Дикая Африка - Шомбургк Ганс. Страница 21

В общем, можно сказать, что жизнь лесных ва'лунда течет беззаботно и легко, чем, вероятно, и объясняется их упорное нежелание идти на контакт с чужеземцами. Ва'лунда прекрасно знают, что живут лучше соседей, и боятся потерять свое привилегированное положение.

Вскоре нам удалось получить достоверные вести о Ларсене – его лагерь находился в трех переходах от нас, в Чезерезере. Впервые об этом знаменитом охотнике на слонов я услышал от майора Гардена. Ларсен прошел Челенду, когда я сопровождал к границе арестованных португальцев. Мы были, так сказать, заочно знакомы – я передал ему через вождя Мтамбо несколько ящиков с продовольствием, а он оставил мне письмо, в котором благодарил и приглашал поохотиться вместе с ним.

В деревне Чевулы не нашлось никого, кто бы знал дорогу в Чезерезере. Это может показаться маловероятным, но сплошь и рядом люди из сравнительно близких селений действительно плохо осведомлены о своих соседях. Причина очень проста: если охотник уходит слишком далеко от дома, он наверняка будет пойман собственными соплеменниками и продан в рабство. Таким образом, наиболее любознательные в первую очередь попадают в караваны мамбари.

Наконец мне удалось уговорить двух молодых людей – хотя они и не знали кратчайшей дороги, но все же ориентировались в окрестностях, и десятого августа мы тронулись в путь.

Поскольку мои проводники боялись идти через районы, занятые людьми Чипавы, пришлось воспользоваться слоновой тропой. Это удлиняло дорогу, а я чувствовал приближение очередного приступа лихорадки. На второй день мне стало совсем худо. Переправившись через Макондо, мы остановились лагерем.

Вечером вдали послышалось несколько выстрелов, и я послал охотников узнать – не возьмутся ли неизвестные охотники проводить нас до Чезерезере. Через полчаса оба парня прибежали обратно: «Господин, мы пропали! Военный лагерь Чипавы совсем близко!» Но у меня уже не было сил даже выругаться.

Когда стемнело, вокруг лагеря поднялась стрельба – нас обнаружили. Передав Вильзони запасную винтовку, я велел ему не жалеть патронов, и он усердно палил во всех направлениях. Сам я, стуча зубами, завернулся в одеяло и лег поближе к костру. Никакая сила в мире не заставила бы меня сейчас взяться за оружие. Голова раскалывалась от боли, в глазах двоилось, и мне было все равно – нагрянет ли Чипава со всем своим воинством, или стадо слонов ринется топтать лагерь, я не двинусь с места. Но стрельба скоро утихла, и мы, выставив часового, легли спать.

Наутро мне полегчало, и можно было идти дальше. Лагерь ва'лунда уже опустел: все вояки разбежались. Нам достались трофеи – несколько кур, чему я чрезвычайно обрадовался.

К полудню четвертого дня мы наконец увидели укрепленный лагерь Ларсена – он располагался на холме, над покинутой деревней. При нашем приближении оттуда вышел долговязый, изможденного вида европеец с ружьем наизготовку. Это был мистер Кубитт. Познакомившись с Ларсеном около месяца назад, он неосторожно принял приглашение датчанина отправиться на совместную охоту, плохо представляя, какого рода жизнь ему предстоит вести. Сейчас, приняв песню, которую пели мои люди, за боевой клич, он готовился дорого продать свою жизнь.

Хозяин лагеря появился лишь на следующий день. Ларсену было уже за пятьдесят, и он представлял собой яркий тип охотника старого закала: невысокого роста, крепко сбитый и наделенный невероятной физической силой, с густой рыжеватой бородкой. При незлобивом, в общем-то, характере он отличался чрезвычайной вспыльчивостью, малейшее противоречие повергало его в приступ ярости – и горе тому, кто оказывался у него на пути в такие моменты. Ясно, что человеку подобного склада было нелегко наладить отношения с туземцами, и Ларсен хлебнул куда больше неприятностей, чем выпало нам. Носильщики ва'лунда давно разбежались, и лишь несколько баротсе еще сопровождало его в охотничьих вылазках. Кубитту приходилось оставаться в лагере и нести охрану. Его компанию составляли несколько туземных женщин, исполнявших обязанности слуг и поварих. Среди них была некая старуха, пользовавшаяся у себя на родине славой великой колдуньи. Когда-то, в прежние времена, ей приносили человеческие жертвы – ежегодно старая ведьма получала маленького ребенка, которого убивала и съедала через несколько месяцев. Кубитт, хотя и уверял, что не верит этим россказням, явно старался держаться от нее подальше.

Посоветовавшись, мы с Ларсеном решили отправиться обратно к нашему лагерю Чевулы, поскольку вероятность встречи со слонами была одинакова в любом направлении, и пятнадцатого августа тронулись в путь, оставив злополучного Кубитта в дамском обществе.

Вечером, уже незадолго до захода солнца, мы вышли к большому ручью. Место выглядело самым подходящим для лагеря, и каравану был подан сигнал к остановке. В это время где-то в зарослях на другом берегу послышался пронзительный рев. Ларсен вскочил: «Слоны!» – и замер, прислушиваясь.

Трубные звуки больше не повторялись. Схватив крупнокалиберные ружья, мы перебрались через ручей и, соблюдая полнейшую тишину, углубились в лес. Не прошло и десяти минут, как мы увидели слонов.

Это большое стадо – не меньше пятидесяти животных, включая малышей. У меня перехватило дыхание от изумления и восторга – ведь я, хотя и провел в Африке больше четырех лет, еще ни разу не видел живого слона в естественных условиях.

Они показались мне огромными, как бродячие горы, и тем удивительнее была мягкая точность их неторопливых движений.

«Черт, одни мелкие самки», – шепнул Ларсен, оглядывая стадо. Я мысленно ахнул – ничего себе мелкие!

Возле одной из слоних семенил совсем маленький слоненок. Видимо, он недавно появился на свет, и все окружающее, включая собственный хвост, на который он то и дело наступал, было для него внове. Ноги матери казались рядом с ним потрескавшимися серыми колоннами. Она медленно продвигалась вперед, отправляя в рот пучки зелени, и время от времени слегка поглаживала малыша кончиком хобота, словно проверяя, на месте ли он и все ли с ним в порядке. Но вот одно из взрослых животных подошло слишком близко к слоненку, и мать восприняла это как угрозу. Хобот взлетел вверх, мгновенно превратившись из ласковой руки в страшную боевую палицу, и неосторожный сородич получил гулкий удар, способный, наверное, переломить хребет льву. Обиженно хрюкнув, нарушитель спокойствия отодвинулся в сторону.

Кто-то из слонов попытался дотянуться до нежной листвы на верхушке дерева, но это ему никак не удавалось – не хватало роста. Только серая змея хобота обвилась вокруг ствола. Один-единственный рывок – и вырванное с корнем дерево лежит на земле, а слон неторопливо поедает приглянувшиеся веточки.

Это была чудесная картина, исполненная покоя и мира, и я даже вздрогнул, когда один за другим грянули два выстрела – Ларсен высмотрел в стаде самца и всадил ему в шею две пули. Слон медленно повалился на бок, и через мгновение стадо обратилось в бегство, тишину наполнил треск ломающихся кустов, топот и пронзительные трубные крики испуганных животных. Я был так ошеломлен всем увиденным, что совсем забыл об охоте, и только окрик датчанина: «Стреляй, чтоб тебя! Чего ты ждешь!» – вернул меня к действительности. Все наставления Ларсена мигом улетучились из моей памяти. Как во сне, я поднял винтовку и, не целясь, выстрелил в огромную голову с растопыренными ушами. Слон споткнулся на бегу и, не издав ни звука, рухнул наземь. Передернув затвор, я направил ружье на другого колосса – снова в голову, и снова огромное животное, покачнувшись, падает, ломая кусты. Три гигантских туши лежали перед нами, вздымаясь над травой, словно надувные аэростаты. Я все еще не мог прийти в себе, и к переполнявшему меня чувству охотничьей гордости примешивалось изумление – неужели это действительно так просто? Убить слона оказалось не труднее, чем пристрелить пасущуюся на лугу корову. Впрочем, Ларсен тут же охладил мои восторги, объяснив, что обе жертвы – слонихи, а со взрослым самцом мне было бы не так-то легко справиться.