Воспоминания - Шпеер Альберт. Страница 101
Размышления Гитлера в ту ночь шли как бы по касательной к подлинной реальности. Ему не пришло бы никогда в голову осуществлять подобный десант без увязки с государственным переворотом. Высадить войска в безопасной позиции на континент, откуда они смогут методично, без ненужного риска, развертывать свои порядки — такая стратегия была чужда его природе. Но одно для него в эту ночь стало ясно — второй фронт начал отныне превращаться в реальность.
Я и сегодня помню, как я был шокирован, когда на следующий день, Гитлер выступил с большой речью по случаю годовщины своего неудавшегося путча 1923 г. Вместо того, чтобы, по крайней мере, указать на серьезность положения и призвать к предельному напряжению всех сил, он излучал уверенность в победе, оптимизм, сыпал банальностями: «Ну, Вы совсем сдурели, — обращался к противникам, за чьими операциями еще вчера с почтением следил, — если Вы думаете, что Вы когда-нибудь сможете раздавить Германию… Мы не рухнем, стало быть, рухнут другие».
Поздней осенью 1942 г. во время одной из «ситуаций» Гитлер с триумфом заявил: «Теперь русские уже посылают своих кадетов на фронт (8). Это недвусмысленное свидетельство того, что они на пределе. Подрастающим поколением офицеров жертвуют только тогда, когда уже ничего не осталось».
Несколькими неделями позднее, 19 ноября 1942 г., до Гитлера, перебравшегося незадолго перед тем в Оберзальцберг, дошли первые донесения о крупном зимнем наступлении русских, которому через два с небольшим месяца суждено было завершиться капитуляцией наших войск в Сталинграде (9). После интенсивной артиллерийской подготовки значительные силы Советов прорвали под Серафиновым (имеется в виду, Серафимович — В.И.) позиции румынских дивизий. Гитлер попробовал объяснить катастрофу презрительными отзывами о низких боевых качествах своих союзников, да и вообще преуменьшить ее масштабы. Но почти сразу же русским удалось нанести удары и по немецким дивизиям, фронт начал разваливаться.
Он расхаживал по большому залу Бергхофа взад и вперед: «Наши генералы снова повторяют свои старые ошибки. Они всегда переоценивают силы русских. По всем фронтовым сводкам видно, что у противника не хватает людского материала. Они ослаблены, они потеряли слишком много крови. Но такого рода сводки никто, разумеется, не желает принимать во внимание. Вообще! А русские офицеры имеют такую скверную подготовку, что с ними совсем невозможно организовать наступление. Мы-то знаем, что для этого нужно! Рано или поздно русский остановится — выдохся! Тем временем мы подбросим туда несколько свежих дивизий, и они снова восстановят порядок». В уединенности Бергхофа он не понял, что надвигается. Через три дня, однако, поскольку устрашающие доклады не прекращались, он поспешно выехал в Восточную Пруссию.
Еще несколько дней спустя в Ростенбурге на карте Генерального штаба я увидел Южный фронт от Воронежа до Сталинграда; на отрезке в 200 километров многочисленные красные стрелы обозначали наступательное продвижение советских войск, лишь местами прерывавшиеся небольшими голубыми кружками — это были последние очаги сопротивления остатков немецких и союзнических дивизий. Сталинград уже был в красном кольце. Почувствовав тревогу, Гитлер приказал всем другим фронтам, а также частям на оккупированных территориях, срочно перебросить подразделения на Юг, поскольку оперативных резервов совсем не было. А ведь генерал Цейтцлер задолго до краха обращал его внимание на то, что каждая из дивизий на Юге России занимает необыкновенно большие отрезки фронта (10) и что они не выдержат энергичного наступления советских войск.
Когда вокруг Сталинграда сомкнулось кольцо, Цейтцлер с покрасневшим, утомленным от бессонницы лицом настойчиво отстаивал свою точку зрения, что 6-я армия должна пробиваться на Запад. Он представил подробнейшую информацию о голодных продовольственных нормах, о нехватке горючего, из-за чего засевшим в руинах или окопавшимся в снежных полях солдатам уже не может обеспечиваться горячее питание, и это при низких температурах. Гитлер оставался невозмутимым и решительным, как если бы он хотел показать, что опасения Цейтцлера — всего лишь паника: «Отданный мной приказ о контрударе с Юга скоро деблокирует Сталинград, и положение будет восстановлено. У нас уже бывали подобные ситуации, и в конце-концов мы ими овладевали». Он распорядился, чтобы позади приготовившихся к контрнаступлению соединений уже сейчас сосредотачивались составы с продовольствием и необходимыми материально-техническими грузами, которые сразу же после прорыва кольца улучшили бы снабжение. На это Цейтцлер возражал: выделенные для контрудара силы слишком малы, — и Гитлер его не перебивал. Вот если бы им на самом деле удалось воссоединиться с прорвавшейся на Запад 6-й армией, тогда они смогли бы закрепиться южнее на новых рубежах. Гитлер приводил свои доводы, но Цейтцлер не сдавался. Наконец, когда спор длился уже более получаса, терпение Гитлера лопнуло: «Сталинград должен быть удержан. Должен — это ключевая позиция! Если мы под ним сумеем перерезать переправы русских через Волгу, мы поставим их в труднейшее положение. Как иначе они смогут доставлять хлеб из Южной России на Север?» Звучало это не очень убедительно. У меня было чувство, что Сталинград для него стал чем-то вроде символа. Дискуссия после этого спора на какое-то время была закончена.
На следующий день ситуация еще более ухудшилась. Уговоры Цейтцлера стали еще более настойчивыми. Настроение в «ситуационной» комнате было подавленным, даже сам Гитлер выглядел переутомленным и угнетенным. Снова он затребовал расчеты об объеме ежедневных поставок для поддержания боеспособности группировки в 200 тысяч солдат.
Еще сутки спустя судьба оказавшихся в котле армий была решена. В «ситуационной» комнате появился Геринг, свеженький, сияющий — ни дать, ни взять, опереточный тенор, играющий роль победоносного рейхсмаршала. Глубоко огорченный, с каким-то молящим оттенком в голосе, Гитлер обратился к нему: «Как обстоят дела со снабжением Сталинграда по воздуху?» Геринг вытянулся в стойку и торжественно заявил: «Мой фюрер! Снабжение по воздуху 6-й армии гарантируется мною лично. Вы можете на меня положиться!» Как позднее я узнал от Мильха, генеральный штаб ВВС, действительно, произвел расчеты и пришел к выводу, что снабжение сталинградского котла по воздуху невозможно. Да и Цейтцлер сразу же после рапорта Геринга высказал сомнение. На это Геринг ему резко ответил, что проведение необходимых расчетов — исключительная компетенция люфтваффе. Гитлер, который мог быть столь дотошным при возведении многоэтажных цифровых колонок, в тот день даже не поинтересовался, каким образом, откуда будут высвобождены необходимые самолеты. От слов Геринга он ожил и снова обрел свою былую решительность: «Тогда Сталинград должен быть удержан! Бессмысленно дальше рассуждать о прорыве 6-1 армии, при котором она растеряла бы всю свою тяжелую технику и перестала бы быть боеспособной. 6-1 армия остается в Сталинграде!» (11)