Две недели в другом городе - Шоу Ирвин. Страница 49
Минуту-другую казалось, что Морису не выбраться из воды. Волны отбрасывали его назад, и он застрял на уровне волнорезов. Голова Делани снова и снова скрывалась под водой. Затем очередная волна выбросила его на берег; он вскочил на ноги. С Мориса стекала вода. Мускулистый, загорелый, он напоминал немного постаревшего, но еще сильного боксера-легковеса; он словно смеялся над Тихим океаном, пытавшимся сломить его. Улыбающийся, с покрасневшими от соленой воды глазами, он подошел к Джеку, пожал его руку, потом поднял с песка огромное белое махровое полотенце и принялся энергично вытирать им свои редеющие рыжеватые волосы. Завернувшись в полотенце, как в тогу, Делани сказал:
— Жаль, что ты поздно пришел. Поплавали бы вдвоем. Вода великолепная.
— Если ты не перестанешь заплывать так далеко один, когда-нибудь на побережье найдут утонувшего режиссера.
Делани улыбнулся:
— То-то многие посмеются. Выпьешь чашку кофе?
— Я хочу поговорить с тобой. У меня неприятности.
— У кого их нет? — Делани посмотрел в сторону дома. — Клара еще в патио?
— Да.
— Давай прогуляемся, — предложил Делани.
Они зашагали по плотному песку вдоль полосы выброшенных волнами водорослей; в тридцати ярдах от берега покачивались на волнах пеликаны.
— Я собираюсь начать жизнь заново, — сказал Джек. — Мне нужен твой совет.
— Какую жизнь?
— Семейную. — Джек смотрел на пеликанов. — Профессиональную.
Хмыкнув, Делани кивнул головой. Потом наклонился, подобрал камешек и метнул его, заставив запрыгать по воде. Всякий, кто увидел бы его в эту минуту, поразился бы тому, сколько силы, ловкости, энергии сохранилось в Делани.
— Я ждал этого, — сказал он, не глядя на Джека. — Карлотта тебя измучила, верно?
— Да. Сегодня она явилась домой в восемь утра.
— Ты спросил, где она была?
— Нет. Она сама порывалась мне рассказать.
— А, — произнес Делани, — вы уже дошли до этой стадии.
— Да.
— Что ты ей сказал?
— Когда я вернулся сюда после госпиталя, я сказал ей, что мне кое-что известно о том, как она жила в годы войны, но я ее ни в чем не виню и не осуждаю. Черт возьми, я отсутствовал более пяти лет. Давай все забудем, начнем новую жизнь, попытаемся восстановить прежние отношения, предложил я.
— Наивный рыцарь. Что она тебе ответила?
— Она сказала — прекрасно, и я хочу того же. В течение двух месяцев все было замечательно. Почти как прежде. Потом пошли бесконечные вечеринки, она начала уходить из дома днем. Ты знаешь, как живут здесь женщины. Наконец вчера она вовсе не вернулась домой…
— Она хочет развода?
— Нет. Говорит, что по-прежнему любит меня. — Джек устало улыбнулся. — В некотором смысле это так и есть. Другие мужчины значат в ее жизни немного. Во всяком случае, каждый в отдельности. А все вместе они занимают в ней существенное место.
— У тебя есть догадки насчет того, что ею движет?
— Кое-какие предположения у меня, конечно, есть.
Джек тряхнул головой, заставляя себя говорить; он не мог более таить переживания в себе.
— Карлотта так сильно изменилась за время моего отсутствия. Когда мы встретились, поженились, она была совсем иной… До меня она знала только одного мужчину — Катцера. Услышав об их связи, я решил, что это обычная голливудская история — честолюбивая девушка спит с продюсером ради того, чтобы получать хорошие роли и обрести известность. Но потом я обнаружил, что это иной случай. Карлотта встречалась с ним одним семь лет. Она его любила. С нею он был не тем гангстером в смокинге, каким все его считали, а добрым, благородным, чутким, умным и честным человеком. И я должен признать: когда она сказала ему о том, что выходит за меня замуж, он повел себя очень достойно. Не угрожал ей, не пытался навредить мне — а расправиться со мной в ту пору не составляло для него труда — и с тех пор стал для нас обоих хорошим другом. Живя со мной, Карлотта до войны ни разу не посмотрела на другого мужчину. Как и я — на другую женщину.
— Да, это верно. — Делани невесело усмехнулся. — Вы были весьма необычной парой. Так что же, по-твоему, случилось?
— Во-первых, ей было одиноко. Карлотта не способна находиться одна. Во-вторых, она почувствовала, что ее акции падают. Ей не повезло с двумя-тремя картинами, и режиссеры стали приглашать других актрис на роли, которые она хотела бы сыграть. Нет нужды говорить тебе о том, сколько в ней было честолюбия. Я понимаю, какую боль она испытывала. Она панически боялась постареть. Мне кажется, Карлотта пыталась в постелях укрепить свою пошатнувшуюся веру в себя. А для этого всегда мало чьей-то постели. Приходится их часто менять.
Делани кивнул. Он задумчиво почесал голову, взъерошив просоленные тонкие рыжеватые волосы.
— Ну, доктор, — произнес он, — похоже, в рентгеновском снимке нет нужды. Диагноз ясен. А что скажешь о себе? Какие у тебя планы?
— Я собираюсь расстаться с Карлоттой. Я не в силах помочь ей. Если останусь, то возненавижу ее. Мое терпение иссякло.
— Я знал еще в 1944 году, что когда-нибудь ты придешь ко мне и произнесешь подобные слова. Однажды я был на вечеринке. Карлотта тоже там присутствовала. Она подошла ко мне и сказала: «Морис, говорят, ты самый лучший мужчина в этом городе». — Делани безжалостно рассмеялся. — Конечно, это не соответствовало действительности, но ее слова прозвучали как приглашение.
— Не стану спрашивать тебя о том, что произошло позже, — тихо промолвил Джек.
— Да, не стоит.
Они остановились и посмотрели на волны. Пеликаны, не двигая крыльями, периодически взмывали ввысь на пенистом зеленом буруне.
— Возможно, у них есть свои причины проводить весь день подобным образом. — Делани кивнул в сторону птиц, — но скорее всего они просто рисуются; они как бы говорят: «На песке мы не слишком красивы, зато на гребне волны мы очень хороши». Они, наверно, тайные члены актерской гильдии.
Он плотнее запахнул полотенце. Пляж продувался северным ветром, густой туман поглощая солнечные лучи.
— Ты не хочешь перебраться к нам? — спросил Делани. — Летом здесь прекрасно, в будни людей практически нет, ты сможешь залечивать в тиши свои раны. Над гаражом есть комната для гостей; мы даже не будем видеться, если не захочешь.
— Спасибо, — поблагодарил друга Джек, — но я собираюсь поехать сначала на восточное побережье, а потом, возможно, и в Европу.
— Будешь там сниматься?
— Нет. Кажется, я не хочу больше работать в кино, — медленно произнес Джек — Все равно, с моим теперешним лицом не приходится рассчитывать на прежний успех.
Он коснулся рукой челюсти.
— Найдутся роли и для тебя. Вроде той, что ты отверг в прошлом году. Возможно, сразу тебе не удастся получить главную роль, но со временем…
— Какой из меня теперь актер. Ты ведь сам это знаешь, да?
— Ну…
— Знаешь, — твердо повторил Джек.
— Да, — согласился Морис.
— Ты предлагал мне ту роль по дружбе?
— Отчасти да, — произнес Делани.
— Кино меня больше не интересует. Возможно, в этом виновата война. Не знаю. Все это кажется мне ерундой. Актерство — неподходящее занятие для взрослого мужчины вроде меня. Наверно, я думаю так потому, что я никогда не был настоящим актером. Я попал на съемочную площадку случайно… — Джек пожал плечами. — И с легкостью покину ее.
— Что ты будешь делать в Европе?
— Ну, я тут поговорил с парой людей, — смущенно произнес Джек, — из общества квакеров… они занимаются беженцами, инвалидами. По-моему, сейчас в Европе косметические дефекты лица не мешают человеку. Мы с таким усердием крушили там все, что сейчас не грех заняться восстановлением…
Делани засмеялся:
— Неверная жена, как никто другой, способна подвигнуть человека на добрые дела.
— Окончательное решение я приму в Нью-Йорке.
— Как у тебя с деньгами? — спросил Делани.
— Мне платят пенсию. Сто девяносто долларов в месяц. Ну, еще я буду получать заработную плату. Перед войной, когда я был богат и не знал, что делать с деньгами, мой агент заставил меня приобрести кое-какие акции и облигации. По его словам, с той поры их стоимость возросла втрое. Я могу выручить за них от ста до ста двадцати тысяч долларов… с голоду я не умру.