Богач, бедняк... Том 1 - Шоу Ирвин. Страница 115

Однажды Берк спросил ее, спит ли она еще со своим мужем, и она сказала ему правду. Она даже призналась, что это доставляет ей удовольствие. Для чего ей лгать ему, этому единственному мужчине из всех, которых она знала, которому она могла выложить все, что придет ей в голову. Он признался, что после их первой встречи он больше не спал ни с одной другой женщиной, и она знала, что он ей не лжет.

– Красавица Гретхен, – сказал он, отрывая чашку от губ, – дивная Гретхен, славная Гретхен. О боже! Если бы ты каждое утро только входила ко мне с подносом в руках, с приготовленным завтраком! Как было бы замечательно!

– Эй! – воскликнула она. – Да ты, я вижу, сегодня в хорошем настроении!

– Не совсем, – ответил он. Поставив чашку на столик, он подошел к ней, и они обнялись. – Впереди у меня кошмарный день. Час назад мне позвонил агент – меня ждут в Нью-Йоркской конторе «Коламбиа Пикчерз» в два тридцать. Мне предлагают поехать на Запад и снять фильм. Я пару раз звонил тебе, но никто не подходил.

Да, на самом деле, вспомнила она. Телефон звонил, когда она вошла к квартиру, когда одевалась. «Люби меня завтра, а сегодня – увы», спасибо тебе, «Америкэн телефон энд телеграф компани». Но, увы, завтра класс Билли не пойдет в музей и тем самым не развяжет ей руки до пяти вечера. Обычно она должна быть у школы в три. Любовь по школьному расписанию.

– Я слышала звонки, – призналась она, отстраняясь от него. – Но не снимала трубку. – Она рассеянно закурила сигарету. – Я думала, ты собираешься ставить в этом году какую-то пьесу.

– Ну-ка брось сигарету, – сказал Берк. – Когда плохому режиссеру нужно показать, что между двумя персонажами отношения становятся напряженными, он заставляет их закурить.

Она, засмеявшись, погасила сигарету.

– Пьеса пока не готова. И, если судить по тому, как идет ее переделка, то не будет готова и к следующему году. Почему у тебя такой печальный вид?

– Вовсе не печальный, – возразила она. – Просто со мной обошлись грубо, мне хотелось любви, и я сильно разочарована.

Теперь улыбнулся он.

– Да, знаменитый дерзкий язычок Гретхен, – сказал он. – А сегодня вечером? Не сможешь?

– Вечера исключены. Ты и сам об этом прекрасно знаешь. Зачем афишировать наши отношения? Мне бы этого не хотелось. «Да и Вилли. Он непредсказуем, – подумала Гретхен. – Может приходить домой к обеду, что-то весело насвистывая, две недели подряд». – Ну а картина? Интересная?

– Может быть. – Он пожал плечами, поглаживая свою иссиня-черную бородку. – А может, просто стенания шлюхи – и такое тоже может быть. Честно говоря, мне сейчас нужны деньги.

– Но в прошлом году ты поставил хит, – возразила она, понимая, что не должна давить на него, но все равно против своей воли сказала.

– Мой банк в истерике, разрывается между дядей Сэмом и алиментами, – скорчил он кислую мину. – Линкольн, как известно, сделал доброе дело, освободив рабов в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, но почему-то забыл про женатых мужчин. Выходит, любовь, как и все и везде сейчас, подвластна Налоговому управлению. Мы заключаем друг друга в объятия в перерывах между заполнением налоговых деклараций.

– Тебе бы следовало познакомиться с братом и его приятелем Джонни Хитом. В налоговом законодательстве они чувствуют себя как рыба в воде. Знают наперечет все возможные удержания, скидки, сбавки.

– Но они же бизнесмены. Им знакомо это искусство фокусников. Когда мой налоговый инспектор берет в руки и читает мою декларацию, он, обхватив руками голову, в отчаянии начинает рыдать. Стоит ли жалеть об истраченных деньгах? Вперед – в Голливуд. На самом деле я возлагаю на Голливуд большие надежды. Почему в наши дни театральный режиссер не может снять кино, скажи на милость? Укоренившееся представление о том, что театр – это нечто святое, а кинематограф – это нечто вечно грязное и безобразное, – чистый снобизм, и оно должно кануть в Лету, как и Дэвид Беласко. Если ты меня спросишь, кто, по моему мнению, величайший из всех ныне здравствующих драматических режиссеров, я отвечу: Федерико Феллини. Я не видел ничего лучше постановки, чем «Гражданин Кейн»1, а это чистейшей воды голливудщина. Может, я стану Орсоном Уэллсом пятидесятых. Кто знает?

Он расхаживал взад и вперед, и Гретхен видела, что Берк настроен очень серьезно, что он серьезно воспринимает все, что говорит, во всяком случае, большую часть, что он намерен бросить вызов судьбе и перейти к новому этапу в своей карьере.

– Конечно, в Голливуде полно шлюх, но кто, не покривив душой, будет утверждать, что наш театр – это женский монастырь?! На самом деле мне нужны деньги, и я отнюдь не равнодушно смотрю на долларовую бумажку. Но я не стану за ней охотиться. И, надеюсь, такого никогда не произойдет. Я веду переговоры с «Коламбиа Пикчерз» уже больше месяца, и они готовы предоставить мне полную свободу: сюжет, сценарий, который мне понравится, автор текста по моему выбору – полную свободу. Фильм снимается на натуре, до последнего кадра, если только я не выхожу за рамки сметы, а на нее грех жаловаться – вполне приличная. Если я не сделаю фильм хуже моих постановок на Бродвее, то в этом мне придется винить только самого себя, никого другого. Приезжай на премьеру. Надеюсь, тебе понравится.

Она натянуто улыбнулась:

– Ты мне не говорил, что у тебя такие планы. Месяц ведешь переговоры… Даже больше…

– Я такой вот негодяй, обожающий секреты, – игриво сказал он. – К тому же не люблю говорить раньше времени, до того, как все не станет ясно.

Она снова закурила, только ради того, чтобы чем-то занять руки и дрожащие губы. К черту все эти режиссерские штампы с куревом для подчеркивания напряженности между действующими лицами.

– Ну а что делать мне? Здесь, в Нью-Йорке? – спросила она, выпуская изо рта дым, зная наперед, что не следовало бы ей спрашивать его об этом.

– Тебе? – Он задумчиво посмотрел на нее. – Самолеты летают ежедневно.

– В каком направлении?

– В обоих.

– И как долго, по-твоему, мы так протянем?

– Две недели. – Он постучал ногтем по фарфоровой чашечке, и раздался мелодичный звон – крошечные куранты, отбивающие время, полное сомнений. – Шучу, конечно. Наша любовь вечна.

– А если мы с Билли приедем к тебе на Запад, мы сможем жить у тебя? – спокойно спросила она.

Он подошел к ней и, обхватив ее голову руками, поцеловал в лоб. Для этого ей пришлось немного наклониться. Его колкая бородка царапнула кожу.

– Ах, боже мой, – мягко сказал он, отходя от нее. – Мне еще нужно побриться, принять душ и одеться. Я уже и без того опаздываю.

Она наблюдала за ним, как он брился, принимал душ, одевался. Потом на такси они вместе доехали до офиса киностудии на Пятой авеню, где у него должна была состояться деловая встреча. Он так и не ответил на ее вопрос, но попросил позвонить ему вечером – пообещал ей рассказать о том, чем закончилась встреча в «Коламбиа Пикчерз».

Гретхен вышла из машины вместе с ним и весь день лениво, не торопясь, делала покупки. Купила платье, свитер, хотя отлично знала, что через неделю сдаст их туда, где купила.

В пять вечера, в своих обычных штанах и старом твидовом пальто, но без резинового колпака внутри, она стояла у ворот школы Билли, ожидая, когда их класс вернется из музея естественной истории.

К концу дня он сильно устал. Все утро у него толпились юристы, и, как он неожиданно обнаружил, юристы – самые утомительные люди. Во всяком случае, это наблюдение касалось и его самого. Постоянная борьба за преимущества, двусмысленный, коварный, не перевариваемый нормальным человеком язык, вечный поиск лазеек в законе, невидимых рычагов, устраивающих обе стороны компромиссов, бесстыдная, открытая погоня за деньгами вызывали у него глубокое отвращение, несмотря на то что он получал от всего этого свою выгоду. Одно его утешало во взаимоотношениях с юристами – он сотни раз убеждался в своей правоте, когда наотрез отказался от предложения Тедди Бойлана финансировать его учебу в высшей юридической школе.