От Волги до Веймара - Штейдле Луитпольд. Страница 24

В первые годы после войны я заговорил на эту тему с епископом Винкеном. Он нахмурился и, покачав головой, заметил, что, очевидно, нацистам удалось и внутри католической церкви, то есть вне сферы их политической власти, найти опору в человеке, который во многом схож с Тисо, словацким клерикалом-фашистом.

Нападение

Начало войны

Первое сентября 1939 года. Окна моего кабинета в Мюнхене широко открыты. Невозможно отгородиться от такого прекрасного дня позднего лета. Нажимаю кнопку радиоприемника – и сразу на полную мощность: а с 5.45 ведется ответный огонь». Объявлена война Польше! Значит, все-таки началось! Уже несколько недель шли споры, высказывались сомнения по поводу рискованной политики на грани войны, которая в 1938 году привела к аннексии Австрии и Судетской области Чехословакии, в 1939 году – к уничтожению чехословацкого государства и занятию Мемельской области, добром это не кончится! В конце концов, наступит развязка! Обсуждали англо-французские «гарантии» Польше и советско-германский договор о ненападении – и вот теперь все-таки! Все-таки снова война! Вспомнились ужасы первой мировой войны: убитые, стоны раненых, выжженная земля, на которой еще и теперь, через двадцать лет, видно, где бушевали бои с массовым применением всех видов тяжелого оружия. Снова война! Во имя чего?

Я бросаю взгляд на свой письменный стол, рабочее место преподавателя тактики в Мюнхенском военном училище. Здесь навалены обширные материалы для работы о наступлении на «укрепленные районы», то есть на оборонительные сооружения «противника». Значит, я заблуждался, надеясь, что когда-нибудь политика провокаций прекратится и мир стабилизуется. Мне были известны планы боевой подготовки вермахта{24}, и я знал, с какой целью идет подготовка офицерских кадров. Когда в марте 1938 года мы вторглись в Австрию, полковник Пюрнхауэр, командир 61-го пехотного полка, сказал мне: «Добром это не кончится, Штейдле!» Так оно я получилось.

Мюнхен сентября 1939 года отражал общее настроение. Не было и следа воодушевления, какое было в первые недели августа 1914 года. На улицах не пели «Германия, Германия превыше всего», или «Держитесь крепче в гуще боя», или «Призыв раздался, подобный грому». На этот раз мы вступали в войну без шума, озадаченными; только горе жен и матерей было таким же, как раньше.

В саперном училище в Дессау-Росслау

Первый год войны – до 31 декабря 1940 года – я в качестве преподавателя тактики был прикомандирован к саперному училищу в Дессау-Росслау, начальником которого был тогда полковник Медем. Как единственному здесь преподавателю тактики мне пришлось практически сталкиваться со всеми предметами, которым обучались будущие офицеры. Основное внимание уделялось преподаванию теоретических и практических знаний по ведению боевых действий совместно с поддерживаемыми войсками в основном для наступления на «укрепленные районы». При этом особое внимание обращалось на тактическое использование всех родов оружия, поддерживающих наступающую пехоту, особенно на взаимодействие с саперами и на использование современных средств ближнего боя. Это дало мне возможность написать довольно большую работу о подготовке и проведении наступления на один из участков линии Мажино{25}.

Другая работа была посвящена вопросу использования разработанных к тому времени в Дессау-Росслау кумулятивных зарядов, служивших главным образом для подрыва броневых башен танков. В 1940 году, когда блицкриг против Франции был начат воздушно-десантными операциями в Бельгии и Голландии, причем данные Гитлером в 1939 году гарантии нейтралитета Бельгии и Голландии были грубейшим образом нарушены, я получил задание дать тактическую оценку одного из первых боев: внезапного нападения на бельгийский форт Эбеи-Эмаэль.

Опыт, приобретенный во время преподавания в военных училищах, позволил мне позднее, во время боев в Советском Союзе, критически оценивать требования, предъявлявшиеся высшим командованием действующим войскам, а также необходимый для их выполнения уровень тактической подготовки.

Среди слушателей училища в Дессау-Росслау был и китайский капитан Чан Веко, сын Чан Кай-ши, который хотел в Германии совершенствовать свои военно-технические знания. Впервые я встретил его во время учебно-показательной поездки всех училищ в восточные пограничны районы. Я показал ему тогда поле исторической битвы в 1410 году{26}, а также объяснил ему ход боев под Танненбергом в 1914 году. Впрочем, капитан Чан Веко был не единственным китайским офицером, обучавшимся в немецких военных училищах. Мы готовили из них главным образом специалистов по современным родам оружия. Очевидно, это сотрудничество было связано еще с соглашениями, которые в свое время были заключены между рейхсвером и Чан Кай-ши. Как известно, в двадцатых годах многие офицеры рейхсвера служили инструкторами в буржуазной армии китайского маршала и передавали здесь свой опыт «гражданской войны», накопленный в борьбе против немецкого рабочего класса.

Операция «Морской лев» – крупный отвлекающий маневр

В феврале – марте 1941 года – к этому времени меня как подполковника и командира батальона перевели в мюнхенский 61-й пехотный полк – я участвовал в крупных войсковых учениях на побережье Бельгии и Голландии. Все мы предполагали, что это подготовка операций «Морской лев», как называли тогда план высадки в Англии. Позже нам стало известно, что «Морской лев» был; отменен еще в октябре 1940 года и что наши учения должны были служить маскировкой запланированной агрессии против Советского Союза. Тогда, однако, никто не знал характера и степени трудности поставленных задач, требовавших от нас, «сухопутных крыс», огромных усилий. Не оставалось никаких сомнений в том, что идет тренировка к «прыжку через канал"{27}.

Кульминацией было двухдневное учение, во время которого батальоны в полном боевом снаряжении, усиленные легкой артиллерией, тяжелыми минометами, противотанковыми и пехотными орудиями, обучались погрузке на двух и четырехтысячетонные транспортные корабли и выгрузке с них. Кроме того, на берегу канала – с учетом отливов и приливов – мы практиковались в буксировке понтонов с полной нагрузкой, а также в высадке пехоты. Хотя именно в прибрежных городах разведка противника действовала превосходно, мы лишь один раз подверглись налету английской авиации.

Обер-лейтенант Вечурек

Знойное марево плыло над бараками, выстроенными вблизи одного из внешних фортов на северо-востоке Варшавы. Июньское солнце палило весь день. Тень от немногих деревьев не могла помешать тому, что с покрытых толем крыш начала капать смола. Нас угнетало, однако, другое: присутствие эсэсовца, приданного несколько дней назад штабу моего батальона. До сих пор мы не стеснялись и не скрывали в своем кругу наших сомнений по поводу происходящих событий. Теперь надо было держаться иначе. Вечурек – так звали присланного из мюнхенского штаба СС обер-лейтенанта – весьма скоро дал нам это почувствовать. По отношению к нам он держался подчеркнуто предупредительно, но если хотел добиться выполнения своих требований от фельдфебеля из штаба батальона, то становился строг и отдавал приказания резким тоном. Очевидно, ему хотелось подчеркнуть свое особое положение. Это проявлялось и в том, что он сплошь и рядом применял нацистский жаргон, задавал провокационные вопросы. Однако на нас это совершенно не действовало. За последние месяцы, когда наш полк находился между Брюсселем и Антверпеном в резерве главного командования, мы, офицеры, крепко сдружились.

Прошло несколько недель напряженной учебы. В соответствии с приказами она проводилась главным образом ночью и на рассвете и завершалась командно-штабным учением, во время которого средний и младший командный состав знакомился с рельефом местности и дорогами в районе, простиравшемся до Буга. Стали поговаривать, что мы готовимся к наступлению на Советский Союз.

В начале мая умер мой отец. Я получил краткосрочный отпуск. Возвращаясь из Мюнхена, я остановился в Вене. Меня интересовало, как венцы относятся к третьему рейху. Теперь их отношение значительно изменилось. Заметное внутреннее сопротивление привело к тому, что Гитлер основательно прижал «вернувшихся в лоно рейха». Во все войсковые штабы австрийской армии были направлены нацисты, офицеры всех чинов и родов оружия. Военное училище в Вене было превращено в цитадель верных Гитлеру командиров и преподавателей военных дисциплин.