Крылья Урагана - Банч Кристофер. Страница 27

– У этого мошенника, должно быть, соловьиный язык. Просто соловьиный.

– «Можно с определенной долей уверенности утверждать, – читал Гэредис, – что драконье яйцо, достигающее в длину двух футов, высиживается в гнезде примерно четыре месяца, пока из него не вылупится птенец. В течение приблизительно одного года за детенышем тщательно ухаживают оба родителя, до тех пор пока он не будет готов покинуть гнездо. В это время у него только два врага: погода и человек. Судя по всему, драконы год за годом возвращаются в одно и то же гнездо, заново обустраивая его каждый раз перед тем, как самка откладывает новое яйцо».

Он закрыл книгу.

– Хватит зевать, Мария, или вы хотите дать мне понять, что настало время сделать перерыв? Марш отсюда все, подышите дождиком и проснитесь.

Курсанты гурьбой высыпали из класса и побежали к выходу, глядя на дождь, почти такой же серый, как камень и плещущееся у подножия скал море, уходящее вдаль. До чего же я рада, что в такую слякоть могу сколько угодно оставаться под крышей, – сказала Сэслик. – Взгляни! Вон туда, на море. Того рыбака застигло непогодой.

Взгляд Минты Гарт был прикован к болтающейся на волнах рыбачьей посудине.

– Временами я жалею, что... – у нее сорвался голос.

– Что ты не там и что это не тебя мотает по волнам? – предположил Хэл.

– Вот именно.

– Да и черт с ним, – сказал Фаррен. – Старик Гэрри – прости, Рэй – только и знает, что талдычить о драконьих яйцах. Нет чтобы рассказать о том, как они трахаются, тогда, может быть, меня не так сильно клонило бы в сон. Представляете, я как-то раз чистил своего, так у него вдруг хрен взял и высунулся, как у пса. Громадный, как столб! Ну я и дунул от него прочь: испугался, а вдруг ему любви захотелось! Рядом с таким любой человек себя младенцем почувствует, даже я, величайший из любовников. Да меня это на целую неделю вышибло, пусть даже здесь и нет кого-нибудь, кто питал бы ко мне романтические чувства.

А подумав еще, подытожил:

– Жаль, что здесь таких не наблюдается, так что, чувствую, придется мне перейти на новый сорт мыла.

Хэл печально сидел в стойле, глядя на дракона, которого все меньше и меньше считал своим. Если дело и дальше пойдет так же, то следующим принадлежащим ему животным станет еще одна лошадь в постылой коннице.

Вообще-то ему полагалось быть в своем бараке, но комендантский час, как и большая часть всех обычаев, введенных Персом Спенсом, не соблюдался, к несказанной досаде сержанта Пэтриса.

– Все эти мужчины и женщины вполне взрослые люди. Если кто-то считает по-другому, нам же хуже, поскольку мы собираемся доверить им разведку для целой армии, – невозмутимо говорил сержанту Гэредис. – Поэтому давайте будем и обращаться с ними соответствующим образом, пока они не дадут нам оснований думать о них иначе. В таком случае лучшим выходом, пожалуй, будет просто вернуть их в их бывшие части.

Запертый в загоне дракон уставился на Хэла, удивляясь, что это тот делает здесь так поздно ночью, но в конце концов желтые глаза сомкнулись, и великан мерно задышал.

Хэл на самом деле даже не видел дракона, мучительно думая о том, что же такое он делал – не мог не делать – неправильно и почему у него ничего не идет на лад.

Почти половина из тех, кого не отчислили, уже летала самостоятельно, значительно продвинувшись на пути к выпуску, тогда как Кэйлис до сих пор топтался на месте, как последний болван, не понимая, что ему делать.

Он вздрогнул, услышав скрип открывшейся двери, и увидел, как внутрь проскользнула Сэслик, тихонько закрыв дверь за собой.

– Что?..

Она подошла к нему.

– Мне не спалось, и я пошла к твоему домику. Фаррен сказал, что ты куда-то ушел, наверное, чтобы принести себя в жертву драконьему богу. Я так и подумала, что ты здесь.

– И что бы мы все делали без Фаррена? – отозвался Хэл. – Садись рядышком, будем дуться вместе.

Сэслик не стала садиться.

– Прекрати терзаться, Хэл. Ты напрягаешься, становишься дерганым, потом еще больше напрягаешься. Как котенок, ловящий собственный хвост.

Да знаю я, – сказал Кэйлис. – Но знать и быть способным с этим справиться – большая разница. Дьявол, какой же я болван. Наверное, я заслуживаю, чтобы меня отправили назад, охотиться за бандитами.

Сэслик встала у него за спиной, принялась растирать ему плечи.

– У тебя все мышцы словно каменные, – заметила она тихо.

– А помнишь, – спросила она, помолчав, – как Пэтрис тогда ночью застал нас, когда мы сидели вместе?

– Помню.

– У меня сложилось такое впечатление, что ты совсем уже решился поцеловать меня, когда появился этот стервец.

– Именно это я и собирался сделать.

– Ну и?

Хэл поднялся, развернулся – и она каким-то образом очутилась у него в объятиях. Она оказалась маленькой, легкой и совершенно восхитительной. Он поцеловал ее – и это было еще лучше, чем обниматься. Она ответила на его поцелуй, и он ощутил у себя во рту ее язычок, подумав, что, пожалуй, не может вспомнить, когда ему последний раз было так хорошо.

Потом – Хэл не помнил как – они очутились в кормушке с сеном, лежа вплотную друг к другу. Ее китель был расстегнут, и он целовал крошечные бутончики ее сосков, а она запустила руки в его волосы и легонько трепала их.

Потом слегка отстранилась от него и проговорила, тяжело дыша:

– Знаешь, а ты мог бы повести себя чуть более по-джентльменски. Снять свои штаны и китель и подстелить их под меня. Солома, знаешь ли, не самая приятная штука для нежной девичьей попки.

Они занимались любовью всю ночь, пока барабаны не забили побудку.

– Хэл, чтоб тебе! Еще не надоело пытаться оторвать несчастному дракону голову? – рявкнул Рэй. – Полегче! Почувствуй же это, наконец!

Хэл сжал зубы и снова ощутил, как окаменели все мышцы. Потом его тело вспомнило прикосновения нежных пальцев Сэслик, и в тот же миг все встало на свои места. Он превратился в единое целое с драконом, на котором сидел, и гигант отозвался, послушно заложив левый вираж, сложив крыло и возвратившись на свой маршрут.

– А теперь поворот направо, – сказал Рэй с внезапно прозвучавшим в голосе волнением.

И снова дракон сделал вираж, и на этот раз Хэл дал ему команду плавно спикировать к лагерю – серому пятну на сером фоне.

Он не ощущал ни холодного ветра, дующего с моря, ни капель дождя, начавшего моросить, когда он послал дракона в вираж.

У него получилось, и он сам понимал это, дивясь собственной неуклюжести всего несколько минут назад. Ему в голову пришло сравнение с бабочкой, неловко выбирающейся из тесного кокона и через мгновение уже порхающей в летнем воздухе.

Он оглянулся через плечо и увидел, как Рэй подмигнул ему.

– Вот видишь, как это легко? – сказал Гэредис-младший.

И это действительно было легко.

«Пожалуй, на свете никогда не было другого существа, столь же великолепно приспособленного к бою, как дракон, – читал Гэредис, – от его раздвоенных рогов до грозных клыков. В бою за территорию или самку драконы также пускают в ход шипы на шее, раня ими своего противника. Четыре лапы с тремя когтями каждая так же хорошо приспособлены для того, чтобы рвать. Подвижный и гибкий хвост тоже используется для того, чтобы хлестать врага, и его с полным правом можно назвать самым грозным драконьим оружием. Когти на крыльях применяются не только для того, чтобы колоть жертву, но и чтобы отрывать крылья, поскольку именно крылья являются наиболее нежной и уязвимой частью тела, начиная от переднего, ребристого края».

Затем он слегка сменил тему.

– Драконы обладают поразительными способностями к выздоровлению и даже регенерации, хотя дракон, потерявший крыло или конечность целиком, обречен на гибель. Интересно заметить, что эти существа не только ведут бои всерьез, но, насколько я наблюдал, играют, хотя, судя по всему, такая игра может с легкостью перейти в настоящую битву, которая зачастую заканчивается только со смертью одного из ее участников.