Тусовка класса «Люкс» - Шрефер Элиот. Страница 66

– Белое, будьте любезны.

Доктор Тейер щелкнула пальцами. Улыбка превратилась в гримасу, словно она только что велела кого-то обезглавить. Она вышла из кухни.

Ной слизнул с пальца оливковую пасту и уставился в окно. Доктор Тейер не возвращалась. Вино так и не принесли.

Он высмотрел Таскани во главе стола из мореной древесины; она разговаривала с мужчинами в деловых костюмах, восхищенно толпящимися вокруг нее. Поймав взгляд Ноя, она помахала ему рукой. Люди в деловых костюмах повернули головы и почтительно закивали. Он поддернул полы рубашки и нырнул в толпу гостей.

Он узнал имена всех мужчин в деловых костюмах и тут же их позабыл. Имена такого сорта то и дело появлялись в газетах или в субтитрах телеканала Си-СПЭН 34; Ной всегда пропускал их мимо ушей. Соломон X, Лидден III, Пауэлл X, Питер X Стоктон и полдюжины Эндрю. Спустя несколько минут беседы с каждым из них разговор загадочным образом соскакивал на альма-матер. При слове «Принстон» собеседник неизменно кивали проникался к говорящему теплым чувством; иными путями такого взаимопонимания можно было бы достигнуть как минимум после трех месяцев знакомства. Уже через двадцать минут Ной почувствовал, что у него появилось множество новых друзей.

Разговор зашел о политике: каждый терпеливо дожидался своей очереди, чтобы поимпровизировать на заданную тему, и делал восхищенное лицо, слушая монолог соседа. В таком легком разговоре поиски истины, глубинной сущности всегда считаются дурным тоном. Шутки там произносятся с непроницаемыми лицами, и каждый философ умеет быть клоуном. У каждого было много что сказать, внести свою лепту в разговор, – у каждого, кроме Таскани: она взяла на себя роль рецептора, воспринимающего чужую, склонную прощать свои грешки мудрость. Она смеялась, ловила восхищенные взгляды и уходила от ответа, когда просили высказать ее мнение. Ной хотел, чтобы она раскрылась, перестала зацикливаться на том, как она выглядит, но он не знал, как этого добиться. Может статься, семена уже посеяны и через несколько лет у нее будет достаточно уверенности в себе, чтобы отстаивать себя, а не свою внешность. Но это время еще не пришло.

Народ прибывал. Принесли съестное, и Ной был очень рад, что внимание гостей то и дело отвлекали вино и закуски. Приехала Октавия; Таскани завизжала и рванула к двери, чтобы ее поприветствовать.

На Октавии было коротенькое платьице; она сразила гостей ярко накрашенными, сложенными в эротический бантик губками.

Они с Таскани рука об руку набросились на двух не ожидавших нападения тридцатилетних холостяков, хихикая и толкая смутившихся мужчин. Доктора Тейер нигде не было видно.

Потом Ной все-таки ее увидел. Она, пошатываясь, стояла на балконе, возле двери в свою спальню. Она шумно вздыхала. Ной подумал, что она плачет, но в глазах ее читались оживление и веселость. Он понял, что она приняла какое-то сильнодействующее средство. Она обвела глазами комнату, сделала еще несколько глубоких вздохов, спустилась по лестнице и исчезла в толпе гостей.

Дверь отворилась, и пружинистой легкой походкой в комнату вошел мистер Тейер. Те из гостей, кто это заметил, встретили его приветственными возгласами. Он сразу же врезался в толпу и принялся лавировать между гостями. Ной стоял на другом конце вестибюля, полускрытый статуей гейши; он взял еще один бокал вина у проходившего мимо официанта. И тут он увидел, кто вошел в дверь вслед за мистером Тейером. Олена. Чтобы лучше ее видеть, он вышел из-за бронзовой статуи.

Волосы у нее были заплетены в аккуратную французскую косу. Голубовато-серого цвета платье простыми линиями спадало с узких плеч. Среди буйства золота и дорогих ароматов она выглядела простой и милой. Она вежливо стояла у входа, держа в руках бутылку вина, и всматривалась в толпу, ища взглядом хозяйку. Ной двинулся к ней, но толпа не пускала его. Сохраняя ту же милую, осторожную улыбку Олена медленно пошла в кухню. На горлышке бутылки пылал ярко-оранжевый ценник гарлемского супермаркета.

Оживившиеся, полупьяные гости, казалось, прилагали все усилия, чтобы помешать Ною добраться до кухни. Пожилая дама с торчащими ключицами оперлась на стол и загородила проход. Стоило Ною найти друзей, как пухленький человечек в жокейской куртке принялся энергично жестикулировать, блокировав и этот путь. Его хохочущая аудитория создала еще один барьер. К тому времени как Ной добрался до кухни, Олена уже исчезла. Ной взял себе еще один бокал вина и прихватил начиненное крабовым мясом сухое печенье.

Наконец он нашел Олену. Она была занята разговором с привлекательным мужчиной в льняной сорочке. Волосы на его темени вздымались внушительной темной волной, а на висках отливали серебром. Он о чем-то спросил Олену, она застенчиво что-то ответила. Каков бы ни был ответ, мужчина явно был очарован.

Ноя захлестнула горячая ревность. У собеседника Олены был такой представительный и аристократический вид, словно он только что сошел с рекламного плаката авто «астон-мартин». Ной склонен был думать, что такие типы ничем, кроме себя, не интересуются. Но этот буквально забросал Олену вопросами. И ведь наверняка ему и сказать-то нечего, но Олена, похоже, была от него в восторге – заканчивала за него фразы, а один раз даже приподняла бокал, словно желая выпить за высказанную им мысль.

Внезапно до Ноя дошло, что, стоя на пороге кухни, много толку не добьешься. Он хотел быть активным участником, а не сторонним наблюдателем. Таскани и Октавия стояли неподалеку, болтали с двумя молодыми людьми. К ним и направился Ной. Таскани встретила его радостными воплями, Октавия же притворилась, что вовсе его не знает, стояла, скрестив на груди руки. Ной немного постоял возле них, краем уха слушая – но не слыша – их разговор и неотступно думая об Олене. Он посмотрел туда, где она стояла. Ее уже не было, не было и того мужчины.

Ной отвернулся, стараясь скрыть панику и убедить самого себя, что его поведение неразумно. Ну где она все-таки? Тут он почувствовал, как его тронули за плечо. Он повернулся: Олена.

– Ты пришла, – сказал он.

– Ну конечно, я пришла. Подумала: вот удивлю тебя. Вот это квартира! – Она покачала головой.

– А я даже начал думать, что ты не подойдешь, не поздороваешься. – Голос его звучал одновременно жалобно и язвительно. И что это с ним такое?

– Видел, с кем я разговаривала? Тот мужчина в умопомрачительной сорочке с кружевами?

– Видел, – мрачно подтвердил Ной.

– Он очень занятный…

– Я заметил.

– Прекрати, Ной. Не глупи. Он учитель танцев. Он руководит юношеским отделением Гарлемского театра танца! Я ему рассказала все про то, чем ты занимаешься. Ты знаешь, что по программе «Шанс для каждого» ассигнования в школах для детей с задержкой развития – несколько тысяч долларов на каждого ребенка. Я рассказала ему, как ты здорово знаешь СЭТ, и он очень заинтересовался. Он отошел выпить вина, но скоро вернется. Он знает кое-кого, кто… стоп, сменили тему, быстро.

Импозантный мужчина подошел к ним и широко улыбнулся Ною:

– Значит, вы и есть тот самый блестящий репетитор.

– Не знаю, что нарассказывала вам Олена, – засмеялся Ной.

– Она очень высокого мнения о вас. Расскажите, чем вы занимаетесь.

В его голосе слышалась жесткость, отработанная выдержка. Он больше не выглядел снобом: Ной вполне мог представить, как он приходит на занятия в танцкласс в футболке и купленных на распродаже брюках. Он чувствовал, что дорогая рубашка для него, как и для Ноя, всего лишь маскировка. И Ной принялся рассказывать о том, чем он занимается.

Его собеседника все это живо интересовало. Большинство его ребят в конце концов оказывались в консерватории, но те, кто туда не попадет, должны были поступать на хореографические отделения крупнейших университетов, а поскольку они не получили нормального школьного образования, успешно сдать СЭТ им бывало нелегко. Если он сумеет выбить из федеральных властей финансирование, согласится ли Ной вести частные занятия?