Воспоминания - Шпеер Альберт. Страница 95

Мои люди в этих дискуссиях не принимали непосредственного участия. Наша задача была выпускать танки в соответствии с заказом, а уж кто — Гитлер ли, генеральный ли штаб сухопутных войск или его управление по делам вооружений определяет его — нам было безразлично. Вопросы тактики боя нас не касались, споры велись в основном среди офицеров. В 1942 г. Гитлер еще старался не обрывать подобные дискуссии окриком. Тогда он еще спокойно выслушивал возражения и спокойно же приводил свои аргументы. Хотя, конечно, его аргументы имели особый вес.

Поскольку «тигр» в первоначальном своем варианте был рассчитан на 50 т, а затем под давлением Гитлера дошел до 57 т, то мы решили освоить тридцатитонный танк нового типа, который, как говорило уже его название «пантера», должен был отличаться большими скоростью и маневренностью. Это достигалось его относительной легкостью и мощностью двигателя от «тигра». Однако, в течение года на него под давлением Гитлера было навешано столько брони и больших по калибру орудий, что в конце-концов он с 48 тоннами вышел на проектный вес «тигра».

Чтобы как-то уравновесить странное превращение быстрой пантеры и тихоходного тигра, мы несколько позднее принялись за серию малых, легких и поэтому опять-таки более скоростных танков (2). Чтобы обрадовать и успокоить Гитлера, фирма «Порше» разработала документацию для сверх-тяжелого танка весом в 100 т, который и уже по одной этой причине мог бы производиться только штучно. Для введения шпионов в заблуждение мы назвали это чудовище «мышь». Порше, впрочем, сам заразился тягой Гитлера к сверхтяжелому вооружению и по временам подбрасывал ему информацию о параллельных программах у противников. Однажды Гитлер вызвал генерала Буле и потребовал: «Я только что слышал, что у противника начинает поступать новый тип танка с броней, далеко превосходящей все то, что есть у нас. Вы уже располагаете его характеристиками? Если наши сведения верны, то следует срочно…, следует срочно разработать новую противотанковую пушку. Пробивная способность ее снарядов должна…, увеличить калибр или удлинить ствол, — одним словом, отреагировать на это немедленно! Моментально!» (3).

Было большой ошибкой, что Гитлер взял на себя не только верховное командование вермахтом, но и сухопутными силами, а в их составе в качестве «хобби» возглавил разработку бронетанкового вооружения. При нормальном положении дел подобные вопросы должны были бы решаться в дискуссиях между офицерами Генерального штаба, армейского управления по вооружению и комитетом промышленности по вопросам вооружений. Главнокомандующий сухопутных войск подключался бы лишь в исключительных случаях. Но это противоречило бы привычке давать офицерам — специалистам самые деталлированные наставления. Сложившаяся практика была столь же ненормальна, сколь и пагубна. Ведь Гитлер тем самым снимал с них ответственность и воспитывал своих офицеров в духе безразличия.

Принимаемые Гитлером решения вели не только к обилию параллельных разработок, но и ко все менее обозримым проблемам материально-технического обеспечения7 Особенной помехой было то, что он не придавал значения достаточному обеспечению войск запчастями (4). Генеральный инспектор бронетанковых войск генерал-полковник Гудериан неоднократно обращал мое внимание на то, что при быстром ремонте, с минимальными расходами, можно было бы иметь в своем распоряжении больше боеспособных танков, чем наращиванием производства новых машин в ущерб запчастям. Поддержанный моим ответственным сотрудником Зауром Гитлер настоял на приоритете новой продукции, которая могла бы быть сниженной на 20%, при условии, что мы бы возвращали в строй выбывшие, по поддающиеся ремонту машины.

Несколько раз я приходил к Гитлеру с генерал-полковником Фроммом, как начальником сухопутных войск резерва, в сферу которого подпадали подобные неурядицы. Эти визиты дали ему удобный случай изложить аргументы армии. У Фромма была очень ясная манера изложения, он четко формулировал свои позиции и обладал дипломатическим тактом. С саблей между колен, рукой на ее рукояти, он дышал энергией, я и сегодня полагаю, что благодаря своим большим способностям он в ставке предотвратил не одно ошибочное решение. В самом деле, после нескольких таких совещаний его влияние возросло. Но тотчас же заявило о себе и противодействие со стороны как Кейтеля, почувствовавшего угрозу своему положению, так и Геббельса, который дал на Фромма политическую характеристику хуже некуда. А затем Гитлер сам схлестнулся с ним по вопросам снабжения фронта. Без обяников он сказал мне, чтобы я более не приводил Фромма.

В центре многочисленных совещаний у Гитлера стояло утверждение программы вооружений для армии. Подход Гитлера был таким: чем больше я требую, тем больше и получаю. К моему удивлению, программы, выполнение которых специалисты — производственники считали невыполнимыми, оказывались в конце-концов даже превзойденными. Авторитет Гитлера высвобождал резервы, которые никто не мог заранее учесть. Начиная с 1944 г., впрочем, он предписывал утопические программы, а наши попытки разместить их по предприятиям вели, скорее, к снижению выпуска продукции.

У меня сложилось впечатление, что в этих многочасовых дебатах о вооружениях и военном производстве Гитлер искал прибежище от своей полководческой ответственности. Да он и сам говаривал мне, что они дают ему разрядку, похожую с той, которую он получал от наших архитектурных дискуссий. Даже в особо острых ситуациях на фронтах он тратил на наши совещания многие часы. А нередко — как раз тогда, когда его фельдмаршалы или министры настойчиво добивались его.

С нашими совещаниями обычно совмещалась демонстрация новых вооружений, проводившаяся на поляне вблизи. Только что мы сидели с Гитлером неформально за обеденным столом — теперь же все должны были строиться в шеренгу. Начальник Верховного командования вермахта Кейтель на правом фланге. Когда появлялся Гитлер, Кейтель представлял всех построившихся генералов и специалистов. Было видно, что Гитлер придавал значение церемониальному приветствию. Он еще более подчеркивал формальность процедуры тем, что подпимался в величественный автомобиль и ехал несколько сот метров до поляны. Я должен был занимать место позади него.