Две недели в другом городе - Шоу Ирвин. Страница 34

— Я хочу вам кое-что поведать, Джек, — улыбнулась миссис Холт. — Когда мы вернулись из клуба домой, Сэм сказал: «Этот молодой человек мне симпатичен. В нем есть какая-то надежность. Он не похож на прочих американцев, много лет проживших за границей, — легкомысленных, развязных и циничных».

— Ну, — серьезно сказал Джек, — это приятно слышать. Особенно про молодого человека.

— Не знаю, сколько вам лет, Джек, но выглядите вы очень молодо.

— Спасибо, Берта. — Джек подумал: «Не попросить ли ее поговорить обо мне с Брезачем?»

— Мы очень рады видеть вас у себя, — сказал Холт. — Вы знаете, где мы живем. Вы здесь всегда желанный гость. К тому же, — он гордо окинул взглядом всех, кто пил его спиртное, — у нас вы сможете познакомиться с замечательными людьми.

— Я приобретаю тут новый интеллектуальный опыт, — заметила миссис Холт. — Я чувствую, как расширился мой кругозор после прибытия в Рим. Представляете, до этого вечера я никогда не видела настоящего живого композитора, сочиняющего современную музыку.

Они поплыли, излучая радушие, навстречу только что прибывшему сицилийскому писателю, который недавно выпустил книгу о войне главным отрицательным героем ее был капитан американской армии.

— Джек. — Его плеча коснулся Деспьер. — Я надеялся, что ты придешь сюда.

— Я не успел поздороваться с тобой. — Джек пожал руку француза. — Пытался понять, кто я — круглоголовый вымирающий мыслитель или Генри Форд с плоским затылком.

Деспьер усмехнулся:

— Этот итальянец мне нравится. У него хотя бы есть теории. Ты удивишься, как часто я вижу нынче людей, которые не желают строить никакие теории.

— Да, кстати, — небрежным тоном сказал Джек, — я тут встретил парня, который отрекомендовался твоим другом. Его фамилия Брезач.

— Брезач? — Деспьер сдвинул брови, напрягая память. Потом убрал со лба прядь волос. — Моим другом?

— Так он представился, — невозмутимо произнес Джек.

— Что ему от тебя понадобилось?

— Ничего, — соврал Джек. — Случайное знакомство.

— Будь с ним осторожен, — предупредил Деспьер. — Однажды он пытался покончить с собой в чужой ванной. Он очень вспыльчив. На моих глазах он как-то залепил пощечину Веронике в ресторане, когда она улыбнулась кому-то из старых приятелей.

— А как она отреагировала на его поступок? — Джек не поверил Деспьеру.

— Перестала улыбаться.

Деспьер огляделся по сторонам и отвел Джека в угол.

— Можешь кое-что для меня сделать, Джек? — спросил Деспьер своим обычным голосом, но глаза его стали серьезными, они испытующе смотрели на Джека.

— Конечно, — ответил Джек. — Что именно?

Деспьер вытащил из внутреннего кармана длинный заклеенный конверт:

— Пусть он временно полежит у тебя. — Он протянул конверт Джеку.

Джек сунул пухлый конверт к себе в карман.

— Что я должен с ним сделать?

— Просто сохрани. Я вернусь и заберу его.

— Откуда вернешься?

— Завтра я уезжаю в Алжир. Утром получил телеграмму из редакции. Им требуется статья. Я проведу там шесть-семь дней. Ты ведь еще не уедешь?

— Нет.

— Газета заказала мне материал на пару тысяч слов о зверствах, которые творятся в Алжире, — пояснил Деспьер. — Я специалист по насилию. Такой человек, как я, имеется в каждой уважающей себя современной редакции. Спасибо. Ты славный парень.

— Больше ничего не хочешь мне сказать?

Деспьер пожал плечами.

— Ну… — протянул он, — если я не вернусь, вскрой его.

— Послушай, Жан-Батист… — начал Джек.

— Знаю, это несерьезная война, — рассмеялся Деспьер, — но, говорят, там стреляют настоящими пулями. И вообще, специалист по насилию должен предусмотреть все возможные потери. Да, вот еще что. Не говори никому, что я отправился в Алжир. Никому, — медленно повторил он.

— А где ты? Если спросят.

— В Сент-Морице. Там хороший снег. В гостях у друзей. Их адрес тебе неизвестен.

— А что со статьей о Делани?

— Я закончу ее, когда вернусь. Это двадцатый век — насилие важнее искусства. — Деспьер посмотрел на часы. — Я опаздываю.

Он похлопал Джека по плечу; на его лице появилась дружелюбная, мальчишеская улыбка, в ней не было ничего злого. Повернувшись, Деспьер направился сквозь подогретую алкоголем толпу гостей на свою несерьезную войну. Джек проводил взглядом невысокого покачивающегося человека в безукоризненно скроенном итальянском костюме. Он заметил, что француз ни с кем не попрощался.

Джек коснулся рукой оттопыривающегося кармана. Увесистый пакет вселял тревогу.

Внезапный порыв заставил Джека броситься к двери, за Деспьером. На какую бы войну ни уезжал человек, он заслуживает того, чтобы его друг ушел с вечеринки и проводил его. Хотя бы до такси.

Но у двери путь ему преградила многочисленная компания вновь прибывших гостей, и не успел Джек протиснуться сквозь нее, как чья-то рука крепко схватила его за плечо и потянула назад.

— Привет, братишка, — сказал Стайлз. — Весь вечер собираюсь с вами поздороваться.

— Если позволите, в другой раз.

Джек попытался высвободиться, не привлекая внимания окружающих, но крупный Стайлз сжал его плечо еще сильнее.

— Нельзя так обращаться со старыми друзьями, братец. Только не говорите, будто вы меня не помните, мистер Роял.

— Я вас помню, — произнес Джек.

Он попытался высвободиться из цепкой хватки Стайлза, но актер с поразительной быстротой преградил ему путь к двери. Мужчины посмотрели друг на друга. На лице Стайлза появилась пьяная агрессивная улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Он явно был готов устроить скандал. «Ладно, — подумал Джек. — Наверное, мне уже все равно не догнать Деспьера».

— Что вам угодно? — сухо произнес Джек. В присутствии актера он испытывал смущение, чувство вины.

— Кажется, нам есть о чем потолковать. — У Стайлза была странная манера говорить, он почти не раскрывал рта, словно боясь выдать степень своего опьянения. — Об искусстве, игре актера и связанных с ними вещах. Я ваш давнишний поклонник. В молодости пытался имитировать ваш голос. — Он выдавил из себя деланный смех. — А теперь вам платят за то, что вы имитируете мой голос. Жизнь подшучивает над нами, а, Джек?

Стайлз закачался; приблизившись к Джеку и обдав его запахом джина, он нечаянно плеснул из бокала себе на брюки.

— Вы ведь не станете этого отрицать, Джек? Тайные уединения в студийном зале. Вы слыли честным человеком, Джек, признайтесь, я прав?

— Я не собираюсь ничего отрицать.

— Вы видели мою игру. Сегодня вы — крупнейший в мире знаток моей игры, — громко произнес Стайлз. — Подскажите, что я должен сделать, чтобы улучшить ее?

— Пожалуйста. Вступите в Общество анонимных алкоголиков.

— Спасибо, — глухо сказал Стайлз. — Вы мне очень помогли. Моя мать твердит то же самое. — Он шумно отхлебнул мартини. — Скажите, — продолжил он, — как будет звучать мой голос? Услышат ли в нем зрители искренность и волнение? Горечь и силу? Мужество и грусть? Понравлюсь ли я девушкам, Джек? Моя судьба в ваших руках. Отнеситесь к этому серьезно.

— Я отношусь серьезно к любой работе, — заявил Джек.

— Когда картина выйдет на экран, я, возможно, вчиню вам иск — за иск-кажение художественного образа. — Стайлз громко засмеялся над своим каламбуром. — Тысяч на пятьсот. Эти полмиллиона будут для меня не лишними. Особенно когда станет известно, что в Риме режиссер пригласил какого-то клерка дублировать мою роль. Дома цена на меня здорово подскочит, верно?

— Прекратите паясничать, — сказал Джек; облитый джином, пахнувший перегаром, вцепившийся в него актер, который приблизил свою искаженную гримасой физиономию к лицу Джека, уже начал порядком раздражать его. — Вам некого винить в своих неудачах, кроме самого себя.

— Самая печальная фраза из всех когда-либо произнесенных и написанных. — Рот Стайлза растянулся в улыбке, на губах пузырилась слюна.

Сделав неловкое движение рукой, он задел бокалом плечо Джека. Бокал упал на пол и разбился. Стайлз даже не поглядел на осколки.