Женить нельзя помиловать - Шторм Вячеслав. Страница 28

— Да нет, ничего такого, — беспечно ответила Глори. — Сначала мы с Сэдом пообщались с человеком, которого не существует в природе, в доме, которого нет в природе. Потом разом исчерпали все возможности ясака КГБ, не получив для себя ничего. Далее Сэд изменил внешность и присвоил себе имя и титул райвэллского дворянина. В дальнейшем мы вдвоем полдня вдохновенно обманывали правителя Тилианы, дабы выманить у него бесценное сокровище. И, в завершение всего, вступили в преступный сговор с целью государственного переворота, подлога и похищения наследного принца. Я ничего не упустила, дорогой?

— Вроде бы нет, дорогая, — в тон ей ответствовал я, на всякий случай готовясь подхватить парня, буде тот начнет падать в обморок. — А впрочем, вы не упомянули о том, что я категорически отказался от баронского титула и подданства королевства Тилиана.

Это сообщение переполнило чашу. Бон все-таки упал. Правда, на постель, так что ловить его я не стал.

— Но почему? — послышался его слабый голос.

— Да как тебе сказать… Наверное, мне просто не нравится, когда меня обзывают лордом…

ГЛАВА IX,

Но шутки шутками, а положение вещей начало меня серьезно беспокоить. Если произошедшее в Кунгуре еще можно было списать на случайность (хотя какая там, во имя всего святого, случайность!), то тилианские события уже тянули на тенденцию. Получалось, что некий маг, — а появляющиеся и затем исчезающие люди и здания однозначно указывали на него — планомерно издевается над нашей четверкой без какой-либо цели. Точнее, цель, несомненно, была, просто мы ее упорно не понимали, и это также указывало на мага. Недаром популярная оргейлская поговорка гласила: «Если волшебник трижды чихнул, I то первый раз он сделал это, чтобы узнать, который час, второй — на всякий случай, и лишь третий — потому что в нос ему что-то попало».

Как оказалось, такие думы одолевали не только меня. На следующее утро Глори решительно достала из своей сумки хрустальный шар Элейн и водрузила на стол.

— Хочу спросить нашу подругу, не она ли это развлекается от нечего делать? — пояснила жена в ответ на мой вопросительный взгляд, возложила на шар обе ладони и закрыла глаза. Вновь открыв их через несколько минут, Глори отрицательно покачала головой:

— Сказала, что у нее и без нас забот невпроворот — они с папой срочно укрепляют Подмостки Бестелесного. Видать, обветшали…

— И всё? — Практически. Еще добавила, чтобы мы не маялись дурью и двигались немного шустрее, потому как время дорого. Кстати, я ее горячо поддерживаю.

— И все-таки, куда ты так торопишься? — поинтересовался Бон, вошедший в комнату и услышавший последнюю фразу Глори.

— На Кудыкину гору! — огрызнулась она.

— Так она же, если мне память не изменяет, на севере, в землях варваров, — ухмыльнулся парень. Но Глори тем утром явно была не в духе.

— Вот именно! Как только избавлю тебя от бешеного каштана, так сразу и побегу молиться у истукана Бой-Бабы!

— О чем? — Бон, в отличие от моей супруги пребывавший в отменном настроении, разумеется, заинтересовался. Именно этого она и ждала.

— Чтобы в задницах всех мужиков на свете завелось хоть капельку мозгов!

— Это еще зачем? — не выдержал и я. И тут же сам получил на орехи:

— А затем, милый, что теми, которые в голове, вы все равно не пользуетесь! Неужели из всей нашей четверки только меня заботит тот факт, что уже одиннадцать часов, а мы все еще не завтракали?!

— Между прочим, — с легкой обидой заявил Бон, — я как раз пришел сообщить, что завтрак ждет.

— Вот так бы сразу и сказал, а не лез с дурацкими вопросами!

— Я даже заказал тебе виноград. — Парень изо всех сил пытался вернуть капризуле хорошее расположение духа. — Без косточек.

Но нынче явно был не его день. Услышав о любимом лакомстве, которое раньше могла поглощать в любом количестве, Глори зажала рот ладонью и ощутимо позеленела.

— Ни за что! Жуйте его сами, а мне закажите салат из артишоков, заправленный оливковым маслом, и большую миску творога. И без соли, пожалуйста!

Это было последней каплей. Бон проворчал что-то — явно непечатное — и вышел вон.

— Что с тобой случилось? — Я мягко взял жену под локоть. — Ты же не выносишь ни артишоки, ни оливковое масло, ни творог.

— Теперь выношу! — мрачно отрезала она. — И вообще, в отличие от соли, которую вы поглощаете в жутких количествах, они очень полезны!

Я понял, что сейчас продолжать с ней беседу — себе дороже. Поэтому пожал плечами и отправился вниз. Заказывать артишоковый салат и творог.

Вот так мы покинули Флоридол, в прямом и переносном смысле несолоно хлебавши. Спасибо хоть, у каждого было при себе некоторое количество денег, на которые мы худо-бедно пополнили дорожные запасы. Жадина Римбольд, разумеется, поныл немного насчет бездумно растраченного ясака КГБ и робко предложил завернуть в недалекий Стоунхолд или, на худой конец, Гройдейл, но Глори взглянула на него так, что гном тут же заткнулся и безропотно сдал в общий котел всю наличность. Путешествие по предгорьям заняло восемь дней и, кроме ворчания Глори, привязывающейся к любой ерунде и с легкостью переплюнувшей даже ворчуна Римбольда, ничем особенно не запомнилось. Правда, еще Ветерок ухитрился так неудачно наскочить на острый обломок базальта, что разрезал кожу на лапе. Если взять в расчет, что из шкуры драконозавров изготавливают самые прочные неметаллические доспехи, то можно хотя бы отдаленно представить ее толщину, а также всю подростковую дурь Извергова сыночка. С другой стороны, нет худа без добра — теперь, по крайней мере, мне не приходилось вести малолетнего хулигана на коротком недоуздке, молясь про себя, чтобы он не сиганул куда-нибудь в пропасть.

Но вот мы поднялись в горы, строго по плану Перевалили через Становой Хребет и углубились в совершенно дикую и необжитую местность. Впереди были еще два-три дня пути и таинственное Ущелье Хрюкающей Погибели, а дальше — Дальне-Руссианский Предел. Так думали мы и не подозревали, что сначала нам придется столкнуться еще кое с чем. Точнее — кем. А еще точнее — с бабкой Штефой.

Как ни странно, первым ее заметил не я, возглавляющий нашу небольшую колонну, и даже не Бон, а сидящий у него за спиной Римбольд. И не просто заметил, а сморщил нос, будто нюхнул чего-то исключительно гадкого, фыркнул и отвернулся, что-то бормоча под нос.

— Что ты говоришь? — поинтересовалась едущая следом Глори.

— Лепрехуном воняет, — брезгливо пояснил Римбольд, как и любой другой гном никого так не ненавидящий, как своих дальних родственников, и махнул рукой куда-то вперед и влево.

Я пригляделся и обнаружил в тени под козырьком нависающей над дорогой скалы, редкостной величины вязанку хвороста, перетянутую просмоленной веревкой. «При чем тут лепрехуны?» — пронеслось в моей голове. Как бы отвечая моим мыслям, часть вязанки зашевелилась, и я понял, что рядом с хворостом сидит тот, кто его собрал. Бабка лепрехунша была маленькой — куда меньше нашего бородатого приятеля, отнюдь не считающегося среди своего народа здоровяком, — и сморщенной, как перележавший в кадушке с рассолом огурец. Одета она была в какую-то невообразимую рванину из тех, о которых говорят «на дыре дыра». Но главное — ее ноги. Они были обуты в грубые башмаки, и если левая просто поджата, то правая вывернута под таким углом, под которым нижние конечности не сгибаются ни у кого из известных мне разумных существ. Да и верхние тоже.

Несмотря на свое бедственное положение, бабка отнюдь не выглядела подавленной. Напротив, когда мы поравнялись с ней и остановились, она достала откуда-то из своего рванья излюбленную лепрехунами коротенькую трубочку, прикусила мундштук на удивление крупными крепкими зубами — Изверг что-то одобрительно проворчал — и поинтересовалась:

— Ну шо, так и будем стоять или кто-нибудь все же угостит стаг'ую женщину огоньком?