Деревянные космолеты - Шоу Боб. Страница 21
– Это не доказательство… – Бартан не смог договорить – перехватило горло.
– Почему мы ведем себя, как чужие? – Сондевира устремила на него нежный, но твердый взгляд, после чего снова обняла – на этот раз за шею – и привлекла к себе.
Бартан еще ни разу не ложился с ней в постель, но, прежде чем закончился поцелуй, ему отчетливо представилось, как это будет выглядеть, и мысли о соперничестве – да и обо всем остальном – разом вылетели из головы. Он отвечал ей с ненасытной страстью, пока она не оторвалась от него.
– Работа в поле сделала тебя силачом, – прошептала она. – Вижу, мне надо быть осторожной и завести побольше подруг.
Бартан повеселел и был польщен.
– А детей завести ты разве не хочешь?
– Хочу, и много, но не сразу. Сначала надо хорошенько потрудиться.
– Сегодня – праздник, и давай забудем о работе. – Бартан взял Сондевиру за руки и потянул прочь со двора, в солнечный покой беспределья, где блестели и сужались, уходя в даль, полосы спелых и неспелых злаков. Добрый час прошагали они бок о бок, наслаждаясь близостью друг друга, любовно болтая о пустяках и считая метеориты, которые иногда прочерчивали в небе серебряные штрихи. Бартан рад был гулять с Сондевирой хоть ночь напролет, но рыцарски уступил, когда она решила возвратиться к началу танцев.
К тому времени, когда они подошли к дому Форатере, Бартана разобрала жажда. Рассудив, что от вина лучше воздержаться, он в поисках напитка послабее набрел на компанию возле бочонка с пивом. Пропустив мимо ушей сальные шуточки насчет их с Сондевирой отсутствия, он выбрался из толпы с увесистым кувшином в руке. Под навесом снова заиграло трио скрипачей, и несколько молодых женщин, в том числе и Сондевира, переплели руки и начали первый танец.
В блаженной отрешенности Бартан прихлебывал пиво и смотрел, как растет толпа танцоров, как фермеры один за другим забывают всю свою степенность и пускаются в пляс. Он осушил кувшин, поставил его на ближайший стол и шагнул к Сондевире… и тут его взгляд упал на стайку малышей, играющих на траве возле огорода. Им было по три-четыре года, и они, образовав круг, танцевали на свой манер – бесшумно, медленнее, чем взрослые. Их подбородки уткнулись во вздернутые правые плечи, а правые руки тянулись вперед, плавно извиваясь и покачиваясь, как змеи.
В танце не было ничего человеческого, он вызывал омерзение и в точности совпадал с движениями Эннды Форатере, когда она описывала свои ночные ужасы.
Бартан отвернулся и нахмурил лоб. Неожиданно он почувствовал себя одиноким, и невинное веселье испарилось без следа.
Часть II
СТУДЕНАЯ АРЕНА
Глава 6
Приближаясь к парадному входу дворца, Джесалла Маракайн вела разговор только о домашних пустяках. Толлера это смущало и раздражало – уж лучше бы она вооружилась зловещим молчанием.
За двенадцать дней, что промелькнули после «визита» небесного корабля, он ни разу не был дома и потому обрадовался, когда Джесалла приехала сама, чтобы провести с ним ночь. Но напрасно он рассчитывал на привычные радости семейной жизни: супруга держалась с загадочной прохладцей, а когда узнала, что он добился разрешения улететь с первой небесной крепостью, стала язвительной.
Позже, в постели, она отвечала на его ласки с покорством статуи – наверно, резкий отпор не был бы для него столь мучителен. В конце концов он выбросил из головы мысли об интимной близости, но долго не мог сомкнуть глаз, лежа в полном изнеможении души и тела. А к утру провалился в бездну, и было это не просто падение, а долгий, в целый день, полет из зоны невесомости…
– Тебя ждет Кассилл, – отрывисто произнес Толлер. – Хорошо, что домой ты поедешь не одна.
Джесалла кивнула.
– Не просто хорошо, а очень хорошо. А то тебе неровен час взбрело бы в голову и его забрать в небо.
– Что за глупости? Мальчик не увлекается полетами.
– Он и ружьями не увлекался, пока ты его не заставил мастерить эти проклятые мушкеты. Теперь я вижусь с ним едва ли чаще, чем с тобой.
– А, так ты из-за этого? – Толлер остановил ее в многолюдном коридоре с высоким потолком и дождался, когда группа чиновников отойдет на солидное расстояние. – Что же ты ночью не сказала?
– Разве это бы изменило твои планы?
– Нет.
Джесалла поморщилась.
– Тогда что толку было говорить?
– А что толку вообще приезжать во дворец? Чтобы причинить мне боль?
– Боль? Ты сказал – боль? – Джесалла недоверчиво рассмеялась. – До меня дошли слухи о твоей безумной выходке, о дуэли с этой бестией Каркарандом или как там его…
Толлер растерянно заморгал – он не ожидал, что жена сменит тему.
– У меня не было другого выхода…
– А теперь тебя за каким демоном тянет в небо? Знаешь, Толлер, каково женщине, чей муж скорее готов погибнуть, чем с нею жить?
Толлер искал подходящий ответ, делая вид, будто ему мешают говорить двое чиновников с конторскими книгами, подошедшие слишком близко. Чиновники с нескрываемым интересом глядели на них. Возникла одна из тех ситуаций, когда жене удавалось вызвать у Толлера почти сверхъестественный страх. На красивом бледном овале ее лица застыло хмурое выражение, в серых глазах светился ум, с которым Толлер вряд ли мог тягаться. Толлер не помнил случая, когда бы он ухитрился ее переспорить, особенно если речь шла о чем-нибудь важном.
– Понимаю, у меня пока мало доказательств, но времена наступают тяжелые, – медленно проговорил он. – Я делаю лишь то, что должен, и особой радости от этого не испытываю… – Видя, что Джесалла недоверчиво качает головой, он не закончил фразу.
– Не лги мне, Толлер. И себе не лги. Ты же просто счастлив.
– Чепуха.
– Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты часто вспоминаешь Леддравора?
Толлер снова был сбит с толку. Он вызвал в памяти, а затем изгнал из нее облик военного принца, с которым сошелся в смертельном поединке, когда их корабли совершили посадку на Верхнем Мире. Если бы не Леддравор, жизнь Толлера сложилась бы совершенно иначе.
– Леддравора? А почему я должен его вспоминать?
Джесалла улыбнулась той приторной улыбкой, которая часто предшествовала ее самым коварным и жестоким ударам.
– Потому что ты – из того же теста. – Она отвернулась и быстро зашагала по коридору, лавируя в толпе с грациозной легкостью, которой Толлер мог только завидовать.
«Никто не вправе говорить мне такие слова», – с тревогой подумал он, бросаясь вдогонку, но успел поравняться с женой лишь на переднем дворе, в ослепительном сиянии солнца. Кассилл уже вывел синерогов из стойла.
Сын Маракайнов ростом пошел в отца, но материнские черты бросались в глаза. Он был долговяз и мускулист и мог, как довелось узнать Толлеру, без передышек и видимой усталости бежать по два-три часа. От матери ему достались изящно очерченный овал лица и задумчивые серые глаза под пышной черной шевелюрой.
– Добрый утренний день, мама, – сказал он, и тотчас все его внимание переключилось на Толлера. – Я привез образцы новых зарядных шариков. На испытаниях ни один ствол не подвел, все остались целы и невредимы, так что можем хоть сейчас делать надежные мушкеты. Хочешь посмотреть? Они в седельной сумке.
Толлер поймал холодный пристальный взгляд Джесаллы.
– После, сынок. Не сегодня. Поручаю это вам с Роблем. Подумайте насчет промышленного изготовления. А у меня сейчас другие дела.
– Ах, ну да! – Кассилл поднял брови и посмотрел на отца, не скрывая обожания. – Так это правда? Ты летишь на первой крепости?
– Приходится. – Толлер вздохнул – ему бы хотелось, чтобы сын отреагировал как-нибудь иначе. Но что поделаешь, если почти вся твоя жизнь прошла в разъездах по поручениям короля, и мальчик вырос, можно сказать, без отца. Толлер часто корил себя за это, но корил молча. Сын видел в нем знаменитого искателя приключений и считал, что таким отцом можно только гордиться. Даже после того, как мальчик всерьез увлекся новой наукой, металлургией, между Толлером и Джесаллой не возникло соперничества за сыновнюю душу, но теперь взаимоотношения сторон в треугольнике изменились, и далеко не самым простым образом. И вдобавок именно тогда, когда Толлер был по горло в делах. Первые две небесные крепости построили в считанные дни; за такой срок невозможно предусмотреть весь риск намеченного старта, а тот уже заполнил все мысли Толлера, и оттого остальное казалось ему слегка нереальным. Душой он уже несся ввысь, в опасные синие просторы, и досадовал, когда дела земные прерывали его полет.