«Медвежатник» - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 26

Глядя на него, Кручинин только удовлетворённо ухмылялся в бородку.

Тринадцатого декабря в институте предполагалась выдача стипендий. Паршин особенно рано явился к вокзалу — даже опередил Грачика. На этот раз с Паршиным был и Яркин. Наблюдение должно было быть особенно тщательным. Когда приехавший кассир прямо с вокзала отправился в банк, оба грабителя последовали за ним. Кассир получил сто тысяч рублей. Паршин и Яркин проследили, пока он пересчитал деньги в счётной комнате и принялся перевязывать их ниточкой в удобные ему пачки. Тут они исчезли. Исчез, конечно, и Грачик.

По опыту прежних дней, Паршин считал, что кассир начнёт выдачу только после обеда. Выдать успеет тысяч двадцать — двадцать пять. Значит, в кассе на ночь останется восемьдесят — семьдесят пять тысяч.

Яркин тоже считал сумму заслуживающей того, чтобы ради неё произвести взлом. Позавтракав вместе, Паршин и Яркин поехали к Ивашкину за новым инструментом. И тут, когда все было уже условлено и подготовлено, Паршин вдруг заявил:

— Дурное предчувствие у меня… Не пойду… Нынче не пойду…

Яркин стал над ним издеваться, но Паршин твердил своё. Ивашкин попытался подбодрить его водкой. Паршин выпил, но это не помогло — идти он отказывался. Тогда сообщники набросились на него с упрёками и угрозами. Он рассердился и заявил, что решать будет он. Однако после второй бутылки водки Ивашкину и Яркину удалось уговорить Паршина тянуть жребий. Ему дадут две спички — одну целую, другую с отломанной головкой. Вытянет целую — идти, сломанную — откладывать дело.

Паршин согласился. Он был совершенно спокоен: идти не придётся. В нем жила твёрдая уверенность, что вытянуть спичку с головкой он не может. Не колеблясь, он потянулся к спичкам, зажатым в руке Яркина, и не подозревая, что у того в руке обе спички с головками.

— Идти?!

Паршин долго, нахмурившись, вертел в пальцах вытащенную спичку. Он глядел на неё так, словно все ещё не мог поверить, что судьба его обманула. Потом с досадой бросил спичку, молча взял портфель с инструментом и, не прощаясь, вышел.

— Утром здесь, не у меня, — бросил ему вслед Яркин.

Паршин на трамвае проехал на улицу Кирова и в инструментальном магазине купил несколько тонких буравчиков. Затем в москательном магазине он приобрёл десять метров верёвки.

Теперь Кручинин и Грачик вместе следовали за Паршиным. В отдалении за ними ехала оперативная машина. Кручинин решил взять Паршина с инструментом в руках в помещении институтской кассы.

Из москательного магазина Паршин вышел медленно, погруженный в задумчивость. Он пришёл на Чистопрудный бульвар и сел на скамейку. Долго сидел и курил, потом внезапно резко поднялся и быстрыми, решительными шагами направился к гастрономическому магазину на углу Кировской. При этом портфель с инструментом он не взял с собой, а кое-как замаскировал в снегу за бульварной скамьёй. Это обстоятельство так поразило Кручинина, что он не хотел верить собственным глазам. Паршин перед ограблением рискует оставить драгоценный портфель на бульваре?! Это было невероятно! Между тем Паршин купил в «Гастрономе» колбасы, масла, булок, сахару и два пол-литра водки. Покупка сахару удивила Кручинина, но самое удивительное ждало его дальше: не возвращаясь за портфелем, Паршин сел в автобус и поехал на площадь трех вокзалов. На Казанском вокзале он купил билет до последней дачной зоны.

Только тут Кручинин понял: Паршин отказался от ограбления. Бросив свой драгоценный портфель и всё, что осталось у него под полом сберкассы, взломщик без оглядки бежал из Москвы.

Кручинин с досадой решил, что виноват либо он сам, либо кто-нибудь из его людей: Паршин заметил слежку.

Кручинин не знал о споре между сообщниками. Он не знал, что Паршина тяготило предчувствие неудачи — страх, более тяжёлый, чем испытываемый им когда-либо до сих пор. А между тем тёмный, безотчётный страх надвинулся на старого «медвежатника». Паршину казалось, что если это ограбление и удастся, то после него непременно случится что-то скверное — и это будет конец его «работы», а может быть, и всей его жизни. И тут жажда жизни внезапно заговорила в старике с такой силой, что не осталось места ничему иному, кроме желания бежать. Он хотел спастись от опасности, которую предчувствовал. Пусть это бегство означает для него конец «работы», всё, что угодно, — только бы избавиться от того неясного, но гнетущего, что нависло над ним.

Паршин сверился с расписанием и вышел на платформу. Но в потоке пассажиров он вдруг ясно почувствовал, что те двое, что идут справа и слева от него, не случайные соседи по толпе. Ни Кручинин, ни Грачик ещё ничего не сказали, даже не покосились на Паршина, но он уже знал, что именно эти-то двое и…

Он быстро огляделся, оценивая, куда выгоднее бежать, но вместо этого вдруг остановился. Голова его бессильно опустилась на грудь, и в одно мгновение из большого, сильного мужчины он превратился в слабого, от страха едва держащегося на ногах старика…

— Вам нужно пойти с нами, Иван Петрович, — негромко проговорил Кручинин.

Пустыми, усталыми глазами Паршин поглядел сперва на Кручинина, потом на Грачика.

— Ну что ж, — сказал он вяло, потухшим голосом. — Значит, на вашей улице праздник. — И покорно пошёл к оперативной машине.

Кручинин даже не держал руку в кармане с браунингом. Оба они — преступник и оперативник — одинаково хорошо знали, что длинная карьера последнего «медвежатника» Ивана Паршина закончена.

Глава 6

Важное дело

Большую часть пути от Ивашкина Яркин проехал на трамвае, но неподалёку от своего дома сошёл. Хотел пройтись пешком и подумать. Ему не нравился Паршин; старик явно сдал! Если такой провалится, то, как пить дать, завалит и остальных. С ним больше нельзя связываться. Пожалуй, Яркий сделал ошибку, заставив его своими спичками сегодня идти на «дело». Надо было дать старику прийти в себя. Может быть, успокоился бы. А нет — так…

Что было бы дальше, Яркин себе не представлял. Он знал, что в былое время в грабительских шайках с теми, кто вышел в тираж, не особенно-то церемонились… Но… не дошёл же и он, Яркин, до того, чтобы… Нет, нет! Это чепуха! Вообще, все должны понять, что и на то, что было, он шёл не по своей воле. Во всем виноват Паршин. Это он, он соблазнил его! Да нет, даже не соблазнил. Это совсем не то слово… Паршин вынудил его пойти на первое ограбление. И даже не в первом ограблении дело. Там Яркиг только шёл на компромисс. Необходимо было любой ценой отделаться от шантажиста. И не принеси ему Паршин тех первых шести тысяч, ничего бы и не было. Яркин давно забыл о своём прошлом, давно стал на путь честного человека. Кто же не знает, какой он хороший работник?! Так зачем же он взял те первые деньги?.. Зачем он их взял?.. Вернуть бы их Паршину. Да разве он не хотел их вернуть?.. Ведь хотел, честное слово, хотел! И вернул бы… Непременно вернул бы, ежели бы… Что «ежели бы»? Что помешало их вернуть?.. Неужели это правда, что стоит только коготку увязнуть?..

А что, если вот сейчас, вместо того, чтобы идти домой, свернуть в свой институт? Наверное, секретарь парткома ещё у себя. Пойти и все сказать, все, до конца. Может быть, ещё все обойдётся?.. Да нет, какое там!.. Он так увяз, что уже ничего хорошего не может быть. А ведь могла быть, могла быть такая хорошая жизнь!.. Жизнь!.. Но неужели только могла быть? Неужели уже не может её быть?.. Нет, нет, это невозможно, немыслимо! Так не случится! Лучше молчать. Может быть, все обойдётся. Только больше не нужно. И зря он принудил Паршина сегодня. Впрочем, может быть, все обойдётся. Никто ничего не узнает. И он, Яркин, снова будет честно работать. Он же хороший инженер. Он же крепко стоит на ногах. Так чего же он дрейфит?.. Все будет хорошо… Хорошо?.. Что будет хорошо? Разве опытные преступники не говорят, что у всех у них один конец? Ведь тот же Паршин утверждает, будто нет такого преступления, которое не было бы раскрыто, нет такого преступника, который рано или поздно не понёс бы наказания… Неужели это правда?.. Рано или поздно?.. Так почему же он, Яркин, узнал об этом только сейчас? Почему Паршин сказал ему об этом теперь, а не тогда, когда пришёл к нему впервые?.. Это он виноват — Паршин… Но все равно этого не может быть… Чего не может быть?.. Да, да, не может быть, чтобы нельзя было вернуться к той жизни, которой он уже жил столько лет вместе с другими — вместе со студентами, с инженерами, с женой, с дочкой… Жена и дочка!..