Судный день Орбитсвиля - Шоу Боб. Страница 48

— Вот видите, — торжествующе заметил Хепворт. — Превосходный кусок Орбитсвиля, завернутый в другую упаковку.

Сознание Никлина совершило головокружительный скачок.

— Мы сможем разглядеть города?

— Возможно. Но ведь их надо еще обнаружить. — Хепворт обвел рукой ярко-красный круг масштабной мишени. — Какова была площадь Орбитсвиля по сравнению с Землей? В 650 миллионов раз больше. Если ни одна часть оболочки не исчезла, то теперь существует приблизительно 650 миллионов планет, и разыскать на них горстку городов очень трудно.

— Я включу радиомаяк, — сказала Флейшер. — Прошло слишком мало времени, чтобы…

— Остановитесь! — закричал Монтейн. Его трясущееся лицо заливала смертельная бледность. — Я не желаю слушать этой… этого богохульства.

— Мы обсуждаем научную проблему, Кори! — Голос Хепворта был полон доброжелательной снисходительности. — Рано или поздно, но вам придется считаться с фактами.

— Факты! Я предоставлю вам факты! Это ненастоящие миры! Лишь Господь может творить истинные миры. Нет никаких городов. Все души, все до единой, оставшиеся там, потребовало к себе Всемирное Зло. Они мертвы! Они все мертвы!

Воорсангер заерзал в своем кресле.

— Погодите, Кори. Я вот что хотел бы узнать…

— Устами этого человека говорит сам Дьявол. — Голос проповедника сорвался на визг. — Я предупреждаю вас, Ропп, если вы станете слушать этого человека, вы погубите свою бессмертную душу.

— Но если все-таки существует шанс, что моя жена жива! — Воорсангер замолчал. Виду него был одновременно пристыженный и упрямый. Он заговорил снова, старательно избегая взгляда Монтейна. — Если существует хоть малейший шанс, что Грета жива… и что все остальные живы… разве не наш святой и человеческий долг вернуться и попытаться разыскать их?

— Но вы же видели, что произошло! — завизжал Монтейн. — Как вы смеете даже…

Он внезапно замолчал и начал шарить одной рукой по груди, другой, по-змеиному изогнувшись, ощупывал спину, словно пытался найти пронзившее его невидимое лезвие. Язык вывалился изо рта, кончик его отвратительно подрагивал, по подбородку потекла слюна. Аффлек, до того неподвижно стоявший у входа в рубку, бросился к проповеднику и бережно усадил его в кресло.

— Смотрите, что вы наделали! — проревел он, свирепо взглянув на Воорсангера и Хепворта. — Если Кори умрет…

— Я не собираюсь умирать, Нибз, все в порядке. — Монтейн сделал несколько глубоких вдохов и неожиданно для всех слабо улыбнулся. — Не о чем беспокоиться.

— Кори, вам нужно прилечь.

Монтейн тронул Аффлека за руку.

— Я лучше посижу, мой добрый друг. Сейчас все будет в порядке, вот увидите.

Аффлек неуверенно кивнул и вернулся на свой пост у лестницы.

— Я должен извиниться за эту слабость. — Несмотря на недавнюю истерику, голос Монтейна звучал спокойно и уверенно. — Я обвинил Скотта в богохульстве, хотя именно я был истинным богохульником. Я вообразил, что являюсь рупором божественного гнева, но Господь напомнил мне, что гордыня

— смертный грех.

«Все те же штампы, — с некоторой тревогой подумал Никлин, на мгновение забыв о невероятности всего происходящего, — но произносит их, похоже, совсем другой человек».

— С нами летит доктор Хардинг, — нерешительно сказал Воорсангер. — Я думаю, что следует попросить его подняться сюда и…

— Спасибо, Ропп, но уверяю тебя, мне не требуется медицинская помощь.

— Монтейн взглянул на Хепворта. — Продолжайте, Скотт. Я хочу услышать, что думает ученый о происках дьявола.

— Мои заключения достаточно умозрительны. — Хепворт явно сомневался, какой эффект окажут его слова на состояние Монтейна.

— Не скромничайте! Вы выполняете достойную работу — устанавливаете научные законы, которым подчиняются и Бог, и дьявол. Продолжайте, Скотт, мне действительно интересно.

Такое поведение столь не вязалось с обычной непримиримостью проповедника, что Никлин забеспокоился еще сильнее. «Кори, ты ли это? Или среди нас появился незнакомец?»

— Хорошо, давайте попытаемся, по возможности, сохранять разум и спокойствие, — негромко заговорил Хепворт. Похоже, он также был обеспокоен душевным состоянием Монтейна. — Кори полагает, что Орбитсвиль разрушен… гм… дьяволом с единственной целью — уничтожить род человеческий. Назовем это предположение Гипотезой Зла. Я с ней не согласен и придерживаюсь совсем иной точки зрения — Гипотезы Добра. Я почти не сомневаюсь, что наблюдаемые нами на экранах сферы, все до единой, все 650 миллионов — вовсе не «настоящие» планеты в обычном астрофизическом смысле. Я полагаю, это пустотелые образования, такие же, как и сам Орбитсвиль.

— Далее, — продолжал Хепворт. — Из моей Гипотезы Добра следует, что эти искусственные планеты столь же долговечны, как и «настоящие», а может, даже и в большей степени. Есть также основания полагать, что эти планеты — идеальное пристанище для разумной жизни. Здесь, если хотите, все приспособлено к нашим нуждам, все, как по заказу.

Никлин попытался понять логику Хепворта и не смог.

— Ход твоих мыслей ускользает от меня, Скотт. Как… как ты можешь доказать свое утверждение?

— Это подразумевается самой теорией, Джим. Ведь условия на самом Орбитсвиле столь точно соответствовали нашим потребностям, что человечество на нем ни в чем не знало нужды. Сколько раз мы слышали, как Кори приводил тот же самый аргумент — Орбитсвиль не случайно оказался для людей столь же привлекательным, что и мед для пчел.

— Ты превращаешься… — Никлин взглянул на Хепворта. — Мы говорим о науке или о религии?

— О науке, Джим! О науке. Хотя, честно говоря, я был бы очень рад, если бы какой-нибудь демон, или дьявол, или бесенок, или что-нибудь вроде этого материализовался в этом самом месте в этот самый час. — Хепворт отер пот с лица. — Я был бы несказанно счастлив, поверь мне, продать свою бессмертную душу за бутылку джина. Или даже за стакан!

— Вернемся к твоей гипотезе. — Никлин начал проявлять нетерпение.

— Как я уже сказал, все свидетельствует о продуманности. Вспомните зеленые линии. Они, как вы помните, ослабляли физико-химические связи в строительных материалах. Я бы сказал, что это было предупреждение держаться подальше от них, ибо эти границы представляли опасность. — Хепворт взглянул на фантастический мир на основном экране. — Я, ни минуты не колеблясь, побьюсь об заклад, что при всех катаклизмах, которые мы испытали, находясь на Орбитсвиле, не погиб ни один человек. Я понимаю, что звучит это довольно нелепо, но для существ, способных управлять пространством, а быть может, и временем, это вполне возможно.

Монтейн тоненько хихикнул:

— И когда же объявится эта Добрая Фея?

Хепворт задумчиво склонил голову, слегка улыбнулся.

— Хорошее имя для существа, которое всем здесь заправляет. Оно вполне подходит для моей гипотезы. Оно мне нравится, Кори. Добрая Фея? Да, оно мне определенно нравится.

— Его можно слегка сократить, — заметил Никлин.

Он чувствовал себя очень неуютно, подобно человеку, против собственной воли втянутому в публичный спор. Только что на их глазах произошло событие вселенского значения, и ему казалось неуместным вступать в отвлеченную философскую дискуссию.

— Ты имеешь в виду Бога? — Хепворт скептически прищурился. — Это вряд ли в его стиле, разве нет?

— Хорошо, не можешь ли ты сказать, кто такая эта Добрая Фея, и что, скажи на милость, она умеет делать?

— Добрая Фея — это то существо, что с самого начала придумало и создало Орбитсвиль. Оно должно так же далеко отстоять от нас, как мы от амебы.

— Ну, я тоже мог бы придумать что-нибудь подобное, — возразил Никлин.

— Скотт, мне не хотелось этого говорить, но твоя теория, похоже, мало чем может помочь нам.

— Мистер Хепворт, нельзя ли рассказать о той части вашей теории, которая связана с Добром? — напряженно спросил Воорсангер. — Почему вы решили, что моя… Что все, кто остался там, живы?

— Лезвие Оккама. Ведь иначе этого попросту не следовало затевать… Не следовало брать на себя труд создавать шестьсот пятьдесят миллионов новых домов для привилегированных обитателей, чтобы потом позволить этим обитателям умереть. Это противно всякой логике.