Поджигатели (Книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 133

Нейрат с насмешливой миной развёл руками:

— И тем не менее…

— «Фюрер, фюрер»! В конце концов, можешь ты хоть мне-то сказать твоё собственное мнение?

Нейрат пожевал губами и, словно сожалея о чём-то, покачал головою.

— Послушайся совета старого друга…

— Ну-с!

— Постарайся ни от кого не добиваться «собственного мнения». Особенно от тех, к кому хорошо относишься. Тебе следует понять: только имея во главе Гитлера, мы добьёмся того, чего хотим. Такова обстановка… Так думают и наши друзья, — Нейрат неопределённым взмахом указал куда-то в угол комнаты. — Там, за каналом, и ещё дальше, за океаном.

— Первый раз в жизни я чувствую себя чем-то вроде лакея у торговца ножевыми изделиями.

— Англичане — люди воспитанные.

— Ты думаешь, они не дадут нам понять, что мы занимаем положение слуги?

— До тех пор, пока мы им нужны — нет.

— Все-таки может стошнить.

— Настоящая работа никогда не делается в белых перчатках. Во всяком случае, наши сомнения оказались напрасными: ефрейтор получил обратно Рейн. Завтра мы ставим вопрос о Мемеле и Данциге. А там вернём себе и колонии. — Нейрат помолчал. — Сказать тебе правду, я чувствую себя, как старый конь, отвыкший от хорошего ездока и вдруг снова почувствовавший твёрдую руку.

— Я всегда предпочитал быть ездоком, — сказал Гаусс.

— Если нельзя взять приз в седле, то нужно участвовать в скачке хотя бы под седлом. Правда, удила довольно противно режут рот. Зато я знаю, барьеры будут взяты. Croyez moi, ecuyer parviendra a son but! [15]

— Если он свернёт себе шею на банкете, я не заплачу. Но беда в том, что в таких случаях и лошадь ломает себе хребет. А в данном случае лошадь…

— Est ce moi? [16] — рассмеялся Нейрат.

— Malheureusement l'Allemagne! [17] — резко сказал Гаусс.

— Mai non! Il gagnera son jeu [18] .

Гаусс засунул худой палец между дряблою шеей и воротником на том месте, где торчал конец ленты с большим крестом ордена. Он скорчил гримасу и потянул воротник так, словно он стал ему вдруг тесен.

— Если ты заедешь ко мне в министерство, я дам тебе прочесть один документ… — сказал Нейрат.

— Да!..

— На-днях Гитлер беседовал в моем присутствии с Галифаксом. Лорд говорил от имени правительства.

— И что же?

— Деликатное прощупывание того, как бы мы отнеслись к широкой сделке с Англией и Францией.

— Ты не думаешь, что это враньё?

— Почему же? Консерваторы на этот счёт довольно последовательны. Галифакс прямо сказал, что в известных кругах Англии фюреру отдают должное, как человеку, уничтожившему коммунизм в Германии и преградившему ему путь на запад.

— Пожалуй, это единственное, что их устраивает.

— Ты поверхностно смотришь на вещи, — с укоризной сказал Нейрат. — Галифакс намекнул: изменение европейского порядка должно произойти и рано или поздно произойдёт за счёт Данцига, Австрии и Чехословакии.

— Он так и сказал: «Чехословакии»?

Нейрат приложил палец к губам:

— Беседа была строго доверительной!

— Значит, в Англии понимают, что без этого нельзя схватить за горло Россию?

— Когда фюрер сказал Галифаксу, что Европа должна быть организована без участия Советской России, Галифакс с ним вполне согласился.

Гаусс сделал несколько медленных движений кистями рук, словно намыливая их.

— Что же… дай бог… Значит, остаётся одна Америка… — проговорил он мечтательно.

На широком, с грубыми чертами лице Нейрата появилось выражение самодовольства. Он откинулся в кресле и сложил руки на животе, словно то, что он знал, позволяло ему раз и навсегда предаться полному покою.

— Ну, что ты ещё знаешь? — нетерпеливо спросил Гаусс.

— Несколько дней тому назад у меня был Буллит. Он меня спросил… Заметь, — Нейрат поднял палец, — не я его спросил, а он меня: «Скоро ли будет покончено с Австрией?»

— Что это значит? — удивлённо спросил Гаусс.

— Те, от чьего имени он говорит, хотят, чтобы мы стали там твёрдою ногой.

— Удивительно… просто удивительно.

— Ничего удивительного. «Альпине-Монтан» — это Тиссен, а Тиссен — это деньги Ванденгейма, и так далее…

— Да, да… И что же ты ему ответил?

— Что мы видим две существенные причины к тому, чтобы не очень спешить. Муссолини мобилизовал войска на австрийской границе…

— И Буллит?.. — с интересом спросил генерал.

— Заверил меня, что мы спокойно можем сбросить дуче со счётов!

— Он не знает, что Муссолини будет драться в случае нашего вторжения в Австрию.

— Если верить Буллиту, известные круги Америки не позволят господину макаронному диктатору и пальцем двинуть против нас!

— Дай бог!.. Дай бог!.. Ты меня очень обрадовал этим сообщением. По такому поводу мы с тобой можем даже выпить… Главное во всем этом: мы можем быть спокойны за позицию американцев.

— Если удастся выбить из игры Рузвельта.

— А это возможно? — с недоверием спросил Гаусс.

— В Штатах есть уже наши люди… Киллингер — надёжный парень.

— Настоящий убийца!

— Такие там и нужны. Если бы репутация Папена не была так подмочена в глазах американцев из-за его собственной глупости, — вот человек, которого следовало бы опять послать в Штаты, — сказал Нейрат.

— Ф-фа! — пренебрежительно воскликнул Гаусс, выпуская облако дыма. — Я простил бы ему его глупость. Беда в другом…

Нейрат вопросительно посмотрел на умолкнувшего приятеля. После некоторого раздумья Гаусс продолжал:

— Беда в том, что мы больше не можем ему верить.

— С чего ты взял? — с опаской воскликнул Нейрат.

— Он уже дважды струсил. Тогда с этим фальшивым завещанием президента-фельдмаршала: нужно было быть мальчишкой или последним трусом, чтобы согласиться прочесть его с трибуны рейхстага, зная, что всё это написано собственной рукой паршивого хромоножки! Это раз…

Гаусс был возбуждён. Нейрат смотрел на него с иронической усмешкой на губах, но не перебивал его, и только когда Гаусс вдруг оборвал свою речь на полуслове, он тоном дружеской иронии поощрил:

— И два?..

— Самороспуск католического центра — это тоже дело Папена. Единственной партии, которая могла бы что-то сделать в новом рейхстаге!