Поджигатели (Книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 39

Сказанное тут только что Геббельсом насчёт этого американца может сильно изменить игру в его, Гитлера, пользу. Шрейбер, наверно, объяснил Ванденгейму: американские миллиарды, вложенные в немецкую промышленность по планам Дауэса и Юнга, может гарантировать только он, Гитлер. Желательное американским монополиям направление использования капиталов для восстановления военной мощи Германии может обеспечить только он, Гитлер. Кто ещё с такой ясностью высказал свои намерения насчёт востока? Кто ещё с такой непримиримостью заявил, что покончить с коммунизмом — истинная и конечная цель всей его политики? Американцы не могут этого не понять. А раз так, они будут на его стороне. И этот Ванденгейм тоже… Нужно будет принять его поскорее. Только бы он пришёл, не раздумывал.

Покончить бы с Ремом и Шлейхером, а с Бошем-то и с химиками он сговорится… Сговорится!.. Сговорится!..

В это самое время в одной из просторных комнат замка барона Курта фон Шрейбера, пользуясь перерывом в совещании, главный директор концерна «ИГ Фарбениндустри» профессор Карл Бош ходил из угла в угол, заложив руки за спину. Он диктовал своему секретарю по печати статью для завтрашнего номера «Франкфуртер цейтунг».

«…Новая волна доверия и уверенности прокатилась по германской промышленности. Причину этого я вижу в том, что германское правительство впервые не только даёт обещания, но также и действует… Доверие, которое германские экономические круги чувствуют к руководству национал-социалистской партии, показало себя как могущественный фактор в оживлении германской промышленности… Подводя итог, я как промышленник, несущий ответственность за огромное предприятие с сотнею тысяч рабочих, по праву собственного опыта заявляю, что только твёрдая воля национал-социалистов может добиться результатов, нужных германскому народу…»

Бош остановился и спросил секретаря:

— Много получилось?

— Ещё несколько строк, и статья будет надлежащего размера.

— Хорошо, продолжим… — сказал Бош и стал диктовать: — «Из масс подымается почти не воспринимаемый, но весьма влиятельный коллективный флюид. Это тот поток, который и производит „германское чудо“. Этот поток встречается с невидимыми волнами, которые исходят от Гитлера. Эта игра обмена духовными силами заменила в Германии наших дней партийный парламент… — он на минуту задумался и решительно продолжал, притопывая после каждого слова носком ноги: — Не в голосованиях, а в живых, определённых чувством связях между вождями и последователями, укреплённых такими встречами с народом, находится политический центр тяжести нового государства…» — приостановившись, Бош протянул руку: — Покажите-ка, что там получилось, — и пробегая взглядом написанное, пробормотал почти про себя: — Хм… несколько непонятно… но это даже хорошо: простые люди склонны считать непонятное умным, — и он вернул листок секретарю.

В заключительных строках статьи Бош хотел охарактеризовать того, кому промышленники решили вручить всю полноту власти в Германии.

Но ему помешали. В комнату вошли Курт Шрейбер и Фриц Тиссен.

— Может быть, продолжим? — спросил Тиссен.

Снизу, из высокого гулкого вестибюля, доносился хриплый голос Геббельса, кричавшего в телефон:

— Да, да! Приезжайте как можно скорей!

Тиссен не обратил на это внимания, но Бош остановился и подозрительно спросил:

— Что за барбос там лает?

Шрейбер рассмеялся и ничего не ответил.

Оправдательный приговор лейпцигского суда прозвучал против воли судей на весь мир как пощёчина немецкому фашизму. Казалось бы, этот приговор должен был быть последним этапом, увенчавшим полугодовое предварительное заключение Димитрова и девяностодвухдневную борьбу на процессе. И все же, несмотря на оправдательный приговор, несмотря на полный провал легенды о поджоге рейхстага коммунистами, Геринг не решался освободить Димитрова.

Он сказал Гессу:

— Или я найду способ уничтожить его, прежде чем он выйдет из тюрьмы, или он не проведёт в Германии ни одного часа на свободе: прямо из тюрьмы — в самолёт!

— Так действуйте! — насмешливо сказал Гесс. — Не сегодня-завтра Димитрову вручат советский паспорт.

Неожиданно Гесс добавил:

— Когда-нибудь, когда вы будете рассказывать внукам сказки о бескорыстной дружбе, вы обязаны будете вспомнить Рудольфа Гесса: я приготовил вам неплохой сюрприз.

Геринг насторожился: ему не очень нравились одолжения этого человека. Они всегда обходились довольно дорого. Он выжидательно посмотрел на Гесса.

— По данным… одного человека… — начал тот.

— Какого? — нетерпеливо вырвалось у Геринга.

— Вам очень хочется знать?

— Очень.

— Цените мою откровенность: мне рассказал об этом Александер.

«Значит, не блеф», — подумал Геринг. Начальник разведки рейхсвера слов на ветер не бросает. Тут было из-за чего навострить уши.

Но вместо того чтобы выложить главное, Гесс вдруг спросил:

— Помните ту пару борзых, что вы мне показывали на прошлой неделе?

— Веста и Вега? — с удивлением спросил Геринг.

— Меняю на них свою новость!

— Исключено! Совершенно исключено!.. Они приготовлены… в подарок моей невесте.

— Хорошо, новость остаётся при мне…

На жирном лице Геринга отразилась досада. А Гесс подзадорил:

— Дело может быть сделано наверняка и без всяких хлопот для вас.

Геринг ударил себя в грудь.

— Что хотите, только не эти борзые!

— Именно эти борзые, — упрямо ответил Гесс.

— Ваши сюрпризы обходятся втридорога.

— Значит… делать без вас?

— Берите собак! — выкрикнул Геринг. — Но я вам когда-нибудь отплачу!

Гесс рассмеялся:

— Один человек Александера доложил, что ему сделали предложение: подсунуть адскую машину в самолёт, в который Димитров пересядет в Кенигсберге.

— Кто сделал предложение лётчику?

— Не знаю.

— Фамилия человека? — резко спросил Геринг.

— Этого Александер не скажет ни мне, ни вам.

— На человека можно положиться?

— Повидимому.

Геринг потёр пухлые ладони и даже прихлопнул ими от удовольствия: