сказал Поль. Закончив речь, мэтр Солонэ кинул на свою клиентку быстрый взгляд, не ускользнувший от Матиаса и означавший: «Пускайте в ход резервы!»

— Кроме того, — воскликнула г-жа Эванхелиста, казалось, с непритворной радостью, — я могу отдать Натали свои бриллианты, они стоят по крайней мере сто тысяч франков.

— Мы выясним их стоимость, — сказал молодой нотариус. — Это и вовсе меняет дело. Теперь ничто не препятствует графу указать в брачном контракте, что он полностью получил весь капитал, какой приходится на долю мадемуазель Натали из наследства ее отца, и что будущие супруги считают дела по опеке законченными. Если вы, сударыня, с чисто испанским великодушием хотите лишить себя драгоценностей, увеличив тем самым приданое на сто тысяч франков, то будет вполне справедливо выдать вам такую расписку.

— Совершенно верно, — сказал Поль вдове, — но я, право же, смущен таким благородством с вашей стороны.

— Разве моя дочь и я не одно и то же? — возразила она.

Мэтр Матиас заметил радость, мелькнувшую на лице г-жи Эванхелиста, когда она увидела, что препятствия почти преодолены; эта радость, а также то обстоятельство, что вдова сначала и не поминала о бриллиантах, а теперь ввела их в бой, точно свежие войска, укрепили его подозрения.

«Вся эта сцена была подготовлена заранее, как игроки готовят крапленые карты, чтобы обыграть какого-нибудь желторотого птенца, — подумал старый нотариус. — Неужели бедный мальчик, выросший на моих глазах, будет заживо ощипан тещей, поджарен на огне своей любви и проглочен женою? Я так заботился о благосостоянии его имений; неужели я увижу, как они будут пущены по ветру в один вечер? И эти три с половиной миллиона приравниваются к миллиону ста тысячам франков приданого, которые к тому же, с помощью обеих женщин, будут скоро промотаны!»

Мэтр Матиас не стал предаваться скорби или благородному негодованию, обнаружив в душе г-жи Эванхелиста замыслы, которые, хотя и не были прямым злодеянием, преступлением, воровством, подлогом, мошенничеством, не представляли собой ничего явно неблаговидного, явно достойного порицания, — однако таили в себе зародыши всех этих беззаконий. Он не был Альцестом из «Мизантропа», он был просто старым нотариусом и привык, в силу своей профессии, к хитрости и изворотливости светских людей, к их интригам и козням, приводящим к куда более роковым последствиям, чем убийство, совершенное на большой дороге каким-нибудь бедняком, которого затем торжественно гильотинируют. Подобные житейские дрязги, подобные дипломатические препирательства происходят как бы на задворках великосветского общества, куда неловко заглянуть, куда выкидывают всякий сор. Жалея своего клиента, мэтр Матиас пытался представить себе его будущее, но не видел впереди ничего хорошего.

«Ну что же, будем биться тем же оружием, — подумал он, — и разобьем их!»

Полю, Солона и г-же Эванхелиста стало не по себе от молчания старика; они понимали, как им важно получить от этого строгого цензора согласие на компромисс, и все трое одновременно посмотрели на него.

— Ну, дорогой господин Матиас, что вы об этом думаете? — обратился к нему Поль.

— Вот что я думаю, — ответил непреклонный и добросовестный нотариус. — Вы недостаточно богаты, чтобы идти на такое безрассудство; оно под стать разве королю. Поместье Ланстрак, если считать, что приносимый им доход равен трем процентам его стоимости, нужно оценить вместе с обстановкой замка свыше чем в миллион; фермы Грассоль и Гюадэ, имение Бельроз — вот вам второй миллион, два дома и движимое имущество — третий миллион. Итого три миллиона, приносящие сорок семь тысяч двести франков в год. Приданое же мадемуазель Натали состоит из восьмисот тысяч франков в облигациях казначейства; затем имеется драгоценностей, допустим, на сто тысяч (хотя мне это кажется сомнительным) и наконец полтораста тысяч наличными; итого — миллион пятьдесят тысяч франков И при таких-то обстоятельствах мой коллега имеет смелость утверждать, что стороны, вступающие в брак, одинаково богаты! Он находит допустимым возложить на графа де Манервиля свыше ста тысяч франков долга будущим детям; ведь состояние невесты признается равным одному миллиону ста пятидесяти шести тысячам, как указано в счетах по опеке, на деле же будет получено не более миллиона пятидесяти тысяч. Вы, господин граф, с восхищением слушаете весь этот вздор, потому что вы влюблены, и думаете, что мэтр Матиас — а ведь он-то не влюблен! — забудет об арифметике и не укажет вам на несоответствие между огромной, все время растущей стоимостью имений и размером приданого, доходы с которого могут уменьшиться и зависят от всяких случайностей. Я достаточно стар и знаю, что деньги падают в цене, а цена на земли растет. Вы пригласили меня, граф, чтобы отстаивать ваши интересы: дайте же мне защитить их или позвольте мне удалиться!

— Если графу нужно, чтобы у невесты было такое же состояние, как и у него, — сказал Солонэ, — то у нас, конечно, нет трех с половиной миллионов, это неопровержимо. Мы можем противопоставить внушительным миллионам, которыми вы обладаете, всего один жалкий миллион — сущую безделицу, только втрое больше, чем приданое, получаемое австрийскими эрцгерцогинями. Ведь Бонапарт, женившись на Марии-Луизе, взял за ней лишь двести пятьдесят тысяч.

— Мария-Луиза погубила Бонапарта, — проворчал мэтр Матиас.