Богач, бедняк... Том 1 - Шоу Ирвин. Страница 18

– Если бы они были белыми, – заключила свой рассказ Гретхен, – я бы доложила обо всем полковнику, но так как…

Держа одну руку на руле, Тедди понимающе кивал, но ничего не говорил, а только чуть сильнее нажимал на педаль газа.

– С того дня я больше в госпитале не была, – оправдывалась Гретхен, – я не могла себя заставить. Я умоляла отца разрешить мне уехать в Нью-Йорк. Я просто не могла больше выносить этот город, жить в нем вместе с этим мужчиной после того, что он мне предложил… Но отец… с ним спорить бесполезно. Конечно, я не могла рассказать ему то, что произошло. Он немедленно пошел бы в госпиталь и задушил бы голыми руками обоих солдат… А сегодня… такой дивный денек. Я не пришла бы на автобусную остановку, но какая-то неведомая сила вынесла меня туда. Я не пошла бы в этот дом, но мне захотелось удостовериться, что они там, ждут меня… В таком настроении я вышла из автобуса, походила по дороге, выпила бутылку «коки», посидела на солнышке на скамейке, возле магазина… я… я хотела пройти немного вперед по дороге, возможно, прошла бы по тропинке до самого дома, чтобы во всем удостовериться. Я не боялась. Я знала, что мне ничто не угрожает. Я могла бы запросто убежать от этих двух калек, даже если бы они меня заметили. Они едва передвигаются на своих искалеченных ногах…

Машина замедлила ход. За рассказом она упустила из виду дорогу, глядела себе на ноги под приборной доской и теперь, подняв голову, увидела, где они: бензозаправочная станция, супермаркет. Никого поблизости нет.

Бойлан остановил автомобиль у поворота на покрытую гравием дорогу, ведущую к реке.

– Все это была игра, – завершила свой рассказ Гретхен, – глупая, жестокая игра, игра взбалмошной девчонки.

– Лгунья, – неожиданно сказал Бойлан.

– Что-что? – переспросила Гретхен. Это злое, жестокое слово поразило Гретхен.

– Ты все отлично слышала, детка. Ты – лгунья! – повторил Бойлан. – Это была далеко не игра. Ты собиралась пойти в тот дом, ты хотела, чтобы там тебя трахнули два негра.

В машине стало ужасно душно и жарко.

– Тедди, – задыхаясь сказала Гретхен, – открой, пожалуйста, окно. Здесь нечем дышать.

Бойлан, наклонившись, открыл окошко с ее стороны.

– Ну, – грубо сказал он, – давай, иди к этим неграм. Иди, иди, не стесняйся. Они наверняка еще там. Иди. Я уверен, что это тебе понравится и ты запомнишь это на всю жизнь.

– Прошу тебя, Тедди…– Она почувствовала, как внезапно закружилась голова, в ушах больше не звучал ее нормальный голос, он вдруг заглох, пропал, но потом вернулся, но уже хриплый, шипящий.

– Не беспокойся насчет того, как доберешься домой, – сказал Бойлан. – Я тебя здесь подожду. Мне все равно нечего делать. Все мои друзья уехали из города. Сегодня суббота. Иди, иди. Потом расскажешь мне обо всем подробно, это будет ужасно интересно.

– Мне нужно выйти, – сказала она. Гретхен чувствовала, как стучит кровь в висках, голова стала тяжелой, она задыхалась.

Пошатываясь, Гретхен вышла из машины, и ее вырвало прямо на обочине. С каждым новым приступом рвоты грудь ее высоко вздымалась. Бойлан неподвижно сидел за рулем, глядя прямо перед собой. Когда она пришла в себя и приступ рвоты закончился, он коротко бросил:

– Ладно, садись в машину.

Обессиленная, она не села, а вползла в машину. У нее на лбу выступили капли холодного пота. Гретхен прижимала руку ко рту, чтобы ее не вырвало от резкой смеси запаха алкоголя и кожи.

– Вот, возьми, детка, – добродушно сказал Бойлан, вытащив из нагрудного кармана большой носовой шелковый платок.

Она вытерла платком рот, пот с лица.

– Спасибо.

– Ну, что тебе теперь хочется? – спросил Бойлан.

– Я хочу домой, – прошептала Гретхен.

– В таком состоянии тебе нельзя домой, – сказал он, включая зажигание.

– Куда ты меня везешь?

– К себе.

Она была слишком утомлена, чтобы спорить, и теперь, закрыв глаза, молча сидела, положив голову на спинку сиденья. Бойлан гнал автомобиль на юг по пустынной магистрали.

У него дома она хорошо прополоскала рот настойкой с корицей, потом проспала часа два в его кровати. Он овладел ею в тот же вечер. Потом он отвез ее домой.

В понедельник утром, когда Гретхен пришла на работу, на своем письменном столе увидела длинный белый плотный конверт, на котором была написана ее фамилия с пометкой в углу: «Лично». Она вскрыла конверт. В конверте лежало восемь банкнот по сто долларов.

Бойлану пришлось встать на рассвете, чтобы приехать из своего дома в город, пройти на завод, пока никого из персонала там еще не было.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В классе стояла тишина, только слышался скрип перьев. Мисс Лено сидела за столом, время от времени поднимая голову, чтобы посмотреть на притихших учеников. Она дала им задание – написать за полчаса короткое сочинение на тему «Франко-американская дружба». Рудольф, сидя за партой в самом конце класса, принялся за работу. Несомненно, мисс Лено очень красива, и она, конечно, истинная француженка, но, к сожалению, ее воображение оставляло желать лучшего.

Поставленные ею условия были жестки: от высшего балла половина отметки вычитается за ошибку, допущенную в правописании или неверное положение дидактических знаков, а целая – за грамматическую. Сочинение должно быть не меньше трех страниц.

Рудольф быстро написал необходимые три странички. Он был единственным учеником в классе, который постоянно получал отличные оценки за сочинения и диктанты. Он добивался таких поразительных успехов в языке, что у мисс Лено даже возникли подозрения: не говорит ли по-французски кто-нибудь из его родителей? Джордах – фамилия не американская, рассуждала она. Брошенное в его адрес обвинение возмутило Рудольфа до глубины души. Он всегда хотел отличаться от одноклассников, но только не американизмом. Его отец по происхождению немец, объяснил Рудольф мисс Лено, он редко говорит на родном языке, всегда только на английском.

– А ты уверен, что твой отец родился не в Эльзасе? – настаивала на своем мисс Лено.

– Он родом из Кельна, но его дедушка родился в Эльзас-Лотарингии.

– Ну вот, – обрадовалась мисс Лено, – я была права.

Так больно сознавать, что мисс Лено – это воплощение женской красоты и очарования, объект его преданности, могла заподозрить его, хотя бы на мгновение, что он способен солгать или тайно унизить ее. Он столько мечтал о том, как признается ей в своих чувствах, и сколько раз его одолевали причудливые фантазии! Вот он возвращается в свою школу через несколько лет, когда уже будет студентом колледжа, ждет ее у выхода школы, подходит к ней, заговаривает по-французски, бегло, с правильным акцентом и, смеясь, признается, каким робким и застенчивым мальчиком он был, признается ей в своей страсти, охватившей его к ней в предпоследний год учебы. Интересно, что ответила бы мисс Лено? В литературе полно примеров, когда зрелые женщины безумно влюблялись в блестящих юношей, почти мальчиков, учительницы влюблялись в своих вундеркиндов-учеников…

Рудольф еще раз прочитал сочинение – проверить, нет ли ошибок, и поморщился: неинтересная тема. Поправил два слова, поставил пропущенный оксант над буквой, посмотрел на часы. Оставалось еще целых пятнадцать минут.

– Эй! Как будет причастие прошедшего времени от глагола «venir»1?

Рудольф медленно повернул голову. Сэм Касслер – стабильный троечник в классе. Сейчас Сэм, ссутулившись, сидел над своими листками за партой с видом мученика, и его глаза умоляли о помощи. Рудольф бросил взгляд на мисс Лено. Она не смотрела на класс, читая какие-то свои записи. Рудольфу не хотелось нарушать дисциплину в классе, но ему не хотелось прослыть среди одноклассников трусом и любимчиком учителей.

– «Venu», – прошептал он.

– С двумя «о»? – прошептал Касслер.

– «U» на конце, идиот!

Сэм Касслер, старательно пыхтя, написал глагол, – пот обильно выступил на лбу. Нет, видно, ему начертано судьбой навечно оставаться троечником.