Спящие Дубравы - Шторм Вячеслав. Страница 21

Мое уважение к тройняшкам резко возросло. Видите ли, архимыши – двухметровые плотоядные зверюшки, любимое развлечение которых – садистски издеваться над тигропардами. Дюжину лет назад редкие смельчаки охотились на них исключительно ради густого и красивого меха да гарантированной дозы адреналина. А потом оргейлский вивисектор Павлофф открыл, что вытяжка из полового секрета взрослой архимыши обладает чудодейственным омолаживающим эффектом. Только вот добыть исходное сырье для «Павлоффки», как прозвали эликсир молодости, можно только прикончив окаянную тварь. Которая, само собой, добровольно подставлять горло под нож не желает. Так что опытного мышколова сейчас найти совсем не просто, а уж трое мышколовов, да к тому же мышкодавов и мышкодеров – это вообще уникум.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Мы с друзьями пока присядем вон за тот столик, а вы…

– Понял. Уже лечу!

Дядюшка, ловко лавируя между столами, стульями и телами героев разной степени трезвости, приблизился к Плато-Генетикам и что-то коротко бросил, кивнув в нашу сторону. Все трое синхронно кивнули и затопали к нам, разбрасывая как кегли тех, кто не успел вовремя убраться с дороги.

М-да, красотой братья не отличались. Даже если не брать в расчет многочисленные шрамы, было сильно похоже, что сразу после рождения тройняшек по очереди с размаху приложили лицом о стену. Кроме того, все трое были очень волосаты и еще более – немыты. Глори даже наморщила носик, но я предупреждающе покачал головой.

– Нам сказали, что у вас есть работа, – пробасил один из Плато-Генетиков.

– Точно. Прилично оплачиваемая работа для сильных и умелых людей.

– За это не беспокойся. Я – Плагго, а это Плугго и Плаггт…

Кто бы ни давал братьям имена, оригинальностью он не отличался.

– …но обычно нас называют Трое Из Леса, Не Считая Собаки.

– Очень приятно, – жизнерадостно прощебетала Глори прежде, чем я успел открыть рот. – А где ваша собака?

– Не «собака», а «Собака», – нахмурился Плагго (или Плаггт). – Собака в лесу охраняет дом, пока нас нет. Именно поэтому я и сказал «не считая». Уши прочисть, бестолочь! И рот не разевай, когда мужики говорят!

И вновь я не успел ничего сделать. Пощечина получилась звонкая.

– Это твоя? – три пары глаз под непролазной тайгой черных бровей уставились на меня.

– Э-э?..

– Девка твоя?

– Ну, вообще-то…

– Мы девок не бьем, так? Но она нас обидела, так? А если она – твоя, то тебя мы и побьем!

Восхищенный этим образчиком первобытной логики, я уже собирался восторженно подтвердить: «Так!» – но тут кулак Плагго (или Плугго) врезался мне в челюсть. Если бы я стоял, то ничего бы не случилось, но любой стул имеет подлую особенность падать, когда вы слишком отклоняетесь назад. Тройняшки заржали.

Я поднялся и вдарил в ответ. Плаггт (или Плагго) отлетел шагов на пять. Когда он пролетал мимо Бона, тот невзначай поставил ему подножку. Мышкодав всей своей тушей плюхнулся на колени Эльзивензийре. Та завизжала и, не разобравшись, метнула свой кубок в голову прославленного варвара. Варвар взревел, вскочил и дал в ухо одному из Братства Метателей Разящих Молний. Достойный магик растянулся на полу и, даже не встав на ноги, фуганул молнией «куда бог пошлет». Бог послал по самой вероятной траектории – в люстру под потолком. Люстра рухнула, придавив уже дошедшего до нужной боевой кондиции Дуболоба. Зал погрузился во мрак, звон, треск и мат.

Я так и не понял, как вырвался из таверны, раздавая направо и налево полновесные пинки, при этом стараясь не выронить зажатую подмышкой Глорианну. При этом девушка вырывалась и издавала кровожадные вопли. Слегка помятый Бон, катапультированный кем-то через пролом, возникший на месте окна, при виде нас вздохнул:

– Похоже, придется-таки отправляться втроем.

Немного подумав, он философски заключил:

– Зато деньги сэкономили.

Глава VIII

Немногочисленные и кривоватые, словно спроектированные нетрезвым архитектором, улочки. Ужасно занятые непонятно чем жители. Толстая бабка, торгующая у ворот подсолнухами. Зевающий стражник у входа в мэрию. Рядом – так же старательно зевающая пегая дворняжка.

Вдалеке – глыба серого и до безобразия угловатого замка, над главной башне которого даже не полощется – так, лениво покачивается в раскаленном воздухе знамя. Синее, с двумя серебряными игральными костями. А кроме того – застиранное, измятое и многократно чиненное. Прошу любить и жаловать: достославный град Геймс.

Предупреждая очередной ехидный вопрос Глорианны, я честно признался, что тут еще не бывал. Хотя, по-моему, подобные городишки все одинаковые: немноголюдные, самодостаточные и не слишком жалующие чужаков. Таких, как мы, например. С другой стороны, мы люди мирные, да и не надолго. Передохнем вот, поспим ночку на нормальной постели, и – айда дальше.

Мы медленно ехали по главной улице. Даже лениво труся, наши драконозавры поднимали клубы пыли. В очередной раз чихнув, я не выдержал и сплюнул в сердцах:

– Что же они тут, не могут дорогу вымостить?!

– А она, в смысле – мостовая-то, была, – лениво отозвался Бон, изящно промакивая лоб батистовым платочком с вышитым сердечком и фразой «Бону от Боннии». – От городских ворот до самого Геймс-Холла. И не какая-нибудь, а из дорогого желтого кирпича.

– Ну, и куда она делась? Ветром сдуло?

Парень зевнул:

– Не-а. Ее старый граф того… проиграл.

– Как это: «проиграл»? – не поняла Глори.

– Обыкновенно. В крак.

– Так-так, в крак, стало быть?

Я изо всех сил делал вид, что правитель, играющий в карты на мостовую своего города – вполне заурядная история. Хотя получалось с трудом. С другой стороны, Глорианна даже не пыталась притворяться.

– Чушь какая-то! – фыркнула она. – Сейчас он еще скажет, что играл этот граф с хримтурсом.

Бон тяжело вздохнул и вновь вытер пот со лба.

– Хорошо, если вы так настаиваете, не скажу. Хотя так оно и было.

Мы вытаращились на него и хором протянули:

– Чего-о-о?

Извиняюще пожав плечами, Бон направил Забияку к двухэтажному дому с вывеской «Приют счастливчика. Стол и постель».

– За обедом расскажу. Кстати, кормят тут вполне прилично.

– Ага, значит ты тут уже бывал, – утверждающе протянула девушка.

– Ну, можно сказать и так.

Игрок спешился и, захлестнув повод Забияки вокруг столба, направился в «Приют». На пороге он обернулся и нехотя бросил:

– Я здесь родился.

«Приют» оказался весьма милым местечком. Стойка из полированного дуба, крепкие столы и скамьи, чистая посуда, свежие опилки на полу. В просторном зале было не так уж много народа, большая часть которого увлеченно играла. В кости, карты, «пятачки» и еще в три-четыре не известных мне игры. Когда мы вошли внутрь, Бон уже беседовал со стоящей за стойкой дородной дамой.

– Ой, красавчик, я же тебе человеческим языком говорю: нет у меня мест. С харчами не обижу, и выпить найдется, а вот мест нету. Что-то много вас сегодня, приезжих.

– Ой, тетушка, – в тон ей ухмыльнулся Бон, – да разве ж я приезжий? Тутошний я, геймский, на хуторе у Одноногого Линка родился.

«Тетушка» тоже ухмыльнулась:

– Да ну? Врешь, поди? Тем более, что Линк лет пять как умер, вдова хутор продала – и концы и в воду… Что же мне с вами делать, землячок?..

Глори решительно направилась к стойке, на ходу развязывая мешочек с деньгами, но Бон, не оборачиваясь, погрозил ей пальцем.

– Как это «что», тетушка. Давай-ка сыграем, глядишь – и найдется комнатка, а то и две…

– Ишь ты! – всплеснула руками женщина. – Да ты скорее у меня выиграешь, чем я при такой-то теснотище две комнаты сыщу! Во что играть будем?

Бон задумался, потом решительно швырнул на стойку свою шапочку: