Забавы Пилата - Шубин Юрий Дмитриевич. Страница 12
– Это ваши магнитолы? – громко спросил оперативник.
Вопрос застал Сухарика врасплох. Что на это сказать? Может быть, ответить честно?
– Нет, – не стал кривить душой парень.
– А чьи? – начал злиться опер, считая, что задержанный заперся в несознанке и валяет ваньку.
– Не знаю, – пожал плечами Калякин. – Но точно не мои. А где вы их нашли?
Встречный вопрос еще больше разозлил опера. Он схватил задержанного за волосы и, с силой ткнув мордой в вещдоки, начал с наслаждением крутить ему руку.
– Вот тут мы их нашли, на этом месте! – со злостью приговаривал он. – Вспомнил, чьи они и откуда?
– Вспомнил, вспомнил! – завопил от боли Сухарик, пуская по столу слюни.
Для облегчения участи он решил во всем сознаться.
– Магнитолы того парня, который стоял за прилавком. Продавца. Но я его не знаю, вижу в первый раз!
Глаза опера наливались кровью, словно боевому быку медленно наматывали на рога красную тряпку, одновременно щелкая по носу.
– Ну ты и зараза! – прошипел он и, оторвав лицо Сухарика от стола, крепко ухватил за горло. – Да мы же видели, как ты их принес! Мы уже неделю пасем эту точку!
– Ну да, я принес, – захрипел задержанный и, исправляя неточность, пояснил: – А тот парень их у меня купил. Вы же не спрашивали меня, кто их принес, а спрашивали, чьи они! Раз он купил, значит, они его!..
Короткая затрещина остановила ход его логических рассуждений.
После короткого допроса и составления протокола Сухарику объявили о его задержании с поличным и для начала предъявили обвинение в сбыте краденого. В магазине начались обыск и допрос продавца, а Сашу вывели на улицу и засунули в потрепанный оперативный «жигуленок».
Зажатый с двух сторон задержавшими его оперативниками, Сухарик обреченно подумал: «Называется, денег заработал…»
Машина поехала. Саша нервничал, его одолевали нехорошие мысли, от которых на душе стало совсем тоскливо.
– Куда меня? – не выдержал он и спросил провожатых.
– Куда надо! – зло отозвался опер. – Раскудахтался!
– На курорт поедешь! – ухмыльнулся другой, с противным веснушчатым лицом. – Годика на два.
– Ясно, – вздохнул Сухарик и больше вопросов не задавал.
Фыркнув бензиновой гарью, оперативная развалюха притормозила у подъезда, возле которого просматривались люди в форме и милицейские машины. Сухарика повели внутрь, где его принял некий держиморда в сержантских погонах с дубинкой в руке.
– Куда его? – по-хозяйски спросил он оперов.
– Пусть в обезьяннике подождет, – распорядились они, поднимаясь по лестнице.
– Обыскивали? – уточнил сержант.
– Да, – крикнули со второго этажа. Держиморда обрадованно отпер калитку и, подгоняя арестанта резиновой елдой, загнал в клетку с какими-то оборванцами. Неприятная компания, но спорить с ним Саша благоразумно не стал.
В клетке было темно и воняло, как на вокзале. Бомжеватый мужик как-то странно посматривал на Сухарика и чесал растопыренными пальцами немытую шевелюру. Две поддатые девки сидели на лавке перед клеткой и нахально разглядывали Сухарика, время от времени неприлично хихикая.
– Что веселитесь! – почти по-доброму прикрикнул на них держиморда. – Одно место зачесалось?
Нахальные девки сначала притихли, а потом заржали еще громче – видно, в этих местах они не впервой.
– Смотрите у меня! – прикрикнул сержант.
– Покажи – посмотрим! – противным визгливым голосом отозвалась тощая шалава, вызвав в помещении дежурной части всеобщий смех.
Только Сухарик не смеялся. Он сидел, повесив голову, и размышлял о том, что его ждет.
Вспомнили о нем только через два часа. Арестанта завели в комнату для допросов, где у окна курил давешний «злой опер». Сашу он встретил стандартной фразой:
– Проходи, садись.
У стола имелось два стула. Сухарик выбрал помягче.
– Ты куда? – окликнул его опер. – Это мой стул. Тебе на другой.
Вытянутый палец ткнул в привернутую к полу табуретку. Саша сел, а опер продолжал курить и молчать.
«На психику давит, – догадался задержанный. – Что я, фильмов не смотрел?»
Минут через пять опер ожил и заговорил. Для начала он еще раз уточнил фамилию, имя, отчество Сухарика и записал ответы в протокол допроса.
– Ну что – попался, дружок? – ухмыльнулся он, закончив формальности.
– Да уж точно, – согласился Саша. – Ни за что влип, дальше некуда. По самые помидоры…
– Все вы ни за что, – понимающе хмыкнул опер и жахнул прямой наводкой: – Мы продавца допросили. Он на тебя показал. Так что колись, если не хочешь, чтобы все автокражи в районе на тебя повесили.
– Чего он там мог на меня показать? – с возрастающим возмущением спросил Сухарик.
– Да сдал он тебя, не ясно, что ли! – вскричал опер, подлавливая задержанного на примитивный крючок. – Сдал с потрохами! Говорит, ты их магазин ворованными запчастями снабжал. Один машины грабил или с помощниками?
– Да ничего я не грабил! – возмутился Саша. – Никого не снабжал! Чего вы на меня вешаете! Давайте мне адвоката и прокурора!
– Будет тебе и тот, и другой, – противно усмехнулся опер, намекая на что-то нехорошее. – Хочешь, я тебе помогу?
Сухарик заинтересованно поднял глаза.
– Материально?
– Давай оформим явку с повинной, – посоветовал опер. – Суд это учтет и даст меньше меньшего. На тебе бумагу, и пиши: какие и где машины вскрывал, что в магазин приносил, как с тобой расплачивались… Если забыл, я подскажу.
– Да вы что, издеваетесь, что ли? – не понял жеста помощи Саша. – Ничего я не приносил и не вскрывал!
– Тогда откуда у тебя три краденые магнитолы?! – вдруг заорал милицейский опер и с силой хлопнул ладонью по столу. Получилось громко. – Хватит из нас идиотов делать! А то загремишь на всю катушку!
– Алкаш подошел у магазина и за бутылку музыку продал, – на ходу сочинил Сухарик. – А я хотел навариться на них. Чего такого-то? Сам не такой? За спекуляцию теперь не сажают.
– Ну, как хочешь, – безразлично махнул рукой опер. – Не желаешь по-хорошему – сиди, как положено. Там тебя и в жопу трахнут, и многому другому научат… Степаныч! Забирай задержанного. Пусть в изоляторе дня три попарится, может, ума наберется.
Сухарика увели. Держиморда еще раз обшмонал его, забрал брючный ремень, шнурки и, проведя по узкому коридору, с силой втолкнул в камеру.
Здравствуй, новая, неведомая жизнь.
В изоляторе временного содержания было сумеречно и неприятно. Маленькое оконце, закрытое стальным бутербродом из сетки, решетки и внешнего «намордника», никак не могло наполнить светом десять квадратных метров «жилой» площади. Оказавшийся тут впервые, Сухарик чувствовал исходящую от холодных стен угрозу и смертельную безысходность. Помня обещания мента, он приготовился к худшему, решив до последнего защищать свои человеческие честь и достоинство, сконцентрировавшиеся почему-то в таком неподходящем для этого месте.
Карася Саша не выдал ни при задержании, ни при последующих допросах. Этой линии решил придерживаться и дальше, даже если начнут «прессовать»: сдавать друзей Сухарик не привык с детства.
Имевшиеся в камере шконки занимали несколько человек: хулиганского вида долговязый молодой парень, ожидавший наказания за «бакланку» [2] ; худощавый мужик средних лет, севший за мелкую кражу, крепкий работяга-экскаваторщик, по пьяни избивший соседа и осваивающий теперь новое место жительства. Плацкартных мест на всех не хватало, поэтому работяга сидел прямо на полу.
Переминаясь на пороге, Сухарик осторожно поздоровался.
– Здорово! – подал голос долговязый парень, которого Саша сразу же окрестил Хулиганом.
Наглость была написана на его лице крупными буквами и, как запах дешевого одеколона или дерьма, распространялась далеко вокруг. Он старался казаться главным и устанавливать в камере свои порядки.
2
Хулиганство (жарг.)