Люси Краун - Шоу Ирвин. Страница 13
— Я хочу вам рассказать кое-что о вас, — сказал Джеф.
— Я пытаюсь читать, — перебила Люси. — Будьте повежливее.
— Вы даете себя задавить, — не обращал внимания Джеф.
— Что? — Люси с удивленным видом отложила в сторону книгу.
— Ваш муж, — продолжал Джеф. Он встал и обращался к ней с высоты своего роста. — Он запер вас, подавил, оттеснил, приговорил к заключению…
— Вы сами не знаете, что говорите, — запротестовала Люси с особой настойчивостью, потому что то же самое она время от времени говорила Оливеру, почти слово в слово. — Вы ведь совсем не знаете его.
— Я знаю его, — ответил Джеф. — Даже если бы я не знал его лично, мне знаком этот тип мужчин. У моего отца было десяток таких друзей, которые толклись в нашем доме с самого моего рождения. Святые, непревзойденные, тихоголосые, всезнающие властелины мира.
— Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что говорите, — возражала Люси.
— Разве? — Джеф беспокойно зашагал взад-вперед перед ней. — Я наблюдал за вами прошлым августом. Я занимал место за вами в кинотеатре, задерживался в книжном магазине, притворяясь, что выбираю книгу, когда вы входили в библиотеку. Я проезжал здесь в лодке три раза в день. Я не спускал с вас глаз, — возбужденно продолжал он. — И почему как вы думаете, я вернулся сюда этим летом?
— Шшш, — осадила его Люси. — Вы слишком громко говорите.
— От меня ничего не ускользнуло, — мелодраматично заключил Джеф. -Ничего. Вы ведь даже не заметили меня.
— Нет, — подтвердила она.
— Вот видите! — прокричал Джеф, будто забил гол. — Он надел на вас шоры! Ослепил вас! Вы ничего вокруг не видите, кроме этих холодных, чиновничьих глаз.
— Ладно, ладно, — урезонивала его Люси, надеясь, что он успокоится. -Не думаю, что есть что-то странное в том, что замужняя женщина моего возраста не обращает внимания в ларьках на девятнадцатилетних мальчиков. — Не называйте меня девятнадцатилетним мальчиком, — обиженно воскликнул Джеф. — И не называйте себя замужней женщиной в вашем возрасте. — А вы и есть очень непослушный мальчик, — заключила Люси и снова взялась за книгу. — Я буду читать, — настойчиво и твердо сообщила она.
— Давайте, читайте, — Джеф скрестив на груди руки смотрел на нее. -Мне все равно будете ли вы слушать то, что скажу, или нет. Но я все равно выскажусь. Я наблюдал за вами, потому что считаю вас самой необыкновенной женщиной, которую мне когда-либо доводилось встречать…
— После Каркассоне, — вслух читала Люси четким и мелодичным голосом, — их путь остановили дожди и они решили, что Испания все равно будет скучна и неинтересна, и решили повернуть на север по направлению к… Буквально задохнувшись от злости, Джеф наклонился и вырвал книгу у нее из рук. Он швырнул ее со всей силы через всю лужайку.
— Ладно, — Люси встала. — Достаточно. Одно дело быть безответственным и беспечным мальчиком. Другое дело вести себя как распущенный и самоуверенный грубиян… Так вот, уезжайте, пожалуйста.
Джеф смотрел прямо ей в глаза, поджав губы.
— Простите меня, — хрипло произнес он. — Я самый неуверенный в себе человек в мире. Я помню ваш поцелуй и я…
— Вы должны забыть это, — резко сказала Люси. — Я позволила вам этот поцелуй, потому что вы как щенок молили меня, и я поцеловала вас, как целуют племянника, желая ему спокойной ночи. — При этом она была очень довольна собой, той тонкой интеллигентной манерой, с которой она осадила его.
— Не лгите, — прошептал он. — Что бы вы не делали при этом, только не лгите.
— Я попросила вас уехать, — повторила Люси.
Джеф уставился на нее. Если бы нас кто-то сейчас видел, подумала Люси, то наверняка подумал бы, что он ненавидит меня. И вдруг он повернулся и побрел босиком с упрямо поднятой головой через лужайку к тому месту, где лежала брошенная книга. Он поднял ее, разгладил смявшуюся страницу и вернулся назад к Люси, стоявшей под деревом.
— Я признаю, что был глупцом. Я признаю все. — При этом он вопрошающе улыбнулся. — Я могу даже признать, что прошлым летом мне было девятнадцать. Я не помню ничего, кроме того, что вы хотите, чтобы я помнил. Я не помню, что говорил вам, что вы необыкновенная женщина, я не помню, что говорил что-то кроме слов восторга в адрес Оливера Крауна самого образцового мужчины на земле. Я не помню, что когда-то целовал вас. Я презренный в самом восточном смысле этого слова и я обещаю оставаться таковым отныне и вплоть до самого Дня труда.
Он ожидал, что она улыбнется, но Люси оставалась серьезной. Она нашла в книге место, на котором остановилась.
— Я тих как мышь, — продолжал Джеф, внимательно наблюдая за ней. — Я почтителен как швейцар миллионера и беспол, как семидесятилетний евнух в доме для престарелых турков… Ну вот, — с победным видом сказал он, — вот вы и засмеялись.
— Ладно, — смягчилась Люси, снова садясь на траву. — Можете оставаться. Но с одним условием.
— Каким? — он подозрительно смотрел на жнее сверху вниз.
— Вы должны обещать, что не будете так серьезны.
— Буду вести себя так беспечно, что дети будут с порицанием смотреть мне вслед, — с напускной серьезностью произнес Джеф.
С другой стороны озера из лагеря для мальчиков донесся звук горна, и как будто по этому сигналу юноша отдал четкий размашистый салют и повернувшись с солдатской выправкой на пятках, отрапортовал:
— Теперь покидаю вас. Я иду посвятить свою жизнь поискам четырехлиственного клевера.
И он пошел медленно, понурив голову, уставившись в землю, методично и внимательно обходя лужайку, время от времени останавливаясь, чтобы наклониться и поднять какую-то травинку. Люси осталась сидеть под деревом, полуприкрыв глаза, чувствуя присутствие фигурки в белой футболке, передвигающейся по залитой солнцем траве на фоне сверкающей глади озера и бледной голубизны разомлевших на полуденном зное горных вершин. «Он следил за мной все лето, — сонно думала она, ну и что теперь?»
Глава 6
— Послушай, Люси, ты должна вспомнить, куда ты положила его, слышался голос Оливера из телефонной трубки. В нем читалось старательное терпение, которое так хорошо знала Люси, и которое пугало ее почти до потери памяти, потому что хорошо понимала, какое раздраженное нетерпение за ним скрывалось. — Подумай хорошенько.
— Я думаю хорошенько, — сказала Люси, чувствуя, что слова ее звучат по-детски обиженно, но не умея при этом скрыть своих чувств. — Я уверена, что оставила все счета на своем столе.
Она стояла в гостиной коттеджа, наблюдая, как Тони с Джефом играли в шахматы при свете лампы на большом столе посреди комнаты. Они были оба сосредоточены, их склоненные над доской головы почти соприкасались. Тони был решительно настроен на победу, а просто из вежливости старался показать, что не слушает телефонный разговор, который происходит в шести футах от него.
— Люси, дорогая, — теперь в голосе Оливера звучали и усталость и терпимость. — Я дважды просмотрел твой стол. Его там нет. Там счета за 1932 год, рецепты рыбного супа и приглашения на свадьбу двух пар, которые уже три года как развелись. Но счета из гаража там нет. Повторяю еще раз, — сказал он медленным раздражающимся тоном: — Счета из гаража там нет. Люси захотелось разреветься. Как только Оливер начинал упрекать ее в безалаберном отношении к домашней бухгалтерии, у нее появилось отчаянное трагичество, что современный мир слишком сложен для нее, что незнакомые люди зашли к ней в комнату в ее отсутствие и рылись в ее бумагах, что Оливер не сомневается в ее глупости и жалеет, что женился на ней. Если бы в комнате не было бы Тони и Джефа, она бы расплакалась, что разжалобило бы Оливера и он сказал бы: «К черту его. Это не столь важно, я все улажу сам» Но даже при том, что Тони и Джеф не смотрели в ее сторону, она не могла позволить себе расплакаться. Она только смогла сказать:
— Я уверена, что оплатила его. Я абсолютно уверена.
— Дженкинс говорит, что не оплатила, — ответил Оливер. Дженкинс был хозяин гаража и Люси презирала его за эту способность резко переходить от теплейшей доброжелательности к истеричным скандалам, если его клиенты, задерживали оплату после пятого числа каждого месяца.