Война «невидимок» - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 52

Житков молчал.

Витема в задумчивости побарабанил пальцами по столу.

– К сожалению, Найденов ведет себя так же неразумно, как вы. Имея таких друзей, старик недолго проткнет.

У Житкова мелькнула мысль, что даже простое свидание с ним, а еще лучше с Найденовым, может поддержать старика.

– Дайте нам возможность свидеться. Всем троим, вместе.

– Обещаете… – начал было Витема, но Житков сразу перебил:

– Я ничего не обещаю.

– Предупреждаю: вы не должны разговаривать с Найденовым. Такая попытка дорого обойдется… старику.

Житков старался сохранить спокойствие, хотя, давая согласие на свидание, он именно на то и надеялся, что удастся переброситься с Найденовым хоть несколькими словами.

– Хорошо, – сказал он.

– Если такое же обещание даст Найденов, свидание состоится сегодня, – сказал Витема.

Оставшись один, Житков погрузился в раздумье.

Звук поворачиваемого в замке ключа вернул его к действительности. Перед ним снова стоял Витема и жестом приглашал следовать за собой.

Когда они вошли в каюту, Найденов был уже там. Житкова поразило лицо друга. На нем был написан испуг. Ужас застыл во взгляде, устремленном на распростертого в койке Бураго. Впрочем, едва Житков взглянул на старика, он и сам чуть не вскрикнул: вместо могучего человека на койке был беспомощно распростерт скелет. Его размеры казались неестественно большими. Только голова оставалась живой – огромной, гордой головой мыслителя, увенчанной непокорной гривой седых кудрей.

Сквозь свалявшийся войлок растрепанной бороды просвечивала мертвенно-желтая кожа, обтягивавшая резко проступившие скулы. И оттого, что лицо это походило на лицо трупа, еще более яркими казались чудесные глаза.

Когда вошел Житков, слабая улыбка тронула черты старика.

– Ты русский? Я рад… – тихо проговорил он и перевел взгляд на Найденова. – А вот живучая немецкая крыса. Его не взял даже газ, которым я отравил сотню таких, как он. Говорю тебе: уже отравленного я сбросил его за борт и все же он вернулся. Я был вынужден ловить его по всему судну. Словно смеясь надо мной, он еще вырядился в свою униформу.

Эти слова были ответом на мучивший Найденова вопрос: почему Бураго так настойчиво гонялся за ним по «Одде»? Значит, старика ввела в заблуждение одежда немецкого капитана!

– Вы не узнаете Сашу? – спросил Житков. – Припомните: это Найденов, Саша Найденов – муж вашей Вали.

– Муж Вали?

– Вашей дочери.

– У меня никогда не было дочери… Не понимаю, чего от меня хотят. Спроси их, что им нужно. И пусть уведут отсюда этого… – Он взглядом указал на Найденова.

Бледный от волнения, Найденов сказал Витеме:

– Мое присутствие раздражает больного. Мне лучше уйти.

Витема кивнул. Найденов вышел. Витема, как видно, находился в необычной для него нерешительности. Он спросил Бураго:

– Хотите откровенно поговорить с ним? – и указал на Житкова.

Старик испытующе уставился в лицо Житкову и в раздумье произнес:

– Может быть, ты и не наш, но ты, по крайней мере, русский – единственный русский среди этой шайки. Перед смертью я хотел бы поговорить с тобой.

Витема вышел, плотно притворив за собою дверь. В каюте долго царило молчание. Потом старик пальцем поманил Житкова, а когда тот склонился, тихо сказал:

– Они чертовски измучили меня… Ни дня покоя… Меня убили жаждой…

Житков терялся. Чем ободрить старика?

– Может быть, сделать вид, будто мы согласны работать над невидимостью? – нерешительно предложил он. – Это даст вам возможность поправиться, прежде чем они поймут, что мы водим их за нос.

Старик беззвучно рассмеялся.

– Да, да, невидимость! Это ты вовремя вспомнил… Вероятно, я скоро действительно стану невидимым… Мне уже все равно. А ты води их за нос, сколько можешь. Иначе они сделают с тобой то же, что со мной. Шприц кислоты в мочевой канал, и от боли перестаешь соображать что бы то ни было… А на теле никаких следов.

Житков ласково гладил руку старика. Тот опустил веки. Из-под них скатилась слеза – одна единственная слеза, из самого уголка глаза.

Старик осторожно высвободил руку из пальцев Житкова и усталым движением отпустил его.

Караульный матрос проводил Житкова в каюту.

Ни в этот, ни в следующий вечер Витема не появлялся. На третий день он пришел, как всегда спокойный, с лицом, скованным пренебрежительным равнодушием ко всему окружающему. На вопрос о здоровье профессора Витема не ответил, будто не слышал Житкова, и заговорил о случайных, посторонних вещах, о трудностях жизни, какую ему приходится вести.

– Можно подумать, что кто-то, кроме вашей совести, вынуждает вас к этому! – резко сказал Житков. Ему было невыносимо тягостно общение с Витемой.

– Мы с вами когда-то уже спорили по этому поводу, – спокойно заметил Витема. – Совесть – божок, созданный нами для других… – Витема помолчал, задумавшись. – Я расскажу вам один случай… Как-то раз мне нужно было добыть один важный русский документ. Я долго за ним гонялся. Охота не была лишена интереса: двое или трое моих коллег сломали на этом шею. Это всегда щекочет нервы. А кроме того, я знал: за этими же бумагами охотится еще одна разведка. Не будем называть – чья. Получилось двойное кольцо. Но и это меня не пугало. Мое предприятие было подготовлено с ювелирной точностью. Документы должны были достаться мне. Моим противникам предстояло остаться с носом. И вот, можете себе представить, когда все казалось почти завершенным, когда я уже держал бумаги в руках, произошла пошлая драка. Не терплю пускать в ход кулаки, но пришлось драться. Да, я был вынужден самым вульгарным образом драться с кем-то, кого я даже не видел в темноте. Это был человек невероятной силы. Он буквально скомкал меня, как тряпичную куклу. К счастью, со мной был стилет. Люблю это оружие: короткое четырехгранное лезвие обеспечивает надежный удар в тех крайних обстоятельствах, в каких я именно тогда и оказался. Удар, нанесенный в спину человека с лапами гориллы, избавил меня от тисков. Я уверен: удар был смертелен. Нельзя жить с такою дырой в спине. Но напоследок этот тип успел нанести мне удар ногой в пах. Я потерял сознание. Всего на несколько минут. Но их оказалось достаточно, чтобы исчезли и моя добыча, и труп этой гориллы. Я до сих пор не знаю, чья это была работа: не моих ли милых соперников из разведки третьей страны? Все это происшествие тем более удивительно, что о предстоявшем мне тогда деле не знал ни один человек…

Витема опять помолчал, пуская дым в подволок.

– Признаюсь, я дорого дал бы, чтобы узнать, кому обязан честью остаться в дураках… О, доведись мне увидеть спину этой чертовой гориллы с зияющей в ней крестообразной дырой!..

Витема усмехнулся, словно увидел в клубах сигарного дыма своего смертельно раненного врага.

– Я вспомнил об этом случае по некоторой не совсем приятной для меня аналогии. То был один из моих редких проигрышей. – Витема сунул сигару в пепельницу и пристально поглядел на Житкова. – Сегодня я, кажется, тоже проиграл. Ведь сегодня мы хороним Бураго.

Житков вскочил.

– Мне самому жаль, – сказал Витема, – но, увы, это так. Можете посмотреть, как его зашивают в парусину.

Житков оттолкнул Витему от двери и помчался по коридору, преследуемый караульным матросом. Сбив с ног часового у трапа, он выскочил на палубу и сразу же увидел, что Витема не лгал: сидя с поджатыми ногами на кормовом люке, парусник зашивал тело. Оттолкнув немца, Житков рванул парусину. Из нее, как из-под капюшона, показалась седая голова. Широко открытые мутные глаза смотрели мимо плеча Житкова в хмурое северное небо.

Житков наклонился и коснулся губами холодного лба. Потом молча взял иголку из рук удивленного парусника и стал зашивать парусину. Он не заметил, как подошел Найденов в сопровождении Витемы. Осторожно отодвинув край парусины, Найденов долго глядел в мертвое лицо старика. Потом так же молча, как Житков, взял вторую иглу и принялся за работу…

Не позволяя немцам притронуться к телу Бураго, Житков и Найденов положили его на доску, прикрепили к ногам мешок с углем.