Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II - Штерн Борис Гедальевич. Страница 63

— Не выпадет, — ответил майор.

— Подождите, не прыгайте, Николай Степанович, — так же спокойно сказала Люська, перекусывая нитку. — Сейчас карман подошью, пальто наденете. Там же холодно.

ГЛАВА 6. Пропускные врата на дороге в Бонцаниго

За очередным поворотом появились пропускные ворота с перекладиной и свастикой.

— Закiнчилась малина, — громко сказал Мыкола.

— Cosa? Come? [90] — переспросил Муссолини.

— Малина закiнчилась, — опять сказал Мыкола.

— Не дразни его, — сказал Гайдамака.

Муссолини мрачно надулся, он что-то заподозрил. Его не следовало дразнить. Дуче, хотя и обладал и очень гордился своим конским членом, но был плохим, даже никаким мужиком. От страха он мог превратиться в мешок с дерьмом, и от него пришлось бы долго отмываться.

У ворот остановились. Гайдамаке послышались подозрительные звуки снизу — похоже, какие-то машины сворачивали с шоссе на горную дорогу в Бонцаниго.

— Не заглушай мотор, пусть рычит, — сказал Гайдамака Мыколе.

Он оставил у автомобиля Меидейлу, а Семэна и Мыколу послал в разные стороны от пропускных ворот наблюдать за местностью. Они ушли неохотно, за окрестностями не следили, а смотрели па происходящее.

— Выходите! — приказал Гайдамака.

Муссолини вновь превратился в усталого старика. Он все уже понял, но не хотел верить. Он вышел, слегка волоча правую ногу, молния на сапоге разошлась. Глаза бегали, он оглядывался по сторонам, на что-то еще надеялся. Он как-то очень естественно и удобно остановился между стойкой ворот и крутым склоном горы. Эти пропускные ворота напоминали Гайдамаке врата в Офир, но те врата были позолочены и стояли па своем месте, а на этих облупилась краска, и они нелепо торчали посреди пустой горной дороги. За Муссолини вышла Петаччи и встала рядом с ним, тоже спиной к горе. Гайдамака подышал па замерзшие пальцы, поднял шмайсер и сказал:

— Мне поручено свершить правосудие. Приговор вам давно известен.

Муссолини не понял смысла этих слов. Он дрожал и с ужасом смотрел в дуло направленного на пего автомата. Кларетта Петаччи обняла его за плечи.

— Отойди, если не хочешь умереть тоже, — сказал ей Гайдамака.

Женщина сразу поняла смысл этого «тоже» и отстранилась от Муссолини. Если бы signor tenente сказал: «Отойди, если не хочешь умереть вместе с ним», она не отошла бы.

— Дальше, дальше! Пошла прочь! — сказал Гамилькар. Петаччи отступила в сторону. Муссолини, посипевший от страха и холода, дрожал и бормотал:

— Но signor tenente… signor tenente…

Семэн снизу тихо свистнул и стал делать предостерегающие знаки. Гамилькар нажал на курок шмайсера, по выстрелов не последовало.

— Но signor tenente… — продолжал бормотать Муссолини. — Вы не зачитали мне приговор… Кто, кто когда меня судил?…

Автомат заклинило.

— Иди сюда! — крикнул Гайдамака колдуну.

Гайдамака подергал затвор, вновь нажал па курок, с тем же результатом. Мендейла поспешно вытащил свой безотказный немецкий «вальтер», прицелился в грудь Муссолини, «вальтер» щелкнул, но — вот он, закон подлости! — выстрела опять не было.

— Что с оружием?!

Гайдамака занервничал, он сделал ошибку — мотор не заглушен, Муссолини — здоровенный черт, если он сейчас решит защищаться, то смертельная опасность прибавит ему сил, он сможет разбросать всех, влезет в автомобиль и уедет. Всякий нормальный мужик попытался бы сейчас напасть на своих палачей, предпринять попытку к бегству.

— Кто меня судил?… Signor tenente… — продолжал лепетать Муссолини.

Нет, дуче слишком боялся за свою жизнь.

Гайдамака взял автомат за ствол, как дубину. Нормальный человек сейчас будет нападать. Мендейла, матерясь по-русски дергал затвор «вальтера», менял обойму. К ним снизу со всех ног бежал Семэн с автоматом и орал:

— Командир! Давай быстрее! Американцы внизу!

Муссолини был невменяем. Он по-прежнему стоял, прислонившись спиной к мокрой горе, с безвольно опущенными руками и дрожал. Вода с горы капала ему за поднятый воротник. Петаччи стояла невдалеке, тихо плакала и смотрела на него.

Сверху бежал Мыкола. Там, наверху, тоже что-то случилось.

Наконец колдун справился с «вальтером», обхватил рукоять пистолета двумя руками и, уже не целясь, жмурясь и отворачивая лицо, поспешно выпустил в грудь и в живот Муссолини между расстегнутыми полами горохового пальто всю обойму — раздалось пять громких выстрелов и громкое эхо в горах. Голова Муссолини опустилась на грудь, тяжелое тело сползло и село под горой, берет свалился па колени, обнажилась огромная полированная голова, вода с горы капала на эту голую голову, брызги летели во все стороны. «C'en est fait de l'ltalie. C'est bien dommage», [91] — подумал Гайдамака. Подбежавший Семэн в азарте и для верности дал веером длинную автоматную очередь по сидящему под горой мертвому Муссолини и по живой Петаччи, стоявшей в стороне.

— Зачем ты ее… — пробормотал Гайдамака.

— Сделано, Командир! — воскликнул Семэн. — Ведьма! Ведьма!

— Быстрей, — сказал колдун. — Уходим, Командир. Офир почти не виден.

Сделано, решил Гайдамака. Они бросились к автомобилю. Сверху от Бонцаниго к ним поспешно ковылял все еще трезвый Джузеппе Верди, одобрительно размахивая бутылкой виски. Он все видел. Внизу американская передовая группа захвата ошиблась поворотом и проехала на бронетранспортерах дальше по шоссе, где начался бой с группой Скорценни, которая только что свалилась с неба и тоже не вписалась в ландшафт; а еще через четверть часа примчавшийся сверху на грузовике отряд итальянских партизан обнаружил под горой у пропускных ворот два трупа — мужской и женский — и в дым пьяного Джузеппе Верди. Трупы сразу опознали. Джузеппе ничего не мог объяснить, а только бормотал:

— Si tira avanti. [92]

Партизаны стянули с трупов пальто, втащили в кузов грузовика и для всеобщего обозрения вздернули трупы Бенито Муссолини и Кларетты Петаччи за ноги к перекладине под свастикой немецких патрульных ворот, преграждавших горную дорогу. Весь день дул ветер, весь день трупы раскачивались, раскручивались, кружились на веревках, сталкивались между собой.